С этими словами я поднатужилась, приоткрыла передними лапами мешок и вытянула их наружу.
– Вот теперь – порядок! – сказала себе я. – Свобода!
Тим заново надел мешок на спину, и мы покатились. Тим ехал теперь медленнее и почти никого не обгонял, а я, наоборот, быстро вертела головой в разные стороны, боясь пропустить что-то интересное.
Цветочные поляны сменялись густым лесом, и наоборот. Где-то под нами внизу текла небольшая речушка, и мы то отдалялись от нее, то приближались к ней. Где-то вверху, но совсем недалеко от нас, время от времени проносились какие-то незнакомые мне птицы. И в те мгновения, когда они приближались к нам, у меня почему-то возникало стойкое желание как можно быстрее выскочить из мешка и полететь вслед за ними, широко расправив в разные стороны все свои четыре коротенькие лапки и один длинный-предлинный хвостик.
И так мы колесили по парку долго-долго, пока усталость незаметно не охватила всех нас. Шер начал отставать от самоката, мне окончательно надоело сидеть в мешке, а Тим еще больше сбавил самокатную скорость. В конце концов мы остановились у какой-то лавочки, в окружении цветущих кустов и тени больших раскидистых деревьев. Не дожидаясь, пока Тим займется мешком и освободит меня, я тут же напрягла свои маленькие лапки, раздвинула узкое горлышко мешка и стремглав ринулась на свободу. Шер, не говоря ни слова, с радостью улегся на траву.
– Вы будете есть? – спросил нас Тим как ни в чем не бывало, залезая в мешок, из которого я только что выскочила. Спросил так, как будто мы были его давними друзьями, а не бездомными собакой и кошкой.
– Неплохо бы подкормиться, – обрадовался Шер.
– А что, так бывает, что люди кормят бездомных животных? – спросила я.
– Конечно. И даже очень часто. А тебя что, никогда никто не угощал?
– Пока нет. Ты первым будешь. Еще вчера мама приносила мне еду, а теперь мне придется добывать ее самой. И я даже не знаю, как это правильно делать.
– Серьезная проблема, – сказал Тим, – но, мне кажется, у тебя есть верный друг, который поможет. И научит.
– Хошку я не брошу, – отвечал Шер. – Она будет мне младшей сестрой.
– Отлично, – резюмировал Тим и отломил нам по большому куску какой-то совершенно неизвестной мне еды.
Еда пахла вкусно, но уж больно незнакомо.
Я осторожно обнюхала ее со всех сторон и спросила: «Что это?»
– Бутерброд с колбасой, – удивленно ответил Тим и добавил: – ах, да. Все время забываю, что ты у нас только первый день на свободе. И еще ничего толком не знаешь. Вот это – колбаса, – и он указал мне пальцем на круглый серый кусочек, – а вот это – хлеб. А вместе называется бутерброд.
– Колбаса ничего так, вкусная, – отвечала я, откусив немного, – а хлеб не очень.
– Не привередничай, – тут же высказался Шер, уплетая наверно уже третий или четвертый бутерброд.
Мы перекусили и поболтали еще немного о сложностях самостоятельной жизни. Вечерело.
Тим засобирался домой. И вскоре ушел.
А мы остались вдвоем. Парк постепенно пустел. Зажигались фонари, темнело небо, сквозь деревья пробивалась луна. Свернувшись клубочками, мы улеглись под лавочку и прижались друг к другу боками. Заканчивался первый день моей новой жизни.
Утиная охота
Однажды ранним утром я проснулась голодной. Ну, настолько голодной, что мне сильно захотелось что-то съесть. Я огляделась вокруг, заглянула во все углы своего подвала, выскочила во двор. Ничего. Ни кусочка. Ни крошки. Магазины, в которых мне иногда давали еду, были еще закрыты. Старушки, подкармливавшие иногда нас с Шером, еще спали. Одним словом – еды в округе нигде не было.
И тут я вспомнила, как кто-то из знакомых мне кошек рассказывал, что если поймать птичку и эту птичку съесть, то это будет и сытно, и вкусно, и даже полезно.
«А что? Неплохая идея», – подумала я и тут же стала размышлять, как бы мне поскорее поймать какую-нибудь, пусть даже самую маленькую птичку. Поскольку опыта ловли птичек у меня еще не было, пришлось все придумывать на ходу.
«Они все время летают, – рассуждала я, – значит, надо срочно научиться хотя бы немного летать. И я их тогда догоню. Прямо в полете. У них же всего два крыла, а у меня целых четыре лапы. А это значит, что летать я смогу и дольше, и быстрее».
Я огляделась вокруг и увидела сидевшего неподалеку на ветке воробья.
– Привет, воробей, – сказала я ему.
– Привет, кошка, – ответил он и зачем-то перепрыгнул на одну ветку повыше.
– Научи меня летать!
– Так это не так просто! Это ж сколько сил и времени мне потратить придется. А ты мне что взамен?
– А я стихи тебе подарю!
– Стихи? А это вкусно? Я никогда не пробовал.
– Это несъедобно. Но интересно, – ответила я и на минутку задумалась. – Вот, послушай:
«Воробей сидел на ветке. Грыз баранки, ел котлетки.
Бац! – и уронил котлетку. Вот такой вот случай редкий!»
– Это и есть стихи? – спросил воробей. – Классно. Спасибо. Конечно, я научу тебя летать! Про меня ведь стихов еще никто не сочинял! Но тут есть одна сложность: не видел я, чтобы кошки летали. Поэтому ты, получается, первая будешь. Единственная! Во всем городе. Или даже во всем мире! Кстати, стихи у тебя какие-то странные получились! Во-первых, у нас, воробьев, из клюва никогда ничего не падает. Мы, уж если что схватили, то обязательно съедим. А во-вторых, никто никогда не угощал меня котлетками. Да и моих приятелей тоже. Честно говоря, я даже и не знаю, как эти котлетки-то выглядят, как они пахнут и вкусные ли они! А то, может, они такие отвратительные, что и есть-то их не захочешь.
– Насчет котлеток не знаю. Сама их ни разу не ела. Это мне про них Шер рассказал, мой друг. А вот стихи, – отвечала я, – они всегда такие, очень неожиданные. Я их недавно сочинять начала. Как от мамы ушла. То про котлетки, то про конфетки, а то и про ветки какие-нибудь, да еще и с листьями. Никогда заранее не поймешь, что там, в этих стихах. То ли весело, то ли грустно. То ли радостно, то ли горько. Вот, послушай, сейчас в голову пришло:
«Серая кошка по имени Хошка долго летала, устала немножко.
И отдохнуть залетела в окошко.
Села на стульчик, свесила ножку. Вилку схватила, и ножик, и ложку.
Съела салат, творожок и картошку. Посуду помыла, поспала немножко.
Йогурт с собою взяла на дорожку. И упорхнула. Чудесная кошка!»
– Серая кошка – это я! Это меня Хошкой зовут!
– Здорово, – удивился воробей, – а я вот, кроме двух слов, ничего придумать не могу! Хотя столько уже на свете живу! Целый год! Чирик-чирик! Чирик-чирик! Нет, могу еще немного по-другому: вырк-вырк-вырк! Но на этом, пожалуй, все. А ты молодец! Стихи – это сложно! Не просто так! Ну, пойдем учиться. Кстати, а зачем тебе летать? Хочешь Город посмотреть?
– Как тебе сказать! И Город, конечно, посмотреть хочу. Но еще и птичек хочу научиться ловить. Мне же кушать надо! Стихи-то не кормят!
– Ах, вот оно что, – задумался воробей.
– Но ты, пожалуйста, не волнуйся, – сказала я, – за тобой я гоняться не буду. И тебя точно не съем. Мы же теперь друзья!
– Обещаешь?
– Честное кошачье слово! И хошачье тоже!