Зеркала и лабиринты

Про себя я отметил, что этих людей можно было бы понять, и я, скорее всего, придерживался бы похожего мнения в отношении Селака, не имей я тех сведений о господине Фэйде, что уже были собраны.

– Все эти умники пытались казаться мне настолько убедительными, обосновывая свои теории, как если бы это они были там, а не я. Что же, я бы посмотрел на их лица, если бы самые ярые из них были там, где мне приключилось столкнуться с треклятым Фэйдом во второй раз!

– Во второй раз? – изумился я, а Селак ухмыльнулся в ответ.

Инцидент 2

– Спустя четыре года после того события я еще не до конца переборол развившуюся у меня фобию водить автомобили, когда я ехал поездом из Сараево в Дубровник. Зима была, холмы мерно дремали под шапками из снега, а озёра надёжно сковал лёд, – подметив это обстоятельство, Селак сделал многозначительное выражение лица. – Над одним из таких вот озёр, одним из наиболее больших и глубоких, проходил железнодорожный мост, по которому мчался наш поезд.

Острие карандаша, в моей руке, упредительно соприкоснулось с поверхностью листа в моём блокноте.

– Я до того дня никогда не куривший сидел на своём месте в купе и читал книгу, когда ко мне подбежал какой-то мелкий мальчуган. Бесцеремонно дёрнув меня за рукав, он привлёк моё внимание.

На веснушчатом лице отразилась улыбка, обнажающая ряд зубов столь не регулярный, что я мигом вообразил в голове всех тех нищих на улице дореволюционного Парижа, что Гюго описывал с такой детальностью.

– Господин Селак? Это вы? – прошепелявил мальчишка, а когда получил от меня утвердительный ответ, добавил. – Хороший господин Фэйд просит вас составить ему компанию в тамбуре, между вагонами.

– Я сказал, что понятия не имею, кто это такой, этот господин Фэйд, но мальчишка не унимался, не оставлял меня в покое. Тогда я понял, что смутьян должно быть заплатил прохвосту, чтобы тот не давал мне покоя. Устраивать взбучку засранцу в купе было неразумно, кругом были люди и им и без того начинал действовать на нервы наш затянувшийся диалог с сорванцом. Я сказал тому, чтобы он заткнулся, и что я схожу к этому мистеру Фэйду, и если выяснится, что это какая-то глупая шутка, я немедленно позабочусь, чтобы балагур сошёл с поезда, немедленно и в самой радикальной форме!

Пока я шёл вдоль по вагону в направление тамбура, меня провожали недовольные взгляды, я же был преисполнен решимости выяснить, кто это позволял себе докучать мне в пути. Моей решимости, надо сказать, поубавилось, когда я навстречу мне, из тамбура вышел человек, и в момент, когда дверь была открыта, я увидел там его! Того самого человека, что четырьмя годами ранее появился в горном лесу, когда мой автомобиль горел.

Под моим взглядом Селак состроил недовольную мину, однако, тряхнув головой, всё же пояснил.

– Сомнений быть не может! Он был там, понимаешь парень! Твой господин Фэйд, которого ты здесь ищешь! Он был одет в тот же костюм, на его лице было то же выражение лица. Знаешь, выражение лица стороннего наблюдателя, как если бы незадачливый зритель вдруг перепутал дверь и вместо зрительного зала, ступил на сцену, прям посреди разыгрываемого представления.

Это сравнение произвело на меня довольно сильное впечатление, и, хотя к делу это отношение не имело, я всё же не удержался и записал высказывание в свой блокнот.

– Я ощутил, как у меня ноги подкосились, сердце забило барабанную дробь, дыхание перехватило. Когда между нами осталось пространство в один тамбур, Фэйд, едва улыбнувшись, подскочил ко мне, схватил за рукава и со всей силы потянул за собой. На какую-то долю секунды я допустил, что он явился убить меня! Но в следующий миг послышался скрежет металла, столь оглушительный, что все пассажиры схватились бы за уши, если бы они имели на то возможность. Падая с полок, люди, подобно тряпичные куклы, летали по салону вагона, некоторые выбивали своими телами оконные стёкла и исчезали в воде, которая вперемешку со льдом, стремительно, стала заполнять пространство внутри вагона.

Вагон начал деформироваться, людей прижимало металлом, рвало и надрывало, к счастью, это было последнее, что я видел. Фэйд вытащил меня наружу. Мы оказались в ледяной воде, но свободные от деформирующейся тюрьмы еще недавно комфортного вагона.

Когда же спасатели прибыли, они подняли из воды больше трёх дюжин трупов, я же подхватил воспаление лёгких и моя рука, понятия не имею как, оказалась сломана. Я был доставлен в больницу, где мне оказали помощь, но очень скоро я был отправлен на лечение домой, так как состояние моё не тянуло и на среднюю степень тяжести.

Все, все кого я знал, а также местные репортёришки, все расспрашивали меня о случившемся и о том, как я выжил.

– Вы рассказывали им о том, кто спас вас за мгновение до крушения поезда в озеро? – мне казалось интересным услышать о том, как друзья и близкие Селака могли отреагировать, если бы он вновь принялся рассказывать им о чудесном бегстве от смерти с помощью таинственного незнакомца.

– Иди к чёрту, парень! – Фрэйн махнул рукой в мою сторону, но я уже понимал, что это он сделал в сердцах, и вовсе не для того, чтобы оскорбить меня, так мужчина просто разряжал напряжение в своих же мыслях. – Я никому больше не рассказывал! Я понимал, что теперь меня бы точно сочли за психа, и если бы в психушку не упекли, то «ярлык» бы навесили, до конца моих дней. Я ограничился выдуманной историей о том, что я шёл в туалет, когда всё случилось, и мне чудом удалось спастись. Однако самому себе я уже не мог лгать, и ночами, пытаясь уснуть, в голове я прокручивал эти события. Имя Фэйд уже не покидало меня, настигая даже в моих сновидениях. Когда же мне случалось пробуждаться посреди ночи, в темноте своей одинокой квартиры я видел веснушчатое лицо мальчишки, беззвучно улыбающегося мне нерегулярным рядом еще молочных зубов, постоянные ему обрести не дано…

Селак замолчал, глядя перед собой, он похлопал по карманам своих неряшливых брюк и извлёк полупустую пачку сигарет. Секунду спустя в его руке уже дымилась сигарета, вдыхая табачный дым, мужчина заметно расслабился, на его лицо вернулось прежнее выражение, когда он посмотрел на меня и сказал:

– Спустя два года после того события, я был пассажиром международного рейса, когда мы встретились вновь…

Инцидент 3

– Самолёт был совсем не тем здоровенным Боингом, к которым все уже успели привыкнуть в наши дни, – вспоминая самолёт, на котором Селак столкнулся с Фэйдом в следующий раз, мужчина воздал очи горе, то есть к потолку лестничной клетки, как если бы сквозь бесконечно-толстые слои бетонных конструкций он мог увидеть звёздное небо, в котором даже сейчас медленно плыли пассажирские суда, неся тысячи судеб в тесно переплетённых жизненных пространствах. – То был старый, совершенно не большой, винтокрылый самолёт с количеством пассажирских мест не больше пятидесяти, из которых заняты в тот день были в лучшем случае одна треть. В нашей стране, парень, путешествие авиатранспортом в те годы было роскошью, и, если бы не обстоятельства, я бы себе такого не позволил.

– Обстоятельства? – я решил уточнить, полагая, что в истории Селака едва ли не каждая деталь может оказаться ценной информацией в моём расследовании, а кроме того, мне становилось ужасно любопытно узнать побольше про это причудливое «дитя человеческое», украшающее наш вид экстравагантностью своей жизни.

– Обстоятельства, парень, – повторив это слово, Селак улыбнулся, и на этот раз его, столь непритязательное, лицо наполнилось теплом доброй, если не сказать нежной. Дилия, так звали девушку, с которой я познакомился на одной из ежегодных конференций преподавателей. Я терпеть не мог все эти мероприятия, особенно из-за их добровольно-принудительного характера, но когда эта чаровница улыбнулась мне рядком белоснежных зубок в обрамлении их ослепительно-отшлифованных, хромированных брекетов, моё сердце ёкнуло! И знаешь, парень, с того дня я словно встал на путь исцеления! Мои думы вновь прояснились, кошмары отступили, и «солнце» проглянуло через скисшиеся «тучи ненастья».

Для меня стало сюрпризом, что этот человек, успевший в своём рассказе неоднократно продемонстрировать своё отношение к столь широко почитаемым институтам общественного умиления, теперь буквально расцвёл при упоминании некой женщины из своего прошлого.

– Дилия жила и работала в Черногории, мы нашли общий язык невзирая на бесконечные национальные и исторические контексты, поскольку весь остальной мир вдруг прекратил своё бессмысленное существование для нас, и мы – двое неудачников, неизвестно как выживших в пучине всепожирающего мира, держались на плаву лишь всё это время, чтобы найти друг друга, не иначе.

Я поддержал Селака улыбкой, в которой попытался отразить хотя бы приблизительно такое же тепло, что он источал при воспоминаниях о этой Дилии. Мужчина о чём-то задумался и кивнул головой, прежде чем продолжил.

– Я сидел у самого иллюминатора, глядя на то, как бесконечные хребты гор пестрели под нами. Там, в казавшихся бесконечными, складках ландшафта, виднелись посёлки, лишь некоторые из них перерастали в подобие городов, обитатели которых испокон веков занимались тем, что умели лучше всего остального – жили. Где-то там, в этом столь близком, но всё же затерянном для меня мире обитала Дилия.

– Вы ведь уже неплохо знали друг друга, верно, господин Фрэйн? – мне показалось не лишним уточнить этот момент, поскольку мой собеседник не единожды явил уникальность своего восприятия действительности.

Ответив мне укоризненным взглядом, Селак продолжил:

– Разумеется мы уже хорошо знали друг друга! Что ты там еще надумал себе, парень? Дилия уже не раз гостила у меня, когда в колледже, где она преподавала философию, между курсами её лекций образовывались достаточно длительные перерывы. Я же ни разу не посетил её. Не то чтобы она была против, я сам никогда не заводил разговор на эту тему, знаешь ли. Не люблю я весь этот официоз, когда приезжаешь к женщине, а там её родственники или друзья, все вас видят, деревня же как никак. Увидят тебя с ней под руку и всё, статус будущего мужа уже присвоен, а я, как ни говори, с такими вещами спешить не люблю.

Я не нашёл ничего лучше, кроме как понимающе кивнуть, поддерживая довод Селака.

– Ну так вот, говорю, решил я Дилии сюрприз сделать. Я ей сказал, что подвернулась мне оказия навестить её, однако с датами было не ясно. Она так обрадовалась, засмущалась, сразу видно было, для неё это как гром среди ясного небо. Ну так я парень не промах! – при этих словах Селак рассмеялся, и чудом его смех не перешёл в едкий кашель. – Когда я ей об этом говорил, я уже держал авиабилет в руке! Всё было решено!

– Вне всякого сомнения, господин Селак, вы человек действия! – заявил я, краем глаза улавливая, как на лестничном пролёте выше, в непроницаемой тени, Сапфир буквально давился со смеху, предвкушая драматичную развязку этой псевдоромантической истории.

– Надо сказать, весь полёт, как только мы покинули аэродром в Сараево, правый двигатель самолёта барахлил, но проводник уверял нас, что всё шло в штатном режиме, будь им не ладно. В какой-то момент, и без того заполненное шумом работающих двигателей, пространство салона наполнилось пронзительным сигналом радиорубки, то была связь с кабиной пилота:

«Господин Фрэйн Селак, место И-113, убедительная просьба подойти к консоли технического обеспечения».

– Когда это прозвучало в первый раз, я не сообразил, какого чёрта от меня вообще хотят, но сообщение повторилось, и я последовал указанию. Помню, как другие пассажиры смотрели на меня, будто бы я был какой-то особенный, ни как они все, раз ко мне обращались из самой кабины пилота.

Когда я подошёл к консоли, это было в хвостовой части самолёте, где располагался ещё один вход, меня встретила бортпроводница, одна из трёх. Она улыбнулась мне, кивнула головой, затем повернулась к тому, кто был за её спиной, и судя по всему и выступил инициатором того, чтобы меня позвали.

– Парень! Я обомлел, ухватившись руками за спинки пустых кресел по обе стороны от меня, я едва не осел на пол.

– Это был господин Фэйд? – действуя на упреждение, спросил я.

– Да, мать его за ногу, да! Это был он, траханный господин Фэйд, собственной персоны! Он стоял там! В том же костюме, точь-в-точь что и в день нашей первой встречи! Он стоял там, глядя на меня, всё с тем же выражением лица.

Хотя это и было ожидаемо, я поверить не мог тому, что рассказывал Селак, столь невероятным мне казалась его история, однако, преодолевая собственное удивление, я записывал в блокнот всё, что считал необходимым извлечь из этой истории.

– В руках он держал увесистый рюкзак, с кучей лямок и каких-то скоб. Я тут же признал в этом парашют, как те, что использовались после войны, в странах Юго-Восточной Европы.

«Что, чёрт возьми, это всё означает!» – прокричал я, стараясь, чтобы мой голос, даже на фоне шума работающих двигателей, звучал достаточно внушительно. Впрочем, парень, двигателям оставалось работать совсем не долго.

От изумления я вытаращил глаза на Селака, позабыв про сдержанность и столь ценимую мною манеру хладнокровного слушателя.

– Да! Ты всё правильно понял, парень. В следующий миг раздался глухой стук, за которым последовал треск и начался кромешный ад. Позже официальная версия следствия заявила, будто бы это какая-то крупная птица попала в один из двигателей самолёта, впрочем, эта версия звучит убедительно, учитывая высоту, на которой эта рухлядь летела, – Селак пренебрежительно плюнул в банку-пепельницу. – Фэйд, будь ему не ладно, знал всё наперёд. Когда началась вакханалия, люди принялись орать, хвататься за комплекты смехотворных спасательных жилетов, Фэйд силой натянул на меня парашют, я едва понял – как ему это удалось. В следующий же миг, он умудрился открыть запасной выход, ту самую дверь, возле которой мы стояли.

«Ты рехнулся!» – прокричал я, хотя в царившем в тот момент гаме мой голос просто потонул.

Без лишних слов, Фэйд буквально вышвырнул меня из салона самолёта. Парень, я никогда не прыгал с парашютом, эта ерунда вообще не для меня, я был простым учителем музыки, а не каким-то там «Джони Рэмбо», мать его. Когда уже в свободном падении, я понял, что никакой купол из надетого на меня рюкзака не появляется, я принялся судорожно дёргать за всё подряд, за каждую петлю! Но ничего не выходило, никакого парашюта не появилось, а я уже был в нескольких секундах от соприкосновения с вечностью. Я зажмурился, перестал дышать, хотя воздух и так отказывался идти в лёгкие при такой-то скорости падения, но в следующий миг произошло невероятное. Я погрузился во что-то мягкое, что-то, что буквально поглотило меня, лишив возможности видеть белый свет. Это «что-то» было колким, едким, и впивалось в каждый миллиметр моего тела. Я пытался двигаться, инстинктивно разумеется, но разум еще не восстановил контроль над моим телом.