Сотворение Волжской России. 4 книги

– А ведь попрём.

– Не знаю, не знаю. Всё же у нас есть печальный опыт издевательства над природой, которого эти поколения ещё не знают.

– А история учит тому, что она ничему не учит.

– Ладно, поживем – увидим. Теперь «к нашим баранам», кажется, пора поворачивать на запад.

– Да, только придётся пробираться через кустарник.

– Вот я и поеду впереди.

– Лады.

Через сорок минут, плутая между зарослями и подминая мелкие кусты, они выбрались на расширяющуюся к западу поляну и, проехав по ней ещё метров двести, свернули чуть направо, объехав лес. Тут крестьяне далеко впереди увидели дым костра Зерновых. Там радостно встретили завершение автопробега своего отца и соседа. Смеркалось.

Барков согласился поужинать вместе с Зерновыми, а за ужином выяснились планы на завтра. Ефимыч предложил Зернову вместе с ним съездить отоварить его накладные, а заодно попробовать достать хоть какие-то стройматериалы, и, главное, нужны гвозди.

Шура, которая уже знала историю о том, как Барковы попали в город, спросила:

– Так у вас же ничего нет? Мы-то хоть из дому то да сё принесли. Саша, вы завтра дома заберите всю посуду и поделимся.

– Да у нас уже есть миски там, сковородка, кастрюля. Чего же беспокоиться? – возразил Барков.

– Вы своей жене расскажите, что отказываетесь, она вам задаст, Константин Ефимович. Так что без разговоров. Чем можем – поможем.

Барков вернулся уже, когда стемнело, рассказал своим об ужине у Зерновых, и с тем уставшая крестьянская семья легла спать в шалаше на постели из подсохшей травы, которую нарвала Зоя Максимовна.

Завтра на рассвете начнется их тяжёлый и большой трудовой день.

Ещё два дня назад на них давила безысходность, потом забрезжила маленькая надежда, и вот они снова на своей земле. И счастливые засыпали без ванной и тёплого туалета, без телевизора и телефона. Счастливые, потому что на своей земле, и с надеждой, что отсутствие комфорта временное. Оно компенсировалось здоровым дыханием природы – они были НА ЗЕМЛЕ.

ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ, вторник 19.04.1224 г.

Александр Беркетович Гринёв проснулся рано. Последние дни, начиная с той вообще бессонной ночи с 15 октября 1999-го на 16 апреля 1224-го, он работал с огромным напряжением.

С трудом засыпал заполночь и просыпался на рассвете, как от толчка, вскакивал с ощущением опасности и, уже умываясь и одеваясь, продолжал анализировать прошедшее и прогнозировать события наступающего дня, недели, месяца. Сегодня в его службе должны были приступить к работе еще шесть человек новеньких. С ними вместе его аппарат уже составлял 187 человек. После того, как у него под началом было только три штатных сотрудника и 22 внештатных агента, такое резкое увеличение штатов требовало быстрого слаживания новой структуры Службы Безопасности.

Большую часть своего времени Гринёв занимался созданием внешней разведки, он разбил эту службу на четыре отдела – западный, южный, восточный и северный и уже привлёк к работе всех запасников и отставников разведки, контрразведки, пограничников – пенсионеров, уволенных из ФСБ, ФПС, ГРУ… и даже ещё из КГБ.

Начальники направлений комплектовали посольства и разведку при них.

Пока было решено готовить четыре посольско-разведывательные группы, в Киев и Рязань – как самые близкие русские княжества – Волжскую Булгарию и сильное владимирское княжество; и две чисто разведывательные группы – в Тамань и в Среднюю Азию – вотчину Чингисхана. Естественно, что разведкой комплектовались и все экспедиции. Все группы были переведены на казарменное положение и интенсивно изучали всю имеющуюся в городе научную историческую литературу, занимались физподготовкой, в основном фехтованием, которые им преподавали шестеро спортсменов-любителей, среди которых четверо уже давно оставили этот экзотический спорт, но с чего-то надо было начинать. Для организации отдела информации Гринёв включил в штат четырех библиотекарей с основных библиотек города. Самое трудное было с изучением языков. Если со славянским языком русичей ещё было, куда ни шло, тут Лайсман был как рыба в воде, и западное направление стонало от интенсивной работы, то с тюркскими языками проблема была ужасная – никаких исторических манускриптов, ни одного специалиста даже по современным языкам, не то, что по средневековым. Тем не менее, Гринёв привлек к работе, четверых коммерсантов-азербайджанцев, двое из которых были горожанами, а двое гражданами более не существующей на этой земле Азербайджанской республики.

Вчера, уже поздно вечером просматривая сводку агентурной информации, он наткнулся на сведение о том, что на застрявшей возле половцев барже какая-то студентка Кошкина изучает с какой-то половчанкой их язык. «Не родственница ли казака Кошкина?», – подумал Гринёв и тут же кинулся к телефонному справочнику. Г. П. Кошкин был известной фигурой в городе, один из создателей городской организации казаков. Трубку взяла Клавдия Андреевна. Гринёв представился и попросил к телефону Григория Петровича, однако того не было дома, так как он уехал организовывать казачьи хутора. Тогда спросил, не родственница ли им Кошкина, которая на барже, и через десять минут ему с трудом удалось остановить словоохотливую казачку и положить трубку, вежливо прервав разговор – он знал о Кошкиной Любови Армаисовне более чем достаточно.

Потом, уже связавшись с Кузнецовым, которому подчинялся смешанный авиационный полк, договорился о посылке на рассвете к барже вертолёта за двумя женщинами. Затем, съездив в порт, связался с капитаном Кадыровым и поручил ему срочно отправить обеих женщин – и половчанку, и Кошкину – в город. Если будут проблемы с половчанкой, то подключить к её решению Кэчтэна, передав ему привет от него. Тот должен был вместе с Кэчушем уже перегнать свой табун из сотни лошадей и стадо из 200 баранов к родному стану. Они тепло попрощались ещё накануне утром.

И вот сегодня, умывшись, Гринёв первым делом позвонил на аэродром и узнал, что вертолет 10 минут как вылетел. Тогда он позвонил в гостиницу и приказал дежурному по тревоге поднять начальника южного направления и отправить его на аэродром за двумя женщинами – Кошкиной Любой и половчанкой Арваной, которые должны прилететь вертолётом, и сразу их к нему в гостиницу.

Вышла потягиваясь жена, глянула на одевшегося мужа:

– Уже побежал?

– Да, тоже давай, академик.

Ирина Яновна училась на одном курсе с Гриневым в МГУ. На одной из студенческих пирушек в начале пятого курса математик Гринёв и познакомился с филологом Ириной Буявичус. Сокурсники удивлялись вспыхнувшей между ними горячей и страстной любви и предрекали ей скорое остывание – слишком разные они были – горячий, чернявый, быстрый сын цыгана и терской казачки Александр был полной противоположностью медлительной и холодноватой блондинке из Литвы Ирине. Их внутреннее различие было куда глубже и прямо противоположно внешнему. Ирина любила Сашу безрассудно, она всю жизнь следовала за ним, как кролик за удавом, готовая ждать его возвращения из бесконечных командировок недели и месяцы. Дольше всего Ирина ждала его из командировки в Афганистан – 1,5 года, получая от мужа редкие и скупые письма. Можно только удивляться, как она, при такой самоотдаче в любви, смогла окончить аспирантуру и защитить кандидатскую диссертацию, что-то там о влиянии на историческое развитие итальянского языка языков других народов.

Александр никогда ничего не любил более, чем математику, её логику, и философию неотвратимости последствий событий, заложенных в строгую математическую формулу. Он и согласился после пятого курса идти в школу КГБ потому, что надеялся приложить свои силы именно для прогнозирования различных жизненных ситуаций, изучать это прогнозирование. А Ирина… Женщины вообще-то интересовали его опять же, как объекты исследований их ситуативных реакций и прогноза их действий, все и всегда, но тут получилось иначе. Она понравилась ему, но он действительно как-то быстро остыл. Друзья оказались правы, через месяц она его уже не волновала, как нераскрытая книга с интригующей обложкой: он её быстро прочитал. Однако у него не было никакой охоты искать другую подругу. Более того, в привычных ситуациях с девушками, когда вроде бы всё располагало к флирту, он только отделывался легкими шутками и всё. У него была ОНА и ему никакая другая была больше не нужна почему-то. Конечно, ему льстило, что возле него, прижимаясь к его плечу, стоит, идёт или сидит красивая светловолосая девушка, но главное, он почувствовал эту её безрассудную любовь и не мог предать. Ирина, таскаясь за мужем по стране, то бросала работу по специальности, то опять возвращалась к ней. Гринёв, правду сказать, не особенно понимал и уважал её кандидатскую. Защитилась и молодец, и ладно – много вас таких кандидатов и докторов, изучающих сгибы ножки паука при пережёвывании мухи. Он считал это блажью, бесполезной тратой времени и государственных средств. Сам же он за свой профессионализм пользовался всё большим уважением в службе и с 1994 года, получив звание подполковника, был переведен в Москву в аналитический отдел по терроризму начальником отдела. Всё шло хорошо до декабря 1994 года, когда он выдал отрицательный результат на ввод войск в Чечню. Его уже тогда чуть не отстранили, но его прогнозы на 95—96 годы оправдались, оправдались бы и дальше, если бы Лебедь не вывел оттуда войска, создав тем самым совершенно новую ситуацию.

Последней каплей его самостоятельного и независимого цыганско-казачьего характера, переполнившей чашу терпения начальства, был отрицательный прогноз на повторное избрание Ельцина и предложения по изменению ситуации путем изменения команды президента, в первую очередь отстранения от участия в ельцинской избирательной компании Коржакова. Заодно и изменения приватизационного зуда правительства, спасение ещё не разгромленных предприятий и предложение по объединению с Лебедем во втором туре. Сам прогноз явно не добавил бы ему лавров, но уж никак не навлёк бы такой грозы. Знавший его блестящий профессионализм, начальник аналитической службы не дал бы в обиду, скрыл бы своего лучшего сотрудника, но Гринёв сам себе навредил. Ему надоело работать «в стол», практически ничего не меняя. Он подстроил появление копии своего секретного доклада на столе у Ельцина, тот почитал и передал Чубайсу, и всё, на его карьере на следующий день был поставлен крест. Коржаков настаивал, чтобы его вообще уволили, но, соврав Коржакову о выполнении, начальник службы отправил его в Волжский. Коржакова президент все же отставил, но Гринёв так и остался здесь, в этом городе. Опасаясь мести Коржакова, начальник аналитической службы берёг его и не пускал пока в Москву, но сам не раз нелегально приезжал к нему, чтобы использовать в качестве консультанта по тому или иному комплексу информации. Так что никто в городе, даже его жена, не подозревали, что во главе их горотдельчика стоит одна из светлейших голов среди порядочной, помнящей о личной чести, блестяще образованной части офицеров Российской службы безопасности.

Хотя Ярославцев, видимо, уже интуитивно об этом догадывался и потому всецело доверял Александру Беркетовичу.

– Ты, Иришка, тоже не задерживайся, – обратился Гринёв к жене, когда та поправляла ему галстук и воротник рубашки под пиджаком.

– Не боись, буду вовремя, мужа не подведу. Сейчас дочку разбужу, провожу на завтрак и приду, – и вдруг прижалась к нему, – бедный мой начальник, аж глаза ввалились, жене некогда о тебе побеспокоиться, а на секретаршу ты, наверное, не производишь впечатления, – улыбнулась она, заглядывая в его карие глаза.

– Главное на тебя производить впечатление, – поддержал, улыбаясь, шутку Александр и погладил её по левей щеке и уху.

– Ладно, – отстранилась Ирина и хлопнула его ладошкой по груди, – Катись давай, соблазнитель, а то опять без завтрака останешься.

– Ну, пока, – Гринёв спустился во двор, вышел на улицу и быстрым шагом пошёл к ресторану гостиницы, который стал теперь местом питания для его штаба и всей службы, кроме офицеров, прикомандированных к полкам, и разбросанной по городу агентуры. Здесь же питалась Ирина, которая возглавляла сейчас языковой сектор. Ему ещё в субботу пришлось лично убеждать Президента только-только созданной Академии наук Волжской России передать Ирину в его службу. Сошлась они на том, что та не меньше двух часов в день будет отдавать работе в АН комитету внешних связей. На что Гринёв наспех согласился без особого удовольствия, но потом, подумав, увидел определенные выгоды от такого соединения с наукой. Более того, он вместе с Ириной со вчерашнего дня стал отправлять туда на те же два часа начальников направлений для изучения разрабатываемых там рекомендаций.

Запив чаем бутерброд с копчёной колбасой, он отправился в свой кабинет на втором этаже. Был ещё один старый кабинет на прежнем месте работы, но там сосредоточилась служба внутренней безопасности, а здесь спешно создавалась внешняя разведка: служба иностранных дел и пограничная служба, и здесь он был сейчас нужнее.

Как всегда к семи утра к нему прибыли начальники – военной контрразведки молодой лейтенант Сергей Винтовкин и службы безопасности города опытный капитан Давид Куладзе. Первым докладывал Винтовкин:

– По полкам начались замены командиров полков и подразделений. Вчера вечером Кузнецов, исходя из собственных наблюдений и учтя нашу информацию, заменил двух командиров рабочих полков, 10 командиров батальонов и 26 командиров рот и взводов. Только небольшую часть командного состава заменили вместо выбывших в крестьяне и казаки, а в основном по причине явной неспособности организовывать коллективы и эффективно работать. Более того, двух командиров рот и трех взводных отдали под суд за рукоприкладство и создание криминальной обстановки в своих подразделениях, ещё 15 человек рядового, и скажем, сержантского состава (командиров отделений) отдали под суд. Только одного за драку, а остальных за кражи.

– Так, всё нормально – главное нацеливайте всю вашу службу на борьбу с сокрытием преступлений, а смена командного состава ещё не скоро остановится, всё же моментальная мобилизация не могла не привести на командные должности много случайных людей. Так что продолжайте отслеживать ситуацию и работайте с Кузнецовым, чтобы не допустить впопыхах взрыва недовольства из-за действий или бездействий командиров, а для этого развивайте там агентурную сеть. Кто владеет информацией, тот владеет ситуацией. Пока непонимания с Кузнецовым и его штабом нет?

– Так точно, Александр Беркетович, тут всё нормально.

– Добро, переходим к городу.

– В городе больших проблем нет. Комендантская структура оказалась очень удачной, – начал Куладзе, – Жилин и его милиция вполне справляются, преступления резко пошли на убыль, порядок в городе на высоком уровне. Однако возникают проблемы с формированием правобережной части государства. Крестьяне в основном вопросов не вызывают – их всего сто семей и у них сейчас головы забиты посевной и обустройством. Эти семьи заняты по уши собой, им не до выпендрёжа, могут, правда, возникнуть споры на меже между соседями, но чановский комитет сегодня же с утра направляет на выбранные крестьянами земли своих землемеров для размежевания и защиты лесов, а то там быстро и реки обмелеют и ключи иссохнут. Сами понимаете, человеку только дай волю, он изгадит вокруг всё, что можно и нельзя.

– Не скажи, собственный лес наш крестьянин будет беречь.

– Ну не знаю, не знаю. По крайней мере, Чанов вчера поздно вечером подготовил Ярославцеву предложение с обоснованием по организации государственного комитета по лесному хозяйству.

– У тебя хоть есть копия?

– Обижаешь, начальник, – Давид ухмыльнулся, достал из папки десяток отпечатанных на принтере листов, скреплённых скрепкой, подал Гриневу.

– Молодец, Давид.

…Куладзе, в отличие от Гринёва, рассчитывал сразу же по окончании школы КГБ остаться в Москве, по крайней мере, так бы оно и было. Его дядя, полковник 6-го отдела, держал для него в Москве штатную единицу, но с этой перестройкой, в полном её разгаре, перед самым выпуском эту единицу сократили. На семейном совете решено было, что Давид сначала отправится в провинцию, а потом, как только освободится какое-либо место, дядя его переведёт к себе или к кому-нибудь из друзей в другие отделы.