Четвертая четверть

Я

Заветы [предков] (с чего решено, что «буквы»? Буки – распространенное в европейских языках обозначение книги (book, buch), заимствованное у норманнов).

Ведаю.

Глаголю:

Добро

Есть

Жизнь

в Селе,

на Земле

Которое.

И

Как

Люди (по-людски). (Мораль и нравственность – основа человечности…)

Помните -

Наш [предков]

В том

Покой. (И пенсион)

Держи

Слово

Твердо.

Ученья

Чёрта -

Херь

Конец

Жизни -

Червь.

Так что –

Ер,

Еры,

Ерь,

Ять,

Малый юс [у тебя

или] Юс Большой. (А это – почти «Гаудеамус»)

За сим

Писанному

Финита. (Авторы не лишены чувства юмора)

«Аминь».

Такая вот пастораль, с концовочкой типа: «Эх, пить будем, гулять будем, а смерть придет – помирать будем!».

Справедливости ради надо заметить, что особого выбора у славян и не было. Воевать бывшие рабы не умели. Оружие и боевой опыт отсутствовали.

Примитивные ремесла и рабский труд на земле – удел славян.

Но возвращаться в рабство – ой, как не хотелось!

Но, «Вольному – воля» – это не про славян…

Сбежав из римского рабства, пройдя полмира и осев на «территории, подконтрольной норманнам», славяне оказались объектом охоты для варягов, тех самых воинственных «гиперборейцев», которые промышляли захватом рабов и продажей их в Византию, из варяг в греки, так сказать.

Одна из самых неудачных торговых операций варягов, создавших на захваченных у славян землях Русский каганат, под управлением Аскольда, описана константинопольским патриархом Фотием и считается одним из первых упоминаний о «росах» и их походе против Византии. Приведу коротенький фрагмент:

«Что это? Что за гнетущий и тяжкий удар и гнев? Откуда обрушилась на нас эта страшная гроза гиперборейская? Что за сгустившиеся тучи горестей, каких осуждений суровые скрежетания исторгли на нас эту невыносимую молнию? Откуда низвергся этот нахлынувший сплошной варварский град – не тот, что срезает пшеничный стебель и побивает колос, не тот, что хлещет по виноградным лозам и кромсает недозревший плод, и не ломающий стволы насаждений и отрывающий ветви – что часто для многих бывало мерой крайнего бедствия, – но самих людей тела плачевно перемалывающий и жестоко губящий весь род [человеческий]? Откуда или отчего излился на нас этот мутный отстой – чтобы не сказать сильнее – таких и стольких бед? Разве не из-за грехов наших все это постигло нас? Разве не обличение это и не торжественное оповещение о наших проступках? Не знаменует ли ужас настоящего страшные и неподкупные судилища будущего? Не все ли мы ждем, – скорее, каждому очевидно, – что даже огненосец не спасется (Пословица: в древней Греции огненосец со священным факелом сопровождал войска и считался неприкосновенным, его гибель означала гибель всеобщую (ср. Herodot. Hist. VIII.6; Theoph. Cont. II.25; Leo Diacon. Hist. VI.10)) для потомков от этого несчастья и больше никто не окажется оставшимся в живых? Воистину, беззакония – бесчестие народов и как обоюдоострый меч для всех прибегающих к нему. Мы были избавлены от зол, которыми бывали часто застигнуты; надо благодарить – но мы не заблагорассудили. Мы были спасены – и не радели. Были охраняемы – и пренебрегали тем, за что следовало опасаться возмездия. О разум жестокий и безрассудный, разве не достоен он претерпеть ужасы и бедствия! Мы строго взыскивали с задолжавших нам какую-либо малость, хотя бы пустяк, и наказывали их; мы не вспоминали о благодарности, когда благодеяние минуло; мы не сжалились над ближними, поскольку получили прощение, но как только избавлялись от грозивших ужасов и опасностей, делались для них еще свирепее; не считаясь ни с обилием и тяжестью собственных долгов, ни со снисхождением к ним Спасителя; не постыдившись ничтожности долга таких же как и мы рабов, даже мысленно не сопоставимого с нашим, мы, человеколюбиво освобожденные от многого и великого, за малое бесчеловечно поработили других. Мы радовались – и приносили горе; были прославляемы – и бесчестили; мы окрепли, достигли процветания – и возгордились, стали безумствовать. Мы утучнели, отолстели и разжирели, и если и не оставили Бога, как некогда Иаков, то как возлюбленный оттолкнули, насытившись, и как упрямая телица упорны стали к заповедям Господа и пренебрегли требованиями Его».

Из-за этого шум брани на земле нашей и великое разрушение; из-за этого Господь открыл хранилище Свое и взял сосуды гнева Своего, из-за этого выполз народ с севера, словно устремляясь на другой Иерусалим, и народ поднялся от краев земли, держа лук и копье; он жесток и немилосерд; голос их шумит, как море. Мы услышали весть о них – точнее, увидели воочию скопище их, – и руки у нас опустились; скорбь объяла нас, муки, как женщину в родах. Не выходите в поле и не ходите по дорогам, ибо меч витает со всех сторон!..

…О град царственный! Скопище каких бедствий захлестнуло тебя! И происходящие из чресл твоих, и те, кто роскошно обустроился перед городской стеной – снискав жребий по варварскому закону пожираются недрами моря и пастью огня и меча. О добрая надежда всех! Какая гроза бедствий и множество ужасов, окружив со всех сторон, унизили твою знаменитую славу! О град, царствующий едва ли не над всей вселенной, какое войско, безначальное и рабским образом снаряженное, издевается над тобою как над рабынею!»… ((пер. П. В. Кузенкова). Текст воспроизведен по изданию: Поход 860 г. на Константинополь и первое крещение Руси в средневековых письменных источниках // Древнейшие государства Восточной Европы: 2000 г. М. Восточная литература. 2003).

Прекрасное свидетельство современника! Рассказ о безначальном войске, рабском образе снаряженном, предоставляет возможность усмотреть в событии восстание рабов, доставленных варяжским отрядом, под командой Аскольда на невольничий рынок Константинополя.

Разметав суда, перебив охрану, пленники устроили жестокий погром «утучневшим» ромеям…

Аскольд, чтоб задобрить басилевса, пригласил православного епископа в опорный пункт варягов по пути «к грекам» – Киев и принял крещение, а язычников на продажу византийцам, на контролируемых землях полян, было еще предостаточно.