Истина в сумраке. Отражения зеркал. Том 2. Книга 4

– Стойте, стойте, я что-то не понимаю, как вам звонить? – спросила его Эля.

– Сначала набираете вот этот семизначный номер, – ответил Рус, немного сконфузясь, – потом услышите гудок, нажмете решетку и наберете еще десять цифр моего виртуального номера, потом подождете двадцать секунд – и я вам отвечу.

Эля молчала.

– Давайте лучше вы сами позвоните мне сегодня через час, – предложила она.

– Да, так будет лучше, – согласился Рус, покраснев до корней волос. – Я могу идти? – спросил он, стараясь не смотреть ей в глаза.

– Да, да, конечно, всего доброго, – ответила Эля, приступив к своим обязанностям.

У Руса было чувство, что об него просто вытерли ноги, унизив максимально, все в этом здании старались показать свою какую-то псевдозначимость, власть, с какой только целью? Это Русу было непонятно. «Может быть, им так просто жить легче? – думал он, спускаясь по лестнице на первый этаж, – или они играют по установленным правилам начальства, чтобы вписываться в общий круг поведения?» Хотя, скорее всего, у всех этих людей просто были какие-то психологические проблемы и им надо лечиться, или Русу надо было просто бежать отсюда. Но бежать он не мог, потому что он должен был закончить свою магистратуру, поставив – как он уже решил – в своей учебе жирную точку.

Глава третья. Студентка

На следующий день Рус все же решил принять обстоятельства такими, какими их ему продиктовала жизнь. Рус никогда не думал о преподавательской работе в ВУЗе, да у него и в будущих планах такого не было, а была только необходимость, связанная с правилами универа, которая привела его к изменению действительности. «Что ж, – подумал Рус, – видимо, необходимость и является тем самым движителем моей формулы успеха, которую я создал в прошлом, в ней как раз и не хватало чего-то подобного. Все мои попытки изменить судьбу так, как бы мне хотелось, ни к чему не привели, следовательно, надо попробовать принять их и пойти новым путем, диктуемым необходимостью». Рус не готовился к преподаванию, поэтому ему было нечего собирать с собой, кроме кодексов, которые у него всегда были в портфеле. Других каких-то специальных планов лекций, либо составленных им записей, у него не было, но зато у него было знание проблем в области лицензирования, он знал, что будет говорить и как. «Правит балом тот, кто говорит без бумажки», – подумал Рус, закрывая портфель. И тут Рус посмотрел на икону Божьей Матери, и в его голове появилась мысль, которая все расставила на свои места: «Дева Мария дает нам испытания, чтобы мы стали сильнее, милосердие, чтобы мы смогли их пройти, и надежду, чтобы потом начать снова жить». Он даже не задумывался над их появлением. «Быть может, эти слова пришли ко мне через подсознание?» – подумал Рус, присев на диван. Он закрыл глаза, стараясь ни о чем не думать. Просидев какое-то непродолжительное время, он произнес: «Все будет хорошо, надо только в это верить, верить! Верить и рамсить! Ибо нет предела жесткости рамса!» Рус вскочил с дивана, одел свой костюм, в котором ходил в суд, и вышел из дома. Он сел в свою «новую» машину – пятилетнюю девятку, купленную у Игната, повернул ключ зажигания. «Слава Богу, завелась», – подумал Рус, услышав работу мотора, выехал из двора на Малодетскосельский проспект, развернулся и поехал к Московскому проспекту. Московский был свободен: пробок еще не было. По опыту Рус уже знал, что пробки начинались где-то после четырнадцати часов. Видимо, много в Питере таких людей, кто мог себе позволить свалить с работы после обеда и ехать по своим делам. Он же только ехал на работу, видимо, такие люди тоже начинали появляться. «Значит, пробки из-за того, что одни едут с работы, а другие на работу», – сделал Рус очередной вывод.

«Мои рассуждения как кривое зеркало, в котором я вижу полный бардак, отражающий нашу жизнь, – думал он за рулем. – Весь этот сумбур – ни что иное, как производная нашей жизненной суеты, которая, в свою очередь, производная наших проблем, которые мы пытаемся решить, несясь впереди паровоза, боясь остановиться, чтобы отдышаться и, быть может, сменить направление. А мы нет, мы несемся вперед, боясь, что не успеем, опоздаем, а ведь все это знак, знак свыше о том, что останавливаться уже поздно».

Рус повернул на Фонтанку, проехал по ней до Невского, повернул налево, выехал на Невский проспект и поехал в сторону Васильевского острова, где располагался его институт.

– Все, решено! – сказал себе Рус. – Назад дороги нет!

Дальше он ехал молча, внимательно следя за дорогой. Вдруг его подрезала какая-то светло-синяя машина.

– Эй! Ты что делаешь?! – крикнул он ей вслед. Да толку-то? Машина умчалась вперед по Большому проспекту, скрывшись из виду.

– Вот, тоже мне, умник, – сказал Рус, посмотрев в зеркало заднего вида и в боковое правое, чтобы перестроиться в правый ряд, – куда спешит? Так ведь можно и в аварию попасть.

Рус взглянул на часы в мобильнике и тоже поддал газу.

– Черт побери, я же на лекцию свою опоздал!

Он и сам втопил так, что подрезал пару машин, чтобы успеть проскочить на мигающий зеленый, что ему удалось сделать под громкие сигналы подрезанных им машин, уже остановившихся на светофоре. Рус повернул направо, проехал еще пару кварталов, повернул налево, остановился, припарковал машину и выскочил из нее как ошпаренный. Он пробежал мимо тусующихся и курящих у входа в институт студентов, которые нехотя посторонились.

– Добрый день, – сказал Рус охраннику, проходя к лестнице.

– А, это вы? – удивился охранник.

«Вот, блин, – подумал Рус, – сейчас начнет меня опрашивать да допрашивать, и я совсем опоздаю».

– А вы к кому? – спросил охранник.

– К себе я, – ответил Рус, побежав вверх по лестнице.

– Стой! Куда?! – закричал охранник, кинувшись за ним следом. Рус влетел на второй этаж и кинулся направо по коридору к тридцать второй аудитории. Он уже почти добежал до нее, как почувствовал на спине сильные руки охранника.

– Стоять! Не рыпаться! – строго сказал он и, взяв Руса за шиворот, потащил к выходу.

– Да что вы делаете?! – стал возмущаться Рус. – Я на лекцию опаздываю.

– Ничего, все опаздывают, – спокойно ответил охранник, – но порядок для всех один. Сначала пропуск, потом лекция.

– Да вы не понимаете, я новый преподаватель, а вы меня как преступника тащите, отпустите! – потребовал Рус.

– Разберемся, ты иди да помалкивай.

– Вот ведь система, твою мать, – сказал Рус, – ни на улице, ни в суде, ни на дороге, ну нигде нету никакого уважения к человеку! Кругом все друг друга чморят, пытаясь обмануть первыми, считая, что так и должно быть. Да не должно такого быть! – сказал Рус, повысив тон, и резким выпадом нырнул под руку охранника, вывернув ему руку за спину.

– Что ты делаешь, щенок?! – вскрикнул охранник.

– А ничего. Вы это кому? – удивился Рус, посмотрев по сторонам.

– Тебе, щенок!

– А тут нет щенка, – ответил Рус.

– Ты мне поговори, поговори, вот я тебе задам, когда вырвусь.

– А, вот вы, значит, как, угрожаете мне? – строго спросил Рус[7 - Герой романов «Билет в одну сторону» и «Истина в сумраке. Знаки» том 1, на сайте автора лимаренко.рф.], взяв его за шиворот и посмотрев в глаза охраннику взглядом Седого – полным адского холода, в котором Рус жил последние годы изо дня в день, – и намерения охранника сразу же изменились, потому что он почувствовал скрытую силу Руса, силу его воли решать, о которой Рус пока и не догадывался.

– Да ладно, ладно вам, – пробормотал охранник, – ну отпустите меня, отпустите, я переусердствовал. Идите, идите, куда шли, и все.

– Точно все!? – спросил Рус, все еще держа его за руку.

– Да, точно, точно, я обещаю.

– Ну, ладно, – согласился Рус, отпустив его руку. Охранник потер ноющее плечо.

– Да уж, не ожидал, что какой-то пацан…

Рус посмотрел снова в его сторону и жестко произнес:

– Вы, товарищ, жертва социализма, признающая силу и власть, а не доброту и уважение к ближним, а потому глупо рассчитывать на понимание вами простых слов. Такие, как вы, признают силу, как породистые бойцовские псы, признающие своего жестокого хозяина.

– Ну, чего смотрите? Не ожидал я, что так вот вы сможете, – ответил охранник жалобным голосом.

– Ладно, простите меня, – неожиданно сказал Рус, – я был неправ, мне стыдно.

От этих слов охранник онемел.

– Не понял, – ответил он.

– Вот поэтому-то я никогда и не дрался в школе, – ответил ему Рус, – чтобы потом не испытывать стыда и угрызений совести от дачи сдачи. Подраться легко, а вот остаться собой, чтоб жить, не отводя глаз от стыда, всегда трудно. Мне проще простить.

– Простить?! – удивился охранник, потирая руку. – А я никогда никого не прощал, – ответил он растерянно.

– У каждого свой путь, – сказал Рус, поднимаясь по лестнице на второй этаж. – И насколько он правильный, мы сможем узнать лишь тогда, когда придет время собирать камни.