Павлиний хвост

Сначала, я действительно хотел работать с этим потрясающим исследователем. Всеми фибрами моей души я мечтал об этом. Он великий ученый и очень хороший человек. Но потом, буквально перед самой войной, я случайно узнал от его помощника Виктора Ковтуна о том, что там с ним в России произошло, и мне стало страшно.

Представляешь, Майк, что же это такое? Куда ни кинь, всюду клин: в СССР террор, в Германии террор. Что делать? Со смертью Великанова работы по исаниту в Советском Союзе прекратились, и я как единственный «наследник» этого открытия, получается, присвоил себе все сливки…

– И вы тогда специально приехали в Колумбию, чтобы выкупить земли, на которых был найден исанит?

– Ну, не пропадать же добру, – горько пошутил старый Густав фон Хиппель. – Пойми, этот минерал тогда никому не был нужен. Большевики на него плюнули, и я оказался единственным, кто смог на свой страх и риск продолжить исследования, но уже с новыми партнерами – американцами.

– А они знают, что имеют дело с бывшим фашистом?

Густав фон Хиппель поморщился. Он, конечно, не ожидал, что сын сразу же простит его, но из уст Мигеля слово «фашист» прозвучало, как приговор.

– Не уверен… – попытался оправдаться отец. – Но даже если и догадываются, то им все равно. Гринго ценят лишь звон монет, и желательно в собственном кармане. Это для них всего лишь бизнес, сынок…

– А русские?

– С русскими все сложнее. В начале пятидесятых, здесь появился Ковтун, мой приятель еще из тех времен. Под видом картирования он собирался вести геологическую разведку на моих землях. Я даже как-то раз видел его издалека, меня так и подмывало подойти к нему и сказать: «Виктор, здравствуй, друг!» Однако, в конце концов, пришлось их всех спровадить. Вот тогда я и понял, что на самом деле советы не закрыли эту тему, и втихомолку что-то разрабатывают. А затем, буквально через несколько лет, они втайне от дядюшки Сэма начали через подставные фирмы покупать у меня приличные партии исанита – по два-три килограмма в год. Не знаю, как далеко они продвинулись в своих изысканиях – все ужасно засекречено, – но то, что работы ведутся, и ведутся активно – это бесспорный факт.

Густав фон Хиппель замолчал.

Безмолвствовал и Мигель Кристобаль. Он стоял у отцовского письменного стола с пожелтевшим бумажным листком в руке и пытался понять, как жить дальше. Так продолжалось несколько тягучих минут.

– Да, сынок, жизнь непростая штука, – прервал молчание старик.

Мужчина задумчиво поглядел на отца.

– Все это в голове не укладывается! Там у меня полная каша, сумбур и сумятица, – взволнованно пробормотал он, понемногу приходя в себя, и хотел еще что-то добавить, но не успел.

– А теперь к делу! – неожиданно перебил его фон Хиппель не по-стариковски звонким голосом, словно острым ножом прорезавшим тишину кабинета. – Слушай меня очень внимательно. Ты переберешься сюда и перестроишь весь наш бизнес. Чуть позже, я объясню тебе, что для этого потребуется сделать. И главное, тебе нужно будет организовать экспедицию в Африку.

– В Африку? – удивился сын.

– Да. А точнее в Либерию. В 1970 году, еще при президенте Табмене я купил в горах Маунт Нимба большой кусок земли. Правда, когда власть в стране захватил Сэмюель Доу, контракт на приобретение недвижимости был аннулирован, потом наши угодья вообще оказались в черте биосферного резервата, находящегося под охраной ООН, затем эти бесконечные гражданские войны – черт ногу сломит. В общем, покупка земли оказалась рисковым и ненадежным предприятием, но главное не в этом. Думаю, где-то там находится еще одно месторождение исанита. А может быть и не одно… Геологическая обстановка такова, что на западе Африки и на юго-востоке Латинской Америки залегают породы очень близкого генезиса. Это в свое время еще Вавилов отмечал, рассказывая нам о теории движения континентальных плит. Поезжай туда, Майки, разберись. Уверен, тебя ждет небывалый успех. С богом, сын мой. Я тебя благословляю. И прости меня, старика, если сможешь…

Глава 9. Спор

Серые и холодные зимние месяцы пролетели незаметно. Ася продолжала играть в ансамбле, а Сергей с головой погрузился в работу. Денежных трудностей они больше не испытывали, но молодому человеку приходилось постоянно разрываться между кафедрой, институтом ГЕОХИ на углу улицы Косыгина и проспекта Вернадского и одним ужасно засекреченным комплексом на базе Объединенного института ядерных исследований в Дубне, где иногда он был вынужден безвылазно торчать целыми неделями.

По мере продвижения исследований Паганель становился все более и более замкнутым, и Ася часто находила его сидящим неподвижно за столом с дневником Великанова в руках, мрачным и отрешенным, прямо, как его отец, и это пугало девушку, поскольку в такие моменты Серенький, казалось, ничего не видел и не слышал, и совершенно не реагировал на слова и прочие внешние раздражители. «Вот случись сейчас пожар или землетрясение, – думала встревоженная подруга, – он даже не заметит». Ничто не могло отвлечь его от раздумий. И самое страшное, он никогда ни о чем не рассказывал, не делился ни радостями, ни проблемами. А проблемы, похоже, были. Асино сердце чувствовало это и билось неспокойно.