Снег в апреле

– Кто, Энгус?

– Почему бы и нет? Другие же так делают. Он упирался все это время только потому, что не желал выполнять хотелки Дайаны.

Кэролайн не смогла сдержать улыбку:

– Ну что ж, тут ты, пожалуй, прав.

– Но ради нас он приедет. Он пишет, что скучает по нам. Что хочет быть с нами.

– А как мы доберемся до Шотландии? Дайана сразу обнаружит, что нас нет. Станет звонить по аэропортам, по вокзалам. И машину ее взять тоже нельзя, нас остановит первый же полицейский.

– Ясное дело, – сказал Джоди. – Но я все продумал. – Он допил молоко и придвинулся ближе к сестре. – У меня есть план.

До апреля оставалось лишь несколько дней, но погода стояла хмурая и ветреная, и к вечеру совсем стемнело. Да и днем было не слишком светло. С самого утра по небу ползли низкие свинцовые тучи, из которых то и дело брызгал холодный дождик. За городом тоже все казалось унылым и неприветливым. Холмы, насколько хватало глаз, были покрыты бурой, пожухлой травой. Снег, оставшийся после последнего снегопада, покрывал бо?льшую часть возвышенностей подобно кое-как размазанной сахарной глазури; снег лежал и в разбросанных то здесь, то там глубоких расщелинах и оврагах, куда не попадал луч солнца.

Неширокая долина между холмами, по которой петляло русло реки, насквозь продувалась северным ветром, прилетевшим, наверное, из самой Арктики, резким, безжалостным и холодным. Он свистел в голых ветвях деревьев, выдувал из канав опавшие осенью листья, заставляя их метаться по воздуху в безумной пляске, шумел в вершинах высоких сосен, будто далекий морской прибой.

Церковное кладбище располагалось на открытом месте, от ветра здесь негде было укрыться, и одетые во все черное люди, сбившись в тесную группу, горбились под его порывами. Накрахмаленный стихарь приходского священника хлопал и пузырился на ветру, словно неправильно установленный парус, и Оливер Кэрни, стоявший с непокрытой головой, уже почти не чувствовал ни щек своих, ни ушей и очень жалел о том, что не надел под плащ теплую подкладку.

Странное у него было состояние: сознание как бы пребывало в некоем помутнении и лишь временами становилось ясным, как прозрачный кристалл. Слова священника, проводившего обряд, вроде должны были быть совершенно понятны, но Оливер едва слышал их, и вместе с тем все его внимание было приковано к огромному букету нарциссов с ярко-желтыми лепестками, которые в этот мрачный день горели, как свеча в темной комнате. Почти все стоящие вокруг него, но за пределами его поля зрения люди, провожающие умершего в последний путь, были безлики, как тени, и только двое привлекли его внимание, будто фигуры на переднем плане картины. Одним из них был Купер, немолодой уже лавочник, надевший по случаю такого события свой лучший костюм из твида и черный трикотажный галстук. Другой – Дункан Фрейзер, сосед Кэрни, в грузной фигуре которого было нечто успокаивающее. Еще там была девушка, довольно странная, – на фоне их скромного сборища она выглядела несколько неуместно. Темноволосая, худенькая и загорелая, в меховой шапке, надвинутой на уши, в огромных темных очках, за которыми почти совсем скрывалось лицо. Довольно эффектно. Даже вызывающе. Кто такая? Подружка Чарльза? Это вряд ли…

Поймав себя на том, что предается мыслям, недостойным события, Оливер постарался выбросить их из головы и в который уже раз сосредоточиться на происходящем. Но злобный ветер, словно приняв сторону личного змея-искусителя Оливера, с удвоенной силой набросился на него, завывая, поднял с земли вихрь лежащих у его ног сухих листьев и швырнул их в воздух. Оливер испуганно отвернулся и неожиданно для себя уперся взглядом прямо в незнакомую девицу. Она сняла очки, и он с изумлением увидел, что это Лиз Фрейзер. Да-да, рядом со своим отцом стояла невероятно элегантная Лиз. На мгновение их глаза встретились, и Оливер отвернулся, пытаясь собраться с мыслями. Лиз, которую он не видел уже года два или даже больше. Лиз, теперь уже совсем взрослая и по какой-то причине оказавшаяся в Росси-Хилле. Лиз, которую так обожал его брат. Оливера охватило чувство благодарности к ней за то, что она нашла время и пришла сегодня сюда. Для Чарльза не было бы ничего дороже в мире, чем этот ее поступок.

Наконец все, слава богу, закончилось. Отвернувшись от могилы, заваленной дрожащими на ветру весенними цветами, люди двинулись обратно, мечтая поскорее попасть туда, где тепло. Разбившись на группы по два-три человека, они покидали церковное кладбище, подгоняемые порывами ветра, выметающего их за ворота, как метла выметает пыль.

Оливер неожиданно для себя обнаружил, что стоит на тротуаре, пожимая протянутые руки и произнося приличествующие ситуации слова:

– Как хорошо, что вы пришли… Да… это для нас трагедия…

Старые друзья, жители деревни, а также фермеры, живущие на той стороне Релкирка, многих из которых Оливер ни разу в жизни не видел. Друзья Чарльза. Каждый из них подошел к нему и представился.

– Спасибо, что вы пришли, проделав такой путь. Если у вас будет время по дороге домой, загляните к нам в Кэрни. Миссис Купер приготовила большое чаепитие…

Остался один только Дункан Фрейзер. Крупный, крепко сбитый мужчина в застегнутом на все пуговицы черном пальто, обмотанный кашемировым шарфом, с седыми волосами, растрепанными ветром. Оливер поискал глазами Лиз.

– Она ушла, – сказал Дункан. – Отправилась домой сама. Да и правда, что тут хорошего.

– Очень жаль. Но вы ведь зайдете к нам, а, Дункан? Пропустите стаканчик-другой для согрева.

– Конечно зайду.

Возле него вдруг возник священник:

– Оливер, я зайти не смогу, но все равно спасибо. У меня жена слегла. Думаю, грипп.

Они пожали друг другу руки, молча выражая признательность с одной стороны и сочувствие – с другой.

– Дайте мне знать, что вы собираетесь делать дальше, – добавил священник.

– Мог бы сказать и сейчас, но, боюсь, это займет много времени.

– Ну тогда потом, торопиться нам некуда.

Ветер раздувал его сутану. Руки с зажатым в них молитвенником распухли и покраснели от холода. «Пальцы как говяжьи сосиски», – подумал Оливер. Священник повернулся и пошел по церковной дорожке между покосившимися надгробиями, маяча белым стихарем в сгущающихся сумерках. Оливер смотрел ему вслед, пока тот не вошел в храм, закрыв за собой большую дверь, а потом двинулся по тротуару к своей одиноко стоящей машине. Влез в нее, захлопнул дверь и уселся поудобней, радуясь тому, что остался один и никого больше нет рядом. Теперь, когда мучительная церемония похорон закончилась, можно попробовать смириться с мыслью, что Чарльза больше нет. Ему казалось, что стоит только смириться с этим, и все, весьма вероятно, пойдет легче. Оливер уже ощущал… не то чтобы удовлетворение, нет, конечно, но некоторое спокойствие, и ему приятно было думать, что на похороны сегодня пришло так много народу, и тем более приятно, что и Лиз тоже была там.

Путаясь в складках плаща, Оливер полез в карман, нащупал пачку сигарет, достал одну и прикурил. Он смотрел на пустую улицу и говорил себе, что пора ехать домой, чтобы выполнить последние общественные обязательства перед гостями. Они ведь будут его ждать. Он повернул ключ зажигания, выжал сцепление и тронулся с места. Под жесткими протекторами зимних покрышек хрустели замерзшие водостоки.

К пяти часам ушел последний гость. Впрочем, нет, предпоследний. Возле парадной двери все еще стоял старенький «бентли» Дункана Фрейзера, но Дункана никогда не считали гостем.

Проводив последнюю машину, Оливер вернулся в дом, захлопнул за собой входную дверь и прошел в библиотеку, к теплу и комфорту пылающего камина. Лайза, престарелая сука породы лабрадор, поднялась с пола и через всю комнату подошла к нему, а потом, поняв, что тот, кого она ждала, еще не пришел, медленно вернулась обратно и снова устроилась на коврике у камина. Это была собака Чарльза, она выглядела потерянной и одинокой, и видеть ее такой было особенно невыносимо.

Оливер отметил, что, оставшись один, Дункан придвинул кресло поближе к огню и расположился поудобней. Щеки его раскраснелись, возможно от жаркого огня, но скорее от внутреннего жара после выпитых им двух больших порций виски.

В комнате, всегда имевшей запущенный вид, остались следы недавнего чаепития с приготовленным стараниями миссис Купер превосходным чаем. Белоснежная камчатная скатерть на сдвинутом в дальнюю часть комнаты столе была усыпана крошками от фруктового пирога. Пустые чайные чашки стояли вперемежку со стаканами, предназначенными для напитков покрепче чая.

Дункан поднял голову навстречу вошедшему Оливеру, улыбнулся и вытянул ноги.

– Пожалуй, мне тоже пора домой, – сказал он не утратившим прежней звучности голосом, в котором слышался акцент уроженца города Глазго.

Проговорив это, он, однако, даже не пошевелился.

– Не спешите, останьтесь ненадолго, – сказал Оливер и подошел к столу, собираясь отрезать себе кусочек пирога. Ему очень не хотелось оставаться сейчас одному. – Расскажите мне про Лиз. И налейте себе еще чего-нибудь выпить.

Дункан Фрейзер с сомнением посмотрел на свой опустевший стакан, словно прикидывал, стоит ли принять это предложение.

– Ладно, – проговорил он наконец.

Заранее зная, что он не откажется, Оливер забрал у него стакан.

– Ну разве только чуть-чуть, – добавил Дункан. – Сам-то ты даже еще не пригубил. Давай со мной за компанию.

– Конечно. Теперь и я выпью.

Оливер подошел к столу, поставил стакан Дункана, нашел еще один чистый, разлил виски и слегка разбавил водой из графина.

– А ведь я ее даже не узнал, можете себе представить? – сказал он. – Гляжу на нее и думаю: кто такая?

Он взял стаканы и понес обратно к камину.

– Да, она сильно изменилась.

– Она давно к вам приехала?

– Пару дней назад. Отдыхала где-то на Карибах, что ли, с подружкой. Ездил ее встречать в Прествик, в аэропорт. Не собирался, но… в общем, подумал, что лучше будет, если про Чарльза ей расскажу я сам. – Он чуть заметно усмехнулся. – Ты же знаешь, Оливер, женщины – странный народ. Поди пойми, о чем они думают. Все держат в себе, будто боятся отпустить.

– Но сегодня она пришла.

– О да, она там была. Сегодня Лиз впервые в жизни реально столкнулась с тем, что умирают не только люди, про которых ты читаешь в газетах и в некрологах, но и твои знакомые. Умирают друзья. Умирают те, кого ты любишь. Завтра она, возможно, зайдет к тебе… или послезавтра… Не могу сказать точно…