4 степень

–А вы знаете, каким я вижу вас?

–Могу представить.

–Тогда будьте тем, кто вы есть на самом деле.

Он молча смотрел на меня. Мне вдруг стало не по себе от его взгляда.

–Уже поздно, мне пора. Прощайте.

–Позвольте подвести вас!

–Нет, спасибо, я поймаю такси.

–Но ведь уже поздно, Нью-Йорк, тем более, Бруклин, опасен для тебя, Джейн. Давай же, я не съем тебя.

–Мы перешли на ты? Хотя, ладно, так удобнее.

–Так что? – открывая дверцу машины, спросил Дэвид.

Усталость заставила меня согласиться. Я немного пошевелила мозгами и села в машину.

–Честно признаться, я всегда очень удивляюсь, когда вижу тебя вне сцены.

–Почему?

–Ты и та, что на сцене, такие разные.

–И в чем это проявляется?

–Как бы объяснить… когда ты там – ты богиня. Недосягаемая, величественная. Особенно когда поешь. Кажется, что дотронешься до тебя, и на пальцах останутся ожоги. А потом, когда я вижу тебя, выходящей из ресторана… так хочется защитить тебя. От всего мира, от всех, даже от тебя самой. Хоть я и чувствую, что ты сильная. Знаешь, сильные люди ломаются куда болезненнее слабых.

–Ты психолог?

–Нет, совсем нет. Я занимаюсь рекламой. Видишь вон тот стенд? Это моя работа.

–Оу, никогда не любила рекламу.

Он посмотрел на меня и улыбнулся. Я не переставала смотреть в окно, тоже при этом улыбаясь.

Почему-то, мне хотелось узнать его лучше. Кто он, как живет, кто его друзья, кто родители, женат он или разведен, есть ли у него дети. Хотелось узнать его, настоящего. Того, кого он прячет внутри себя, впрочем, как и я.

–В кого у тебя такой голос?

–Эм, моя мама очень любила петь и…

–А сейчас?

–Что?

–Сейчас? Твоя мама поет сейчас?

–Думаю, да, – задумчиво проговорила я.

–Это что-то личное, да?

–Ты и не представляешь, какое…

–А моя мать лежит в психиатрической лечебнице.

Я тут же повернулась к нему.

–Она писательница, – продолжил он, – точнее, была. Написала несколько книг, но отдала их не тому издателю, и свет так и не увидел их, к сожалению. Знаешь, это были очень хорошие книги! Я прочитал все. Она очень страдала из-за этого. Быть непонятым, непринятым для творческого человека – самое страшное. Думаю, ты понимаешь. Она целыми днями читала, писала, читала и писала. Отец никогда не поддерживал ее, ему казалось это полной чушью. Писательство для него не было чем-то достойным уважения. Он… он не принимал ее всерьез, никогда. А она его так любила… Потом… а потом все потекло к концу. Он начал задерживаться на работе. Не ночевал дома. В итоге, мама застукала его с какой-то девкой, у нас дома, на их постели. И все. Теперь она там.

–Мне… мне очень жаль. Поверь, я говорю искренне.

–Я верю. Знаешь, я давно ни с кем об этом не разговаривал. Почему-то, чувствую, что могу тебе довериться.

–Я не из болтливых, так что, будь уверен, это все останется между нами.

–Спасибо. Извини меня, пожалуйста, за то… предложение. Я просто был не в себе в тот вечер. Не знаю, что на меня нашло.

–Я не скажу, что такое бывает! но мы же люди, должны прощать друг друга.

–Сколько тебе лет? Извини, если это не самый лучший вопрос. Просто, ты так здраво рассуждаешь…

–Мне двадцать один.

–Всего двадцать один… я бы дал больше. Не внешне! А по твоим рассуждениям.

–Я иногда думаю, что мне лет сорок.

–О, ну не сорок точно! – улыбнулся он.

–Но тридцать пять есть, да?

–Тридцать пять есть мне.

–Тридцать пять?! Ой, прости, я просто не ожидала. Эм, ты не выглядишь на свой возраст. Я… я как-то удивлена.

–Я старый? – засмеялся Дэвид.

–Нет! нет, просто я не привыкла общаться с мужчинами старше двадцать пяти.

–У меня столько вопросов к тебе, не знаю только, откуда они все берутся! Мне кажется, я столько должен узнать о тебе, что в моей голове это вряд ли уместится.

В этот момент мы подъехали к моему дому.

–Начни с Google.