Арон Гирш. Утерянный исток

Доктор ответил Ризу пристальным, оценивающим взглядом.

– Почему ты вдруг спрашиваешь об этом?

Риз заметил, что доктора либо озадачил его вопрос, а это, в свою очередь, означало, что Ризу удалось нащупать подход к тем сведениям, которые мог скрывать доктор, либо ему пришлось поставить вопрос, ответа на который у доктора попросту не было.

– С недавних пор я задаюсь вопросом, почему меня сознательно лишают некоторых предметов, без которых жизнь, знаете ли не очень удобна. – ответил Риз, даже не пытаясь придать своему голосу дополнительной убедительности.

– Я, пожалуй, распоряжусь, чтобы тебя снабдили зеркалом. – растеряно ответил доктор – Ты верно заметил, что все отражающие поверхности были убраны от тебя подальше. Это было сделано не без причины. Опять-таки, причина во многом заключается в тебе самом, Риз.

Сказав это, Кирилл Генрикович ещё раз посмотрел на часы, и словно отметив про себя ни то время, ни то какой-то иной факт, удалился, оставив Риза наедине с самим собой.

Спустя какое-то время, Ризу в палату принесли зеркало. Санитар внёс средних размеров настенное зеркало, которое держал отражающей поверхностью к себе, и спросил, куда бы Риз хотел его разместить. Молодой человек отмахнулся от этого предложения, сказав, что размещать зеркало не придётся.

– Не стоит беспокоиться, я полагаю, что в скором времени я покину это место.

Санитар растеряно поглядел на Риза, затем пожал плечами, и положил зеркало на кушетку.

–Будьте осторожны с этим. – санитар дал странную, показавшуюся Ризу неуместной, рекомендацию, после чего вышел из палаты.

Риз стоял на том же месте, где его застал санитар, и смотрел на зеркало, которое лежало всего в нескольких метрах от него на кушетке. Отражающая поверхность теперь смотрела вверх, и Риз мог видеть отражение потолка палаты. Понимая, что всего несколько шагов теперь отделяло его от собственного изображения. Риз посмотрел в дверной проём палаты, убедившись, что дежурный персонал был занят собственными делами, и никто сейчас за ним не следил. Не то чтобы молодой человек пытался утаиться от внимания дежурных санитар, просто ему сделалось неловко от одной только мысли, что молодые люди и одна медсестра могли увидеть его нерешительность перед столь обыденным делом, как созерцание себя в зеркале.

Отведя взгляд немного в сторону, Риз подошёл к кушетки и посмотрел на отражение в зеркале.

Вопреки опасениям, молодой человек не утратил самообладания. С поверхности зеркала на него смотрело отражение человека. Это был молодой мужчина, ориентировочно в возрасте между двадцатью восемью и тридцатью годами. Тёмно-каштановые волосы были уложены в некое подобие причёски, которая казалась несколько причудливой и непривычной, хотя Риз не мог вспомнить, какую причёску он обычно носил. На правой половине головы, от самого темени и до линии лобной кости, пролегал шрам. Это был ещё свежий, розоватый хирургический шов. Очевидно это и было операционным полем, через которое осуществлялось хирургическое, а скорее нейро-хирургическое вмешательство, тот самый нейросинтез, о котором говорил Кирилл Генрикович.

Нижняя челюсть уже успела покрыться многодневной небритостью. Риз провёл несколько раз рукой по подбородку. Затем, молодой человек оскалил зубы, осмотрев, в каком состоянии пребывает его «набор дентина»

. Риз примерно оценил собственный рост и комплекцию, которые соответствовали вполне усреднённым показателям, хотя телосложение молодого человека было несколько атлетичным. Риз ещё раз осмотрелся, убедившись в отсутствии чужого внимания, после чего снял с себя больничную сорочку. На туловище не было никаких следов оперативного вмешательства. Однако, в нескольких местах Риз обнаружил очень старые шрамы, которые сильно напоминали последствия пулевых ранений. На шее, на боковой стороне справа, был ещё один шрам, тоже застарелый, но его контур не позволял определить орудие, которым он был нанесён. Риз, в принципе, был склонен полагать, что этот шрам был нанесён холодным оружием.

В общих чертах, Риз остался доволен тем, что он увидел, а именно, молодой человек не испытал ни потрясения, ни чувства отчуждения своего тела. Кирилл Генрикович лишь единожды делал акцент на том, что восприятие его собственного тела может повлечь психологическое отторжение, как побочный эффект после комы. Тем не менее, единственным послевкусием ознакомления с самим собой, осталось ощущение того, что человек, смотрящий на Риза в отражении, был ему одновременно знаком и незнаком. Это ощущение обуславливало неопределённость, но молодой человек предпочёл поверить, что это был своего рода побочный эффект от перенесённой комы.

Вновь Риз пытался найти в интернете сведения, которые могли бы хоть как-то пролить свет на событие, случившееся с ним. Но ничего подобного найти не удавалось, и это обстоятельство беспокоило Риза куда сильнее, чем его облик, кроме того, приводя себя в порядок перед подаренным ему зеркалом, Ризу показалось, что он довольно быстро начал привыкать к своей внешности.

– Я ведь должен был где-то жить? – спрашивал себя Риз, пытаясь вспомнить хоть что-то, связанное со своим жилищем.

– А как я жил? Были ли у меня близкие, возможно жена и дети? -продолжал размышлять вслух Риз, лежа на своей кушетке, позволяя глазам отдохнуть после затянувшейся работы с компьютером.

– Ты жил один. – в палате раздался спокойный мужской голос.

Риз приподнялся на кушетке, чтобы увидеть, в его палату вошёл Максимилиан, первый помощник Кирилла Генриковича. Мужчина очень редко уделял внимание Ризу, и от этого его визит казался неожиданностью.

– Ты, стало быть, задался экзистенциалистскими вопросами, касательно своей жизни. – прокомментировал Максимилиан – Значит дело близиться к выписке.

Риз некоторое время смотрел на психотерапевта, затем сказал:

– Я планирую выписаться послезавтра, с утра. Но вот вдруг обнаружил, что даже не помню, где я жил.

– Ты жил один, в своей квартире, и насколько нам всем известно, у тебя не было ни жены, ни детей, и раз никто за всё время не пришёл к тебе, то стало быть твоя личная жизнь также не была очень яркой.

Риз задумался, затем утвердительно кивнул.

– Мы искали твоих родителей, но выяснилось, что ты сирота. Некоторые документы из детского дома, воспитанником которого ты являлся, нам удалось получить. Но эти сведения не информативны. Сложнее обстоял вопрос с твоим местом работы. У нас, разумеется, есть свои собственные источники, но и здесь нам не удалось найти каких либо, более менее подных сведений. В любом случае, тебе предстоит самостоятельно разобраться с этими вопросами. Кирилл Генрикович надеется, что со временем большая часть твоей памяти восстановится, хотя я бы на твоём месте не стал возлагать на эти ожидания больших надежд.

– Ну, – протянул Риз – ваши прогнозы, напротив, не отличаются оптимизмом.

– Извини меня, если я преумножаю твою печаль, – улыбнулся Максимилиан – но я по своей природе – реалист.

Риз ничего не ответил, слова мужчины казались ему неприятными, смысл этих слов веял холодом и безнадёгой.

– Извини, если мои вопросы покажутся тебе неуместными. – сказал Максимилиан, продолжая пристально смотреть на Риза – Я знал, что твой сон восстанавливается, ты вновь видишь сновидения. Однако эпизоды сомнамбулизма можно интерпретировать двояко. Не мог бы ты рассказать мне о своих сновидениях?

Ризу показалось странным, что впервые за долгое время этот специалист проявил к нему такой интерес.

– Я не уверен, – отвечал Риз – что мои сновидения имели какой-бы то ни было смысл. В частности, это были какие-то смутные сюжеты, если можно так выразиться.

– Сюжеты. – отозвался Максимилиан – Стало быть твои сны это не просто образы?

– Ну, я не уверен, в конце концов, я не уловил какого-то конкретного смысла, понимаете?

Максимилиан едва заметно кивнул.

– Я думаю, то, что я вижу во сне, не имеет особого значения…

– Скажи, во сне ты наблюдаешь себя со стороны, или ты участвуешь в происходящем? – перебил Риза Максимилиан, задавая свой вопрос.

– В своих снах, я скорее участник каких-то событий, – ответил Риз – но в тоже самое время, я не уверен, что я являюсь тем, кто я есть.

Максимилиан смотрел как бы сквозь своего собеседника, обдумывая услышанное.

– Очень хорошо, – наконец произнёс мужчина – в таком случае, я был тебе признателен, если бы ты описал, что за события ты наблюдал.

Риз только пожал плечами, пытаясь вспомнить что-то конкретное. Последний свой сон молодой человек не забыл, но вот описывать его словами, было очень сложно. К тому же, несмотря на то, что Максимилиан считал себя большим профессионалам по части психоанализа, находить общий язык с пациентами, был не его конёк. Риз не испытывал особого энтузиазма разговаривать с ним на темы своих снов.

– Я бы с удовольствием вам рассказал, если бы помнил что-то конкретное. – ответил Риз на просьбу Максимилиана – Однако, уже к полудню я, как правило, забываю всё, что видел.

Максимилиан посмотрел на Риза, и после непродолжительной паузы ответил ему едва заметной улыбкой, в которой сам Риз прочитал некоторое пренебрежение.

Уже собираясь покинуть палату, Максимилиан остановился в нескольких шагах от дверного проёма и спросил:

– Твои сны, как тебе самому кажется, имеют ли значение по отношению к твоему прошлому?

Риз задумался, понимая, что давать однозначный ответ было бы опрометчиво, однако и говорить неправду он не хотел.

– Я сторонник такого мнения, – отвечал Риз – что сны во многом являются продуктом нашего воображения, нежели отголосками прошлого.

Максимилиан только кивнул, и вышел из палаты.

Риз, оставшись один, продолжил теперь думать над своими снами. Было нечто странное в том, что этот вот поборник научной теории вдруг снизошёл до личного общения.