Ломоносов

В письме Петербургской Академии наук Генкель так характеризовал сбежавшего ученика: «Я узнал также, что он уже прежде в разных местах вел себя неприлично, ужасно буянил в своей квартире, колотил людей, участвовал в разных драках в винном погребке, братался со здешними молокососами-школьниками, с самого начала слишком много пьянствовал, поддерживал подозрительную переписку с какой-то марбургской девушкой – одним словом, вел себя непристойно».

Последний упрек вызывает подозрение в справедливости обвинений. Как мы знаем, «подозрительная переписка» свидетельствует о серьезном отношении Михаила к своей невесте. Генкель старался представить русского студента в самом неприглядном виде. Возможно, некоторые основания для этого были, но не более того.

Ведь тот же Генкель сообщал в Академию: «Не могу не заметить, что, по моему мнению, г. Ломоносов, довольно хорошо усвоивший себе теоретически и практически химию, преимущественно металлургическую, а в особенности – пробирное дело, равно как и маркшейдерское искусство, распознавание руд, рудных жил, земель, камней, солей и вод – способен основательно преподавать механику, в которой он, по отзывам знатоков, очень сведущ и на которой он, по-видимому, главным образом и хочет выезжать, тем более что он никогда охотно не спускался в рудники».

Профессор лукавит. Многое из того, что он перечислил, узнал Михаил Васильевич, учась у Христиана Вольфа. А в рудники он не спускался не по своей вине. Как мы узнаем чуть позже, он в труднейших обстоятельствах самостоятельно осматривал германские рудники, консультировался у опытных горняков.

Трудно ожидать объективности от непосредственных участников острого конфликта. Хорошо еще, что Генкель отметил успехи Ломоносова в учебе. А тому в это время приходилось несладко. Он решил обратиться за помощью к послу России в Саксонии барону Кейзерлингу, который, по слухам, находился в Лейпциге на ярмарке. Прибыв туда, он узнал от находившихся там марбургских знакомых, что Кайзерлинг уехал в Кассель. Но и в этом городе посла не оказалось.

Что делать? У него было единственное надежное пристанище в Германии: дом невесты в Марбурге, куда он и направился. Вскоре они сыграли свадьбу. В регистрационной книге марбургской реформатской церкви записано: «6 июня 1740 года обвенчаны Михаил Ломоносов, кандидат медицины, сын архангельского торговца Василия Ломоносова, и Елизавета Христина Цильх, дочь умершего члена городской думы и церковного старосты Генриха Цильха».

Долго наслаждаться семейной идиллией ему не пришлось. Христиан Вольф, благожелательно выслушав его, не пожелал вмешиваться в конфликт преподавателя и ученика. Ломоносов оставался подданным Российской империи, студентом Петербургской Академии наук, находящимся в бегах и, естественно, не получающим материального пособия. Вернуться с повинной к Генкелю? Рассчитывать на благосклонный прием не приходилось.

Отправился он во Франкфурт, оттуда по реке на судне – в Роттердам, затем в Гаагу, надеясь, что русский посол в Голландии граф Головкин поможет ему добраться до Петербурга. Надежда не оправдалась. В столице Нидерландов Михаил встретился с купцами из Архангельска. Они отговорили его возвращаться на родину без разрешения начальства.

Пришлось не солоно хлебавши взять курс на Марбург. Денег у него было мало, и двигался он в основном пешком.

«Сколько опасностей и нужды и претерпел в пути, – сообщал он в письме Шумахеру, на которое мы ссылались выше, – мне самому страшно даже вспомнить. В настоящее время я живу инкогнито в Марбурге у своих друзей и упражняюсь в алгебре, намереваясь применить ее к химии. Утешаю себя пока тем, что мне удалось побывать в упомянутых знаменитых городах и поговорить при этом с некоторыми опытными химиками, осмотреть их лаборатории и ознакомиться с рудниками в Гессене и Зигене.

Если я позволил себе слишком откровенно и подробно говорить о своих злоключениях и утруждать вас подобными скучными вещами, то прошу ваше высокородие меня извинить, ибо к тому меня побуждает необходимость. Я живу с уверенностью, что вы по природной доброте вашей не захотите отвергнуть меня, несчастного и преследуемого, и погубить человека, который уже в состоянии служить ее величеству и приносить пользу отечеству, а дадите мне возможность почувствовать вашу благосклонность».

Как видим, в пути он, хотя и терпел лишения, не терял времени даром и постарался существенно пополнить свои знания. Однако его подстерегала опасность нешуточная. Об этом поведал с его слов Штелин в академической биографии Ломоносова в 1784 году. Вот как было дело.

Он шел из Дюссельдорфа в Марбург. Вечером остановился в небольшом селении на постоялом дворе. В трактире, куда он зашел перекусить, весело пировали несколько солдат и новобранцев. Возглавлял компанию прусский офицер. Он обратил внимание на странствующего студента и пригласил его за свой стол.

Ломоносов не стал отказываться. Офицер был любезен и щедр, заказал студенту ужин за свой счет и предложил выпить. Каких «горячительных напитков» и сколько они выпили, неизвестно, но в результате в ту же ночь русский студент Ломоносов превратился в прусского солдата. Об этом он узнал утром, проснувшись в кровати с головной болью и в красном воротничке.