Американец. Капитаны судьбы

Я улыбнулся. Это да! Теперь, постреляв и даже немного поучив стрелять других, я прекрасно понимал, что, как минимум, половина стрелков начнёт палить в сторону цели, стараясь задавить огнём.

– Вот! А потом слишком длинная пауза получается, пока новую обойму вставишь. Мы с Нудельманами думали про отъёмные магазины, но они требуют ручной подгонки, довольно дороги и всё равно либо вываливаются из крепления, либо так туго входят, что приходится буквально выколачивать обратно!

Он помолчал, увидел, что энтузиазма я не проявляю, и попросил:

– Вот если бы ты придумал из какой-нибудь своей пластмассы отпечатывать магазин… Как твои игрушки. Так чтобы просто, недорого, и держалось надёжно.

– Подумаю! – уклончиво ответил я, отгоняя от мысленного взора образ «рожка» к «калашу».

– Думай! – согласился он. – Но учти, если ты быстро не придумаешь, меня просто убьют. Я ведь зимой снова к бурам поеду. Прихлопнут меня там, как муху, и будете вы с Натали без начальника охраны.

– Ничего, как помрёшь, так и воскреснешь, тебе не привыкать!

Мы поржали, но он продолжил гнуть своё:

– А что наша охрана не успеет стрелять так быстро, как надо, тебе тоже все равно? Да и неужели не интересно самому так вот пострелять? От души, с быстрой перезарядкой…

– Я же сказал, что подумаю! – прорычал я.

– Вот теперь верю. И второе. Смотри, мы по их степям набегались. Из пулемёта стрельнёшь, они в траву падают и ползут куда-нибудь в низинку или овраг. Туда бы из пушки стрельнуть. Или динамитных шашек накидать. И сразу всем супостатам конец пришёл бы. Но для нас и пулемёт – тяжесть, а пушку просто не утащить. А динамитную шашку просто не докинуть. Мы же шагов с двухсот-трёхсот обычно работали. Придумаешь?

Беломорск, 1 мая (14 мая) 1900 года, понедельник.

– С Днём рождения, дорогой Перес Хаймович! Здравствуйте, Марк! Что ж вы не предупредили, что приезжаете?! У нас и подарка нет!

– Ничего, Наталья Дмитриевна, я чуть-чуть изменю правила. И на свой день Рождения сделаю подарок вам обоим! Вернее, мы с Марком кое-что вам преподнесём. Ну, давай, внучок, порадуй дедушку, излагай!

– У нас намечаются большие проблемы с финансированием. Да, мы получаем с европейских торговых домов векселя, пускаем их в оплату за оборудование и материалы, но вы с Юрием Анатольевичем большую их часть пускаете на стройку. А стройка только ест деньги, приносить она будет потом.

Воронцова кивнула.

– Хорошую оборачиваемость дают только доходные дома. Пришли материалы, вы добавили чуток труда, чуток кирпича и цемента и – бац – через полгода дом стоит. Ещё квартал – и его можно заселять. А через год от начала он уже продан, причём раза в два дороже, чем вам обошёлся.

Марк отхлебнул водички и продолжил:

– Пока рабочие все прибывают, и новые дома строятся, все идёт неплохо. Но когда эта прогрессия перестанет расти, у вас все рухнет.

– Может рухнуть и раньше! – спокойно сказал я. – По всем признакам скоро случится новый кризис. И длиться он будет года два-три. Тут и спрос на наши товары упадёт, и продажи…

Судя по расширившимся глазам троицы присутствующих, включая мою жену, они не ожидали от меня такой грамотности в экономике. Да я и не был пока грамотным. Просто после того косяка с месторождением руды у озера Контокки[2 - Воронцов перепутал Ловозеро с Лувозером. В результате совершенно случайно прикупил права на разработку Костомукшского месторождения. Подробнее читайте в романе «Американец. Хозяин Севера».] до меня вдруг со страшной силой дошло, что я осёл! Точно осёл! Племенной дебил и дегенерат! Раз из всех знаний будущего сосредоточился исключительно на энергетике и химии.

Вот я и стал выкраивать время и вспоминать, что я ещё знаю. Про революцию 1905 года вспомнил, про русско-японскую войну и наш позорный проигрыш в ней. Про «столыпинские» реформы. Скажете, бесполезное знание? А вот и нет! От первых двух я решил держаться подальше. И отношения с рабочими продумать так, чтобы меня эти революции не коснулись. А вот насчёт реформы Столыпина – наоборот, человек он явно для меня полезный, надо бы его пораньше разыскать, познакомиться, а ещё лучше – подружиться. Я ведь удобрения планирую делать. И малую механизацию, весьма полезную в фермерских хозяйствах. Вот он мне и поможет их продвигать!

Ну и так, по мелочи ещё. Вспомнил про Инту с её углём. Города-то этого, понятно, сейчас ещё не существует, а вот речка Большая Инта – есть. И всей длины у неё – примерно сотня вёрст. Так что если послать в бассейн этой реки поисковую экспедицию, уголь найдут наверняка. И с Воркутой та же история – река такая есть, длиной чуть больше полутора сотен вёрст.

Или вот Вуктыл. Уникальное газоконденсатное месторождение, очень богатое. Мне для газохимии просто невероятно полезным будет. И тоже – речушка Вуктыл нашлась. Чуть больше сотни вёрст длиной. Но это всё пока на перспективу. Штаны порву прямо сейчас так шагать.

Но нашлись и более полезные вещи. Припомнил я, как меня однокурсник уговаривал, мол, поедешь по делам химии в Березники, так и ко мне в Соликамск загляни, «всего полтора десятка кэмэ выше по течению». Так что я, получается, знал, где тут крупнейшее месторождение калийных солей в России. И вот оно мне для удобрений очень пригодится, и уже в самом скором времени. Фосфорные удобрения тут знали, азотные тоже, органические применяли исстари, но лучший результат даёт комплексное применение. Причём не абы какое. А с учётом почв, климата и выращиваемой культуры. Под рожь – одно соотношение нужно, под пшеницу – другое, под рис – третье. Но калий нужен всем растениям! А пока что предложение было чахленькое, немцы немного получали и держали большую часть мирового рынка. Но с Березниками я гансов не то, что за пояс заткну, а ниже плинтуса опущу! В моем будущем – это месторождение на втором месте, сразу после канадцев и существенно обгоняет белорусский Солигорск. А китайцы с немцами плетутся сильно в хвосте. Однако здесь и сейчас ни канадские, ни белорусские месторождения неизвестны. Так что я могу стать практически монополистом.

И про дюраль, он же – дюралюминий, припомнил. Как и состав одного из первых таких сплавов, но главное – технологию. Там ведь главная хитрость не в составе сплава, а в эффекте старения. Только что изготовленный дюраль мягок, легко обрабатывается, но если дать ему состариться, буквально несколько суток полежать… Или за часы состарить искусственно, то он становится в разы прочнее. Вот я этот эффект проверил, а потом натравил на дальнейшую работу Байкова и Андрея Горобца. У парня после успеха с получением вольфрамовой нити большая склонность к работе с металлами возникла. Причём именно такая – на грани химии. Так что будет у нас скоро свой патент на дюраль. Я, чтобы не множить сущностей и не путаться, предложил такое название. Обосновав тем, что от французского слова dur, то есть «твёрдый» и от «алюминия».

И ещё про Ярегское месторождение нефти. Нам рассказывали, что оно на реке Ярега. И что именно там нашли первое в Коми месторождение нефти. Тоже уникальное. Нет, без шуток. Во-первых, оно в Коми – самое неглубокое. Единственное, до которого сегодняшние бурильные установки могли достать. А во-вторых, там нашли какие-то уникальные молекулы, нигде больше нет. И из-за них смазки из нефти этого месторождения очень высоко ценятся. Даже в XXI веке Штаты закупали именно такую нефть на эти самые супер-пупер смазки. А той реки Ярега – всего двадцать вёрст, даже меньше.

А нефть мне очень нужна. Так что я этим летом туда поисковые партии направил. Пусть бурят и ищут. Шунгит что-то жутко хреново горит. Нет, гореть – горит. Но котлы зашлаковывает просто страшно! Впрочем, я про шунгит и другое вспомнил. Так что попробуем ему иное применение найти. Более ценное.

И вот как раз по поводу шунгитового рудника я и припомнил, что в 1901–1903 годах акции владельцев сильно обесценились из-за экономического кризиса. Кстати, я рассчитывал, что и в этой реальности смогу прикупить у них акций по-дешёвке.

– Вы пришли попугать нас? – кокетливо спросила Натали. – Где же обещанный подарок?

– Так вы понимали? А за счёт чего же собираетесь выкрутиться?

– Продадим часть акций. Рудника, металлургического завода, завода по удобрениям! – спокойно ответил я. – Да, продадим по низкой цене, из-за кризиса, но лучше потерять часть, чем целое.

– Есть идея лучше! Смотрите! У вас есть две ГЭС, первый ток с Беломорской будет уже в июле, а осенью следующего года будут работать уже все три агрегата. Маткожненская у вас отстаёт примерно на год, так?

Мы с Натали переглянулись.

– Дорогая, тебе не кажется, что эти одесситы над нами издеваются?

– Ша, спокойно! – выставил Марк руки ладонями вперёд. – Я уже подошёл к сути вопроса! Смотрите, эти две ГЭС обойдутся вам в двадцать миллионов рублей. А электричества они будут давать почти полмиллиарда киловатт-часов. Умножаем на пять копеек, получаем двадцать пять миллионов рублей.

– Нет, – не согласился я. – пять копеек это цена для конечного потребителя. С потерями и услугами сетей по передаче. А сами ГЭС, что называется, «с шин», продадут в год миллионов на пятнадцать рублей в среднем.

– Всё равно хорошо! Получается окупаемость меньше двух лет!

– Если бы! – фыркнула моя жена. – Добавьте сюда пару лет на проектирование и согласование, потом три-четыре года, пока она строится и выходит на мощность, да ещё учтите набежавшие за это время проценты…

– Реальная окупаемость около десяти лет, – подтвердил я. – Плюс-минус два года. А это уже не так сладко. Поэтому инвесторы и не бегут в строительство ГЭС.

– Во-от! – торжествующе сказал Вальдранд. – я так и говорил дяде!

И он довольно рассмеялся, но не был поддержан даже Рабиновичем. Так что Марк моментально опомнился и торопливо продолжил:

– С точки зрения реального производства – вы абсолютно правы! Но мы же говорим о финансах! – он с важным видом поднял указательный палец к потолку. В исполнении девятнадцатилетнего щуплого носатого паренька это смотрелось уморительно. – А финансы – это алхимия!

– Хорошо звучит! – задумчиво пробормотала Наталья Дмитриевна. – «Алхимия финансов»! Когда буду писать учебник по менеджменту, обязательно включу такую главу!

– Натуральная алхимия. Может превращать недорогой свинец в золото! Вот смотрите, ваши ГЭС оформлены как акционерное общество. Миллион акций по двадцать рублей каждая. А теперь представьте, что сорок девять процентов этих акций мы сделаем привилегированными[3 - В настоящее время привилегированные акции не могут составлять более 25 % уставного капитала, но в те времена такого ограничения не было.]. Такие акции по почти всем вопросам не имеют права голоса, но зато – гарантирован их доход. Даже если год будет маловодным, а электричество упадёт в цене, все равно владельцу каждой привилегированной акции заплатят пятнадцать рублей, то есть, на выплаты дивидендов по привилегированным акциям пустим половину выручки.

– Это можно! – сказал я. – Да и деньги заплатить найдутся. Все равно это средний доход. В один год мы, как владельцы оставшихся акций, получим поменьше, чем эти, «привилегированные», в другой – больше, но нам все равно на покрытие эксплуатационных затрат останется.

– А в чём цель этого фокуса? – не поняла Наталья. – Ведь от этого возврат займов сильно растянется?

– С точки зрения европейских рантье ваши «привилегированные акции» станут «вечной рентой», той самой, за которой они сейчас просто гоняются[4 - Рантье – человек, который живет на доходы с вложенного капитала, не занимаясь бизнесом и не работая. Во второй половине XIX века и в первой трети XX века количество рантье могло в развитых странах колебаться от четверти до половины среднего класса.К описываемому времени «вечная рента», при которой не надо даже думать, а можно просто жить по деньгам, вложенным еще дедом или прадедом, начала уменьшаться в доле, за ней начали гоняться. В фильмах и книгах о том времени часто говорят «у него столько-то фунтов ренты в год». Это не стоимость ренты, она меняется, а объем ежегодно получаемых по ней выплат.]!

– «Вечную ренту» передают по наследству, в ней же часто исчисляют приданное! – заворожённо произнесла моя жена. Кажется, в отличие от меня, она уже поняла идею. И восхитилась.

– Почти семь с половиной миллионов рублей в год «вечной ренты». Формула стоимости «вечной ренты» простая. Берёшь сумму и делишь на принятую доходность, – намеренно равнодушным голосом сказал Рабинович.