Заговоры и борьба за власть. От Ленина до Хрущева

Со Сталиным у Ленина отношения были тесные, но больше на деловой основе. Сталина он куда выше поднял, чем Бухарина! Да и не просто поднял – сделал своей опорой в ЦК. И доверял ему. В последний период Ленин был очень близок со Сталиным, и на квартире Ленин бывал, пожалуй, только у него».

А Зиновьев и Каменев? Хорошо и довольно близко знавший обоих В.М. Молотов рассказал: «Так сложилось, что в литературе имена Зиновьева и Каменева идут рядом, но это совершенно разные люди… Каменев посолиднее, поглубже… Зиновьев был трусоват. Каменев – тот с характером… Ленин Зиновьеву никогда не доверял. Ленин больше любил Каменева».

Но с 1922 года Ленин начал выдвигать новых членов Политбюро, вошедших в него на XI съезде, – А.И. Рыкова и М.П. Томского, – энергичных, талантливых, особенно Рыкова, которому Ленин, сдавая дела, поручил контроль над важнейшими наркоматами.

В апреле l923 года открылся XII съезд РКП(б), на месяц позже намеченного срока. Для многих его делегатов было ясно, что мартовский инсульт надолго, если не насовсем, вывел вождя из строя. Еще в феврале Ворошилов писал Сталину, что разделяет предлагаемые Лениным изменения в руководстве партией и государством. Но отмечал, что они вряд ли понравятся «старикам».

То есть Зиновьеву и Каменeвy. Троцкого Климент Ефремович, как большевик с дореволюционным стажем, вообще выносил за рамки партии. Прежде всего Ворошилов имел в виду предложение В.И. Ленина о массовом вливании в ряды ЦК партии «рабочих от станка» и «крестьян от сохи», в дополнение (а то и вместо) тем «цекистам», чье рабоче-крестьянское происхождение уже приняло чисто формальный характер, уступая место начавшемуся (только еще) элитарно-бюрократическому перерождению. Против ленинских предложений дружно выступили «старики» и примкнувший к ним Л.Д. Троцкий. «Патриархом бюрократии» называла его еще в 1920 году «децистская» оппозиция.

«Старикам» не возражал и Сталин. Новый штаб большевистской партии 12-го созыва резко отличался от ЦК 11-го, последнего ленинского созыва. Предложения Ильича были отброшены. Целый ряд деятелей, входивших в состав предыдущего ЦК, оказался не переизбранным, среди них такие, как И. Кутузов, В. Михайлов, которых Ленин поднял очень высоко, их имена канули в Лету.

Поразительно сходство с судьбой ЦК 19-го, последнего сталинского созыва, избранного в октябре 1952 года. Пономаренко, которого Сталин предполагал своим преемником, Пегов, кому он поручал руководство кадрами, и многие другие были отодвинуты в тень сразу после сталинской смерти.

Но дело было не только в персональных изменениях. Главная цель Ленина состояла во вливании свежих сил, еще не испорченных высоким положением, дабы предотвратить партийный раскол.

Место действительных рабочих и крестьян заняли заслуженные, но уже пропитанные клановостью сторонники Зиновьева, Каменева, Сталина, Рыкова, Троцкого. Близился раскол, которого так опасался Ленин.

Л.Д. Троцкий решил укрепить свои очень ослабленные в 1921–1922 годах позиции, 15 октября 1923 года было опубликовано «письмо 46» с изложением платформы, оппозиционной большинству ЦК. Его подписали не только троцкисты, но и ранее враждовавшие с ними члены «рабочей оппозиции», и даже «децисты», которые прежде ненавидели Троцкого, называвшего их «земцами» – тяжелое оскорбление для большевиков начала 1920-х годов. Так Троцкий пошел на беспринципный союз (как и в 1926 году со своими лютыми врагами зиновьевцами). К этому союзу примкнули и более мелкие оппозиционные организации.

В 1923 году возник «трест оппозиций», что очень усилило политическое влияние Льва Давидовича. Троцкисты и их союзники установили тесное взаимодействие с «национал-уклонистами». С последними уже давно воевал Сталин, который довел дело даже до репрессий (к примеру, дело Султан-Галиева).

Позиции этих коммунистов, представителей национальных окраин, были особенно сильны в Грузии и на Украине. Их возглавляли такие авторитетные и влиятельные большевики, как Б. Мдивани, М. Окуджава, Ф. Махарадзе, Н.А. Скрыпник, Х.Г. Раковский. Они выступали за национальную обособленность республик.

Накануне важнейших политических пертурбаций в правящих кругах страны решался вроде бы второстепенный, но отчего-то почти всегда роковой вопрос – о государственной торговле водкой.

Ленин сохранил запрет Николая II на торговлю водкой и другими высокоградусными напитками, который царское правительство ввело после начала Первой мировой войны. Но вскоре самогонное море захлестнуло страну. Владимир Ильич начал отступление в войне с «зеленым змием» (сам вождь коммунистов был искренним и убежденным трезвенником). В декабре 1919 года он разрешил производство и продажу виноградных вин крепостью до 12 градусов, а в начале 1921 года увеличил количество разрешенных градусов до 14. В декабре того же года крепость выпускаемых напитков была поднята до 20 градусов; началось производство пива.

Летом 1923 года Сталин попытался отменить запрет на торговлю водкой и другими крепкими напитками. Он вынес проект постановления по этому вопросу на июньский пленум ЦК РКП(б). Это вызвало резкий письменный протест Троцкого, отвергавшего саму возможность легализации водочной торговли. Пленум не поддержал по этому вопросу ни Сталина, ни Троцкого. Как писал Зиновьев Сталину в июле 1923 года из Кисловодска: «Беда в том, что и наши – Серго, Ворошил(ов), Бух(арин) – сильно колеблются… Даже Молот(ов), кажется, имеет большие сомнения».

Политбюро приняло решение, предлагавшее воздержаться от помещения в «Правде» дискуссионных статей о продаже водки… С этим решением не согласился троцкист Е.А. Преображенский – член редколлегии «Правды». Сталин провел на Политбюро постановление о снятии Преображенского. Одновременно в отсутствие Бухарина, главного редактора, была назначена новая редакционная коллегия. Зиновьеву это очень не понравилось, и он обвинил Сталина в самоуправстве.

Сразу после этого Зиновьев отправил из Кисловодска в Москву письмо Л.Б. Каменеву. Возмущаясь самоуправством, он упрекал Каменева в том, что тот позволяет Сталину «прямо издеваться» над собой. Письмо заканчивалось словами: «Либо будет найден серьезный выход, либо полоса борьбы неминуема. Ну, для тебя это не ново. Ты сам не раз говорил то же. Но что меня удивило – так это то, что Ворошил(ов), Фрунзе и Серго думают почти так же».

Однако борьба внутри тройки вождей тогда еще не началась. Слишком велика была угроза усилившегося троцкизма. Не менее опасным было недовольство партийных низов.

Осенью 1933 года произошло очень важное, знаковое событие: впервые (если не считать Кронштадтского мятежа в 1921 году) были проведены массовые аресты коммунистов. Взяли несколько десятков человек – не просто членов партии, а рабочих от станка с большим партстажем, представителей партийной гвардии. Тех самых, кого трагически одинокий Ленин хотел сделать большинством в новом ЦК.

Политбюро успело вовремя. Репрессии обрушились на конспиративные группы рабочих-большевиков как раз накануне их объединения. Теоретиками этих оппозиционеров был и крупный мыслитель Александр Богданов – один из лидеров РСДРП в дореволюционный период, и Давид Рязанов – образованнейший марксист.

А больной Ильич оставался в Горках в положении, похожем на пленника Политбюро. Ведь даже в быту он был не совсем свободен. Ответственным за быт больного Ленина Политбюро назначило Л.Б. Каменева. Но несмотря на аресты членов «Рабочей группы» и «Рабочей правды», всю осень и зиму 1923 года в Москве прошли яростные внутрипартийные дискуссии. Репрессии не запугали, а только «подхлестнули» недовольных всех направлений. Рабочие партячейки кипели.

Споры перекинулись на страницу печати. Троцкисты воспользовались усложнившейся обстановкой. С.Т. Минаков пишет: «Вероятно, именно 22–23 декабря 1923 года и состоялись переговоры В. Антонова-Овсеенко (начальника ПУ РККА. – Авт.) и командующего Западным фронтом (Тухачевского. – Авт.)… По свидетельству К. Радека, В. Антонов-Овсеенко предложил план, в соответствии с которым «Михаил Тухачевский… должен был взять на себя осуществление переворота» после того, как вопрос этот будет согласован с Л. Троцким».

Важные, даже некоторые ключевые военные округа находились под командованием сторонников Троцкого: Московский, Приволжский, Западный и Туркестанский фронты.

После Ильича

Шел январь 1924 года. ХIII партийная конференция осудила Троцкого и его сторонников. Крупская регулярно читала Ленину материалы этой конференции. На чьей стороне был Ильич? Ответить точно на этот вопрос невозможно. Официальные идеологи брежневского времени мимоходом заявляли, что Ленин был на стороне большинства ЦК. Антисоветский историк А.Г. Авторханов приписывал вождю симпатии к Троцкому.

Способность говорить возвращалась к Ленину медленно и трудно, а восстановилась только частично. Правая рука беспомощно висела плетью. Попытки научиться писать левой окончились неудачно. Ленинской мысли трудно было не только претворяться в дело, но порой даже быть высказанной. В его жизни эта последняя трагедия была самой тяжкой, невыносимой. 21 января 1924 года наступила развязка.

Из медицинского заключения следует, что кровеносные сосуды головного мозга были крайне изношены. Но есть еще версия, высказанная Р.И. Косолаповым, одним из советников последнего советского лидера К.У. Черненко: «…Троцкий туманно объясняет мотивы своего отсутствия в Москве в момент кончины Ленина. Зная все о состоянии Ленина от их общего лечащего врача Ф.А. Гетье, он за три дня до рокового исхода удалился врачевать некую инфекцию на юг. Зачем понадобилось это странное «алиби», до сих пор остается загадкой.

Гетье дважды (выделено Р.И. Косолаповым. – Авт.) посетил Троцкого в последние сутки накануне его отбытия из Москвы. Содержание их бесед с глазу на глаз, естественно, неизвестно». Далее Косолапов сослался на книгу Ф.Д. Волкова «Взлет и падение Сталина» (М., 1992, с. 66): «Орудием для приведения в жизнь своих преступных замыслов, – утверждал он (Волков. – Авт.), – Сталин и Ягода (они ли? – Косолапов) избрали одного из лечащих врачей В.И. Ленина Федора Александровича Гетье – в то время занимавшего пост главного врача Боткинской больницы. Гетье был личным врачом семьи В.И. Ленина (и Троцкого. – Косолапов), и Владимир Ильич вполне доверял ему. «Возможно, Волков и не ошибается, называя Гетье, но он вряд ли точен в остальном».

Поражает неэтичное и даже скандальное отношение к похоронам Ленина со стороны двух очень известных тогда в советской стране деятелей. Троцкий, получив телеграмму Сталина о смерти вождя, ответил, что не успеет на похороны. И это в то время, когда железнодорожники во главе с Ф.Э. Дзержинским полностью ликвидировали разруху на транспорте. В распоряжение Троцкого мог быть предоставлен курьерский поезд. Кроме того, руководитель военного ведомства мог беспрепятственно воспользоваться любым военным самолетом.

Не менее странно поступил Тухачевский. В момент смерти Ленина он находился в Москве. Но демонстративно не остался на похороны и уехал в Смоленск. И эта оскорбительная для памяти вождя выходка сошла безнаказанно. Значит, ему покровительствовал кто-то очень и очень влиятельный.

Кто-то оставил во владении Тухачевского его имение. Кто-то смотрел сквозь пальцы на его частные и обильные продовольственные посылки близким во время голода 1921 года. Кто-то не обратил внимания на подозрительное самоубийство одной из его жен. Кто-то оставил без внимания его связи с женщинами, весьма сомнительными в политическом отношении, но работавшими в его штабе и имевшими доступ к секретным военным документам. Об этом заговорили только после соответствующих настойчивых донесений.

Вскоре после смерти Ленина 16 февраля 1924 года белоэмигрантская газета «Руль» поместила заметку «Тухачевский и советская власть», в которой сообщалось: «Выступление Троцкого против «тройки» заставило ее насторожиться против тех военных начальников, которые особенно близки к председателю реввоенсовета. Среди них видное место занимает Тухачевский, командующий Западным фронтом».

В кругах белой эмиграции обсуждался вопрос о перспективах власти в СССР после смерти В.И. Ленина. «Красный Бонапарт» Тухачевский рассматривался как один из кандидатов на роль нового диктатора.

Заинтересовалось Тухачевским и ОГПУ. Еще 2 сентября 1923 года зам. полномочного представителя ОГПУ по Западному краю направил спецдоклад, касавшийся политической неблагонадежности Тухачевского. В декабре 1925 года поступило сообщение секретного сотрудника ОГПУ Овсянникова, где отмечалось: «В настоящее время среди кадрового офицерства и генералитета наиболее выявилось два течения: монархическое и бонапартистское, концентрация которого происходит вокруг М.Н. Тухачевского». В последующем году началось специальное агентурно-наблюдательное «дело Тухачевского». Михаил Николаевич сориентировался в считаные дни, быстро сумев заработать себе репутацию ярого антитроцкиста.

А тогда, зимой и весной 1924 года, курс политических акций Троцкого рос. Ставший его сторонником нач. ПУР В.А. Антонов-Овсеенко прямо грозил Зиновьеву, что в споре Троцкого с Политбюро он, начальник Политуправления РККА, будет апеллировать к армии. В письме В.А. Антонова-Овсеенко от 27.12.1923 была важная фраза: «Среди военных коммунистов уже ходят разговоры о том, что нужно поддержать всем, как один, т. Троцкого».

Через много лет К.Е. Ворошилов пояснил эти слова: «К 1923–1924 годам троцкисты имели, как вы помните, за собой почти всю Москву (имелся в виду Московский военный округ. – Авт.) и Военную академию целиком, за исключением единиц, которая была за троцкистов. И здешняя школа ЦИК, и отдельные школы – пехотная, артиллерийская и другие части гарнизона Москвы – все были за Троцкого». Его дополнил Гамарник (бывший троцкист. – Авт.): «И штаб московского округа, где сидел Муралов, был за Троцкого».

Протроцкистскую позицию заняли партийные ячейки Главного управления военной авиации, Штаба РККА, Главного управления военных учебных заведений РККА, частей особого назначения, их возглавляли А.П. Розенгольц, В.К. Путна, А.И. Корк к другие друзья Тухачевского. Важные военные рычаги находились в их руках. Создавалась реальная угроза, что они запустят эти рычаги в нужном им направлении, когда это станет необходимым.

Согласно устному свидетельству Ф.Ф. Раскольникова, в 1936 году состоялся диалог между И.В. Сталиным и К.Б. Радеком. Boт отрывок из него:

«Сталин:…Bce-таки речь шла о том, что следовало арестовать все Политбюро, чтобы созвать Чрезвычайный съезд и чтобы на мое место выбрать нового Генерального секретаря, Троцкого, не так ли?

Радек: Сколько было слухов.

Сталин: Ты хочешь, чтобы я освежил тебе память? Согласно некоторым планам, молодой командарм Михаил Тухачевский без назначения должен был получить полномочия осуществить переворот по согласованию с Троцким.

Радек: Сколько было слухов. Что ты ворошишь прошлое?

Сталин: В 1924 году ты был секретарем подпольной группы Московского округа? На тебя возложил Троцкий решение задачи наладить связь с Тухачевским и его сторонниками».

Угроза военного переворота была велика. Политбюро висело на волоске. Видный советский «невозвращенец» Г. Беседовский писал, вспоминая политическую обстановку в начале 1924 года: «Москва переживала критические минуты. В течение двух недель мы все ждали переворота. Троцкий мог, как Пилсудский, буквально в несколько минут овладеть властью… Но Троцкий смалодушествовал. Сталин тем временем вызвал из Харькова Фрунзе, быстро все переделавшего, заменившего командный состав своими людьми с Украины. Через короткое время опасность переворота была устранена, а струсивший Троцкий безнадежно скомпрометирован».

После смерти Ленина Сталин умело маневрировал. Он поддерживал конфронтацию между Троцким, с одной стороны, и Зиновьевым с Каменевым – с другой, и искусно использовал опасения Зиновьева относительно Каменева, намеревавшегося унаследовать все ленинские посты, что совсем не входило в зиновьевские планы. Так И.В. Сталин ловко раскалывал двуумвират Григория Евсеевича и Льва Борисовича.

Воспользовавшись недостаточно активной борьбой с троцкистами лидера московских большевиков в 1921–1924 годах И.А. Зеленского (он ориентировался на Каменева), Сталин сделал блестящий кадровый ход. Он предложил перевести Зеленского на пост 1-го секретаря Среднеазиатского бюро ЦК РКП(б) и председателя Среднеазиатской комиссии ЦИК и СНК СССР. Предложение наивыгоднейшее: огромная власть на колоссальных пространствах Средней Азии и Казахстана (называемого тогда Киргизией), гораздо бо?льшая самостоятельность, чем в Москве. Но Каменев таким образом лишился ключевой позиции в МK и МГК.

В целом надежды Каменева стать преемником Ленина были тщетными. Конечно, во время болезни вождя он возглавлял Совет труда и обороны (СТО) и председательствовал в Политбюро. И это в дополнение к его собственным постам зампреда СНК и председателя Моссовета. Но решающие механизмы власти находились в руках Рыкова, замещавшего Ленина в Совнаркоме, и особенно у Сталина, возглавлявшего секретариат ЦК, председательствовавшего в Оргбюро ЦК и курировавшего весь партийный аппарат.

Из воспоминаний Молотова: «После смерти Ленина, когда остались три его заместителя – Цюрупа, Рыков и Каменев, мы обсуждали вопрoc, кого назначать Председателем Совнаркома. Были сторонники Каменева, но Сталин предпочитал Рыкова, потому что тот хоть и был за включение в правительство меньшевиков и эсеров, но против Октябрьской революции не выступал открыто, как Каменев».

Причины были, конечно, глубже. Ленин, ценя Каменева как теоретика, всегда спрашивал: «Но какой же он администратор?!» А именно административные таланты были сильной стороной Рыкова. И Сталин, поддерживая Алексея Ивановича, знал, что Рыков – в отличие от Льва Борисовича – не подвержен внешним влияниям. В той ситуации Сталину лучше было поддержать Рыкова.

Добившись избрания Рыкова на пост главы правительства и избрания Бухарина на освободившееся после смерти Ленина место в Политбюро, Сталин мог больше не опасаться раскола в «тройке»: разногласия в ней начались уже в 1923 годy, но тогда Иосиф Виссарионович не стал примирять соперников.