Суд присяжных. Особенности процесса и секреты успешного выступления в прениях

Законом СССР от 10 апреля 1990 г. № 1423-1 вносятся изменения в Основы уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик, согласно которым «по делам о преступлениях, за совершение которых законом предусмотрена смертная казнь либо лишение свободы на срок свыше десяти лет, вопрос о виновности подсудимого может решаться судом присяжных (расширенной коллегией народных заседателей). Законодательством союзных республик могут быть установлены и иные категории дел, подсудных суду присяжных (расширенной коллегии народных заседателей)».

В октябре 1991 г. Постановлением Верховного Совета РСФСР была одобрена Концепция судебной реформы, положившая начало новому этапу отечественного правосудия.

С принятием поправок в Конституцию РСФСР (1991–1992 гг.) и новой Конституции России (12 декабря 1993 г.) право обвиняемых на рассмотрение их дел судом присяжных закрепилось на высшем законодательном уровне. Закон РФ от 16 июля 1993 г. дополнил УПК РСФСР разделом X «Производство в суде присяжных». Суд присяжных с 1 ноября 1993 г. был образован в Московской, Ивановской, Рязанской и Саратовской областях, а с 1 января 1994 г. – в Алтайском и Краснодарском краях, Ростовской и Ульяновской областях и далее в других субъектах Российской Федерации.

Первый процесс с участием присяжных в современной России проходил с 15 по 17 декабря 1993 г. в Саратовском областном суде над братьями Артуром и Александром Мартыновыми, обвиняемыми в умышленном убийстве трех человек, совершенном из корыстных побуждений и с особой жестокостью, а также в разбойном нападении, совершенном группой лиц по предварительному сговору. В итоге деяния братьев были переквалифицированы на значительно более мягкую статью УК и они отделались небольшими сроками заключения.

По мере развития института суда присяжных становилось очевидным нежелание обвинения, которое представляла прокуратура, принимать участие в суде присяжных, так как статистика обвинительных приговоров в делах с присяжными значительно отличалась от суда, проводимого без них. К концу 2000-х гг. статистика обвинительных приговоров в

России приблизилась вплотную к 100 %, в то время как присяжные упорно держали планку в 15 % оправдательных приговоров. Провозглашенная борьба с коррупцией и терроризмом как главными врагами российской государственности привела к исключению из числа дел, рассматриваемых присяжными, преступлений этой категории.

Это прискорбно, ибо я с искренней завистью как-то прочел выступление известного российского адвоката С. Андреевского на конференции помощников присяжных поверенных в 1903 г. Почему с завистью? Сами посудите:

«Большинство уголовной практики составляют процессы, где виновность перед законом несомненна. И вот в этой области наша русская защита сделала, на суде присяжных, наибольшие завоевания проповедью гуманности, граничащей с милосердием. Пусть над нами смеются иностранцы! Но я принимаю за наилучший аттестат нашей трибуны ироническое замечание французов: „Les criminels sont toujours affranchise en Russie; on les apellent: nestschastnii“, то есть: „В России всегда оправдывают преступников, их называют – несчастными". Всегда – не всегда! Однако же едва ли в каком государстве найдется более человеческий, более близкий к жизни, более глубокий по изучению души преступника суд, чем наш суд присяжных. И это вполне совпадает с нашей литературой, которая, при нашей отсталости во всех прочих областях прогресса, чуть ли не превзошла европейскую не чем иным, как искренним и сильным чувством человеколюбия. Запад невольно смущается перед этою широкою, теплою и мягкою волною всепрощения, идущею с Востока. Практические иностранцы, с течением времени, перестают глумиться, начинают задумываться и уже почти готовы признать свежесть славянского гения, ибо ведь из самой передовой страны старого запада, из Франции, раздался афоризм: „Tout comprende c’est tout pardoner" – все понять, значит все простить. И вот, даже французам невольно напрашивается вывод: „А пожалуй, русские понимают лучше нашего"…»

Иными словами, более ста лет назад, получается, судебный юрист мог сказать: «Мы в технологиях и науке отстали, зато у нас передовая судебная система. Завидуй нам, Европа!» А я и тысячи моих коллег сегодня можем повторить лишь первые слова из этой фразы. К нашему общему прискорбию.

Скорее к нам сегодня подходят выражения другого классика прошлого столетия, Франца Кафки. В романе «Процесс» приводится диалог обвиняемого – господина К. с неким судебным художником Титорелли, который мог как-то повлиять на благоприятный результат процесса над К., раз уж был судебным художником.

«Художник: Есть три возможности: полное оправдание, оправдание мнимое и волокита. Лучше всего, конечно, полное оправдание, но на такое решение я никоим образом повлиять не могу. По-моему, вообще нет такого человека на свете, который мог бы своим влиянием добиться полного оправдания. Тут, вероятно, решает только абсолютная невиновность обвиняемого. Так как вы невиновны, то вы, вполне возможно, могли бы все надежды возложить на свою невиновность. Но тогда вам не нужна ни моя помощь, ни чья-нибудь еще.

К: Мне кажется, вы сами себе противоречите. Вы только что заметили, что никакие доказательства на суд не действуют, потом вы сказали, что это касается только открытого суда, а теперь вы заявляете, что за невиновного человека вообще перед судом заступаться не нужно. Тут уже кроется противоречие. Кроме того, раньше вы говорили, что можно воздействовать лично на судей, а теперь вы отрицаете, что для полного оправдания, как вы это назвали, какое-либо личное влияние на судью вообще возможно. Это уже второе противоречие.

Художник: Все эти противоречия очень легко разъяснить. Речь идет о двух совершенно разных вещах: о том, что сказано в законе, и о том, что я лично узнал по опыту, и путать это вам не следует. В законе, которого я, правда, не читал, с одной стороны, сказано, что невиновного оправдывают, а с другой стороны, там ничего не сказано про то, что на судей можно влиять. Но я по опыту знаю, что все делается наоборот. Ни об одном полном оправдании я еще не слыхал, однако много раз слышал о влиянии на судей. Возможно, разумеется, что во всех известных мне случаях ни о какой невиновности не могло быть и речи. Но разве это правдоподобно? Сколько случаев – и ни одного невиновного? Уже ребенком я прислушивался к рассказам отца, когда он дома говорил о процессах, да и судьи, бывавшие у него в ателье, рассказывали о суде; в нашем кругу вообще ни о чем другом не говорят. А как только мне представилась возможность посещать суд, я всегда пользовался ею, слушал бесчисленные процессы на самых важных этапах и следил за ними, поскольку это было возможно; и должен сказать вам прямо – ни одного полного оправдания я ни разу не слышал.

К: Значит, ни одного оправдания? Но это только подтверждает мнение, которое я составил себе об этом суде. Значит, и с этой стороны суд бесполезен. Один палач вполне мог бы его заменить…

Художник: Нельзя же так обобщать. Ведь я говорил только о своем личном опыте.

К: Этого достаточно. Разве вы слыхали, что в прежнее время кого-то оправдывали?

Художник: Говорят, что такие случаи оправдания бывали. Но установить это сейчас очень трудно. Ведь окончательные решения суда не публикуются, даже судьям доступ к ним закрыт, поэтому о старых судебных процессах сохранились только легенды. Правда, в большинстве из них говорится о полных оправданиях, в них можно верить, но доказать ничего нельзя. Однако и пренебрегать ими не следует, какая-то крупица истины в них, безусловно, есть, и, потом, они так прекрасны! Я сам написал несколько картин на основании этих легенд».

Но я искренне надеюсь, что все изменится. И как заполнились полки российских магазинов разнообразным товаром после пустых прилавков 90-х гг. прошлого века, так и судебная система в какой-то момент вернется из «Процесса» Кафки к реальному российскому процессу начала XX в., охарактеризованному словами С. Андреевского: «…русские понимают лучше…».

Глава 2

О русском языке, то есть о языке судопроизводства

2.1. О родном языке

Уголовное судопроизводство ведется на русском языке, а также на государственных языках входящих в Российскую Федерацию республик. В Верховном Суде Российской Федерации, военных судах производство по уголовным делам ведется на русском языке (ч. 1 ст. 18 УПК РФ).

Поэтому тому, кто хочет научиться говорить перед присяжными, прежде всего надо знать язык, на котором говорят они. А еще лучше – знать его лучше, чем они.

Вот что говорит П. Сергеич о слоге: «Чтобы быть настоящим обвинителем или защитником на суде, надо уметь говорить; мы не умеем и не учимся, а разучиваемся; в школьные годы мы говорим и пишем правильнее, чем в зрелом возрасте. Доказательства этого изобилуют в любом из видов современной русской речи: в обыкновенном разговоре, в изящной словесности, в печати, в политических речах. Наши отцы и деды говорили чистым русским языком, без грубостей и без ненужной изысканности; в наше время, в так называемом обществе, среди людей, получивших высшее образование, точнее сказать, высший диплом, читающих толстые журналы, знакомых с древними и новыми языками, мы слышим такие выражения как: позавчера, ни к чему, нипочем, тринадцать душ гостей, помер вместо умер, выпивал вместо пил, занять приятелю деньги; мне приходилось слышать: заманул и обманил».

Понятно, почему я сказал, что П. Сергеича буду критиковать? Что такого в словах «позавчера»? Что нерусского он увидел в остальных словах? Ну, мне, как и Вам, резанули слух «заманул» или «обманил». Эти слова точно не прижились за сто лет. Но вот «ни к чему» и «занять приятелю деньги» вполне понятны во времена постов в «Фейсбуке». За слова «отпостить в Фейсбуке» и «засилить решение суда» П. Сергееич должен был просто уничтожить их произнесшего.

Я не хочу сказать, что можно говорить неправильно, ибо время рассудит. Он имел в виду, как и я сейчас: нужно говорить на русском языке, на котором сегодня говорят все, и говорить без ошибок. А если уж говоришь на сленге (как, например, «засилить решение суда» – то есть дождаться вступления решения в законную силу путем прохождения вышестоящей инстанции), то нужно или сказать, например, так: «Как говорится у нас, юристов, „засилить“ решение», или хотя бы обозначить в воздухе кавычки движением указательного и среднего пальцев обеих рук.

Сложная задача в современном мире – говорить на родном языке лучше присяжных, потому что во времена П. Сергеича вряд ли в составе коллегии присяжных оказался бы учитель русской словесности, а вот наличие учителя русского языка и литературы средней школы, специалиста в подготовке к ЕГЭ, в вашем деле весьма вероятно.

Поэтому, когда школьники спрашивают меня, какие предметы нужно учить, чтобы стать хорошим адвокатом, я всегда отвечаю: пока есть возможность и время, учите русский язык и больше читайте книг из школьной программы. Потом времени не будет.

Так что учите, если не хотите дождаться в комнате присяжных такого отзыва о вашей речи: «Да он вообще говорить не умеет, этот адвокат (прокурор). Вы слышали, коллеги? „В соответствии с результатами судебной почерковедческой экспертизЕ“… Ужас! Двоечником был в школе, наверное!»

Как вы думаете, есть шанс у адвоката выиграть дело, если в самом начале обсуждения вердикта кто-то из присяжных скажет подобное в совещательной комнате? И добавит: «Я – учитель русского языка, и я в шоке от услышанного!»

Уже не будут иметь никакого значения доказательства вины ни для этого присяжного, ни еще для пары присяжных, сдавших русский «на троечку» в школе. Эти двое постараются промолчать и согласиться с мнением «училки». На всякий случай. По крайней мере, они в своих словах будут очень осторожны при обсуждении, чтобы и их не отругали и не поставили двойку в дневник. Итак, в вашем счете против обвинения уже минус три голоса! А всего-навсего нужно было слушаться маму, учить уроки и не сбегать с последнего урока литературы!

Мне в значительной мере повезло: моя бабушка, Елизавета Петровна Маркова, была учителем русского языка и литературы. Мое детство в летние месяцы проходило на родине Чехова, в Таганроге, там же, кстати, родились мои отец, мать и я сам. Мы гуляли с бабушкой каждый день, ходили пешком от дома до кинотеатра или просто кормить уток на пруду в парке. И бабушка мне все время рассказывала что-то интересное.

«Хочешь анекдот?» или «Хочешь, интересную историю расскажу?» – говорила она. Рассказывала она мастерски, а я слушал.

Потом, уже учась в школе, проходя в школьной программе того же Чехова, я начал улавливать, что этого писателя я уже когда-то читал, хотя вроде нам его только что начали преподавать. И А. Толстого читал, хотя только сегодня мой учитель предложил прочесть дома «Детство Никиты».

Понимание, что бабушка мне рассказывала школьную программу 5, 6 и 7-го классов под видом анекдотов пришло, когда я прочел «Лошадиную фамилию». Я помнил, что это анекдот в исполнении бабушки, и просто не знал раньше, что это Чехов.

Великий русский адвокат С.А. Андреевский в ноябре 1903 г. на конференции помощников присяжных поверенных высказался так: «Сделавшись судебным оратором, прикоснувшись на суде присяжных к „драмам действительной жизни", я почувствовал, что и я, и присяжные заседатели, – мы воспринимаем эти драмы, включая сюда свидетелей, подсудимого и бытовую мораль процесса, совершенно в духе и направлении нашей литературы. И я решил говорить с присяжными, как говорят с публикой наши писатели. Я нашел, что простые, глубокие, искренние и правдивые приемы нашей литературы в оценке жизни следует перенести в суд. Нельзя было пренебрегать столь могущественным средством, воспитавшим многие поколения наших судей в их домашней обстановке. Я знал, что их души уже подготовлены к восприятию тех именно слов, которые я им буду говорить».

И это говорил присяжный поверенный в начале XX в., когда состав присяжных не отличался особой образованостью.

Так что, уважаемый читатель, имеющий возможность учить русский язык и литературу, – учи! А тот, кому уже поздно учить, готовься. Готовься к тому, что в составе присяжных может оказаться кандидат наук, защитивший диссертацию на тему «Величие русского языка и особенности построения речи». Это вам не царская Россия начала XX в., все гораздо сложнее!

2.2. О чистоте речи

Раз уж цель оратора в суде присяжных – убедить и учителя русского языка, и остальных, в любом случае он должен говорить не так, чтобы просто поняли, а чтобы не смогли не понять.

Quare non ut intelligere possit, sed ne omnino possit non intelligere, curandum (Не так говорите, чтобы мог понять, а так, чтобы не мог не понять вас судья).

Эпикур: «Не ищите ничего, кроме ясности».

Аристотель: «Ясность – главное достоинство речи, ибо очевидно, что неясные слова не делают своего дела».

П. Сергеич: «Мало сказать: нужна ясная речь; на суде нужна необыкновенная, исключительная ясность. Слушатели должны понимать без усилий. Оратор может рассчитывать на их воображение, но не на их ум и проницательность. Поняв его, они пойдут дальше; но поняв не вполне, попадут в тупик или забредут в сторону».

«Нельзя рассчитывать на непрерывно чуткое внимание судьи, – говорит Квинтилиан, – нельзя надеяться, что он собственными силами рассеет туман речи, внесет свет своего разума в ее темноту; напротив того, оратору часто приходится отвлекать его от множества посторонних мыслей; для этого речь должна быть настолько ясной, чтобы проникать ему в душу помимо его воли, как солнце в глаза».

Пушкин: «Точность, опрятность – первые достоинства прозы; она требует мыслей и мыслей».

Видите, каждый из великих повторяет одно и то же: говорите понятно, раз уж начали говорить и есть что сказать!

Как правильно отметил П. Сергеич, первый недостаток слога – злоупотребление иностранными словами.

«Мы слышим: травма, прекарность, базировать, варьировать, интеллигенция, интеллигентность, интеллигентный, интеллигент» – эти слова сто лет назад раздражали слух и присяжным были непонятны.

А сейчас? Сейчас присяжные от таких слов не шарахнутся. Но! Что имел в виду П. Сергеич и что я хочу донести до понимания читателя? Сегодня слова и выражения «зафайлить», «отпостить в комментах», «пролонгировать контракт», работать «фрилансером», «вести блог» могут быть понятны оратору в суде, ибо он продвинутый «юзер». Но среди присяжных могут оказаться люди с телефоном, который они даже не знают, как отключить, когда он затрезвонит во время суда. Для таких людей «пост» – это не сообщение на странице в социальной сети, а, может быть, воспоминания из воинского устава: «Пост – все, порученное под охрану и оборону часовому, а также место или участок местности, на котором он выполняет свои обязанности». Поэтому, опять же, вывод: говорите по-русски! За исключением тех иностранных слов, которые уже прижились в русском языке: «менеджер в фирме» сегодня звучит понятнее, чем «приказчик на предприятии».