Невероятный сезон

– Но это же смешно, – сказала Талия. – Мы не животные, которых можно купить и продать на рынке тому, кто больше заплатит… Мы – женщины с сердцем, умом и волей и заслуживаем, чтобы нас ценили по нашим достоинствам, а не только за внешность или репутацию.

– Думаю, сестра дала вам больше свободы высказывать свое мнение, чем это было бы полезно. Надеюсь, в обществе ты не станешь говорить так свободно! – ответила мама. – Что ты предлагаешь, Талия? Бросить вызов всему? У нас нет такой власти. Даже твой дядя, имеющий место в парламенте, не смог бы сделать это.

– Я не собираюсь бросать вызов, – тихим голосом сказала Калли. – Я только хотела, чтобы меня приняли, ходить на вечера, иметь поклонников и танцевать.

Мама похлопала ее по руке.

– И все это будет, дорогая. Мы начнем принимать посетителей и покажем, что нам за тебя не стыдно.

Талия фыркнула. Грация подумала, не покажется ли бессердечной, если будет читать научный журнал. Несмотря на искреннюю заботу о кузине, светские беседы казались ей утомительными. Но когда она потянулась за журналом, мама поймала ее взгляд и покачала головой. Грация уронила руки на колени.

Они стали ждать.

Через час Калли сказала:

– Никто не придет. Со мной покончено.

– Еще рано, – ответила мама.

– Если люди не могут оценить тебя, несмотря на глупые слухи, значит, они ненастоящие друзья. – Талия скрестила руки на груди.

Они подождали еще немного. Мама не остановила Грацию, когда та положила журнал себе на колени и начала читать.

Прервавшись на легкий ланч, Калли попросила разрешения удалиться к себе в комнату.

– Я устала, тетя Гармония, и чувствую, что начинается головная боль.

Пока мама хлопотала над Калли, Грация и Талия вернулись в гостиную, следуя маминому приказу. Талия сразу прошла к письменному столу и взяла перо, а Грация возобновила чтение, время от времени прерываясь, чтобы сделать пометку на полях журнала.

Наконец, Талия рассмеялась и развернулась на стуле.

– Разве мы не странная пара? Я не верю, что твоя мама это имела в виду, когда отправляла нас ждать посетителей. Предполагается, что мы должны сидеть тихо и чинно, занимаясь шитьем или вышивкой. Теперь у меня на пальцах чернильные пятна, а ты… над чем это ты работаешь?

– Письмо. Я думаю. Для «Философских трудов».

– О! – в голосе Талии прозвучало удивление. – Не знала, что ты собираешься публиковаться.

– Ну, ученые должны в какой-то момент, если хотят делиться своими идеями. Я не планировала в этом сезоне, но прочитала нелепую статью, которая заслуживает реакции, так почему бы не откликнуться мне? – Грация пожала плечами. Ей была невыносима мысль, что кузина высмеет эту идею.

Талия ответила не сразу, поэтому Грация спросила:

– А над чем ты работаешь? Еще одно стихотворение?

– Да, но слова идут не так, как мне хотелось бы. – Она скорчила гримасу, что рассмешило Грацию, и именно в этот момент дверь гостиной открылась.

– Мистер Левесон, – объявил Диллсуорт.

Грация выронила журнал. Она в ужасе уставилась на высокую элегантную фигуру, появившуюся в дверном проеме позади дворецкого.

Когда Талия присела в вежливом реверансе, Грация вскочила и выпалила:

– Что вы тут делаете?

Едва произнеся эти слова, она пожалела, что не прикусила язык.

На хорошо очерченных губах мистера Левесона заиграла улыбка.

– Полагаю, принято наносить визиты новым знакомым?

– Мне казалось, мы скорее увидимся в а… преисподней, чем у меня дома, – ответила Грация. Черт бы все побрал. Что такого в этом мужчине, что лишало ее всякого такта? Не то чтобы его было у нее много. Запоздало она сделала неуклюжий реверанс и добавила: – Сэр.

Мистер Левесон смотрел на нее, забавляясь.

– Уверяю, ничего столь ужасного не требуется, – вмешалась Талия. – Не хотите ли присесть, мистер Левесон?

Он сел на диван рядом с Грацией, и та немедленно переместилась на соседнее кресло. Ее не волновало, что кузина уставилась на нее широко раскрытыми глазами или что мистер Левесон ухмыльнулся. Она не станет загонять себя в ловушку, находясь в такой близости от него. Грация взяла журнал, но удовольствие от научных идей пропало. Она ограничилась тем, что написала на полях: «Существование модного лондонского джентльмена, у которого на уме лишь мода и лошади, доказывает мою точку зрения: иногда живые существа с течением времени скорее регрессируют, чем прогрессируют».

Дав таким образом характеристику мистеру Левесону, Грация сидела молча, пока Талия вела беседу, достойную похвалы, затронув погоду и детские воспоминания мистера Левесона об Индии, о семье его матери, живущей в Гуджарате на протяжении нескольких поколений.

По мере того как разговор продолжался, в Грации нарастало чувство вины. Папа хотел, чтобы она извинилась, да и ее совесть говорила, что она была не вполне справедлива к мистеру Левесону. Когда в беседе наступила пауза, она вмешалась:

– Я чувствую, что должна извиниться за некоторые вещи, которые наговорила вам вчера вечером. Даже будь это правдой, мне не следовало говорить это вам в лицо.

– Я бы предпочел услышать все в лицо, а не за спиной, – ответил мистер Левесон. – Но приму ваши извинения и отвечу тем же… Боюсь, что был несколько более резок, чем хотел.

Грация покачала головой.

– Вы не сказали ничего, что было бы неправдой. Я действительно отнеслась к вам предвзято, и мне не стоило этого делать. Тем не менее вы не обязаны поддерживать знакомство со мной или моей семьей, когда это доставляет вам так мало удовольствия.

– Мои друзья засвидетельствуют, я не делаю ничего, что не доставляет мне удовольствия, так что можете быть спокойны на этот счет.

Что он хотел сказать? Этот визит принес ему удовольствие?

Его пристальный взгляд задержался на ее лице, прежде чем опуститься на пол. Грация проследила за ним и увидела, что в спешке ее юбки немного задрались, на дюйм или два обнажив лодыжку. Еще одно из социальных правил, которое она не до конца понимала: почему молодой леди дозволительно обнажать часть груди в бальном зале, но выставлять напоказ лодыжки, даже прикрытые чулками, совершенно неприлично.

Но мистер Левесон, казалось, не испытывал ни смятения, ни отвращения. Он слегка улыбался.

Щеки Грации обдало жаром, и она быстрее спрятала ноги под юбкой.

– Может, начнем сначала? – спросил мистер Левесон, поднимая на нее взгляд. – Я забуду прискорбные слова, что вы сказали, если вы забудете то, что сказал я. Мы продолжим непринужденный разговор о погоде, и я сделаю вам комплимент по поводу… – Он снова взглянул на нее и слегка нахмурился. Грация почувствовала, что напрягается. – Вашего очаровательного платья.

Бледно-лимонное дневное платье, которое она надела, было модным и достаточно чистым – на нем не наблюдалось заметных чернильных пятен. Однако это был не самый удачный цвет: каштановые волосы и веснушчатая кожа Грации лучше всего сочетались с насыщенными тонами: золотистым, красновато-коричневым, зеленым и умброй. Но мама сказала, что эти оттенки совершенно не подходят юным леди, и Грация прикусила язык и не стала спорить.

– На ком-то другом оно смотрелось бы очаровательно, – признала она. – Это прелестное платье, но мне не идет цвет, и я не могу убедить маму, что мне не стоит носить оборки.

– Никому не стоит носить оборки, – ответил мистер Левесон. – Но я считаю, что правильный ответ на этот комплимент – «спасибо».

Талия сжала губы, будто сдерживала смех.