Люди, заметив жреца, падали на колени в благоговейном трепете, боясь поднять на него глаза, словно перед ними было божество.
А какая-то старуха, глядя на разукрашенный десятками драгоценных камней кафтан жреца, подняв к небу руку, пролепетала:
– Спаси нас от гнева Акилина, Отче!
«Лучше уж надеяться на себя, чем на этого маскарадного бога», —подумал Уил, глядя на разряженную толпу вокруг себя.
Тем временем жрец заговорил:
– Молитесь, чтобы всевидящий Акилин еще раз ниспослал свою милость, продемонстрировав нам, жалким рабам, недостойным даже называть его имени, Великую зарю. Только Ему, Небесному Господину, позволено решать, достойны ли мы, грешники, жизни в сотворенном Им мире или нет…
Уила пихнули, и он, повернув голову, увидел одетого в лохмотья калеку, который, тяжело опираясь на трость, пытался собрать милостыню в толпе. Вместо правой ноги у него торчала деревянная палка, и он, постоянно спотыкаясь, громко цокал, ударяясь о камни мостовой.
Кто-то захихикал, ткнув пальцем в сторону безногого, кто-то кинул ему в кружку горсть ничего не стоящих медных монет.
Лика, наблюдая за калекой, дернула мужа за руку, желая обратить на себя внимание:
– Нет у нас лишних драхм, чтобы переводить их на каких-то бродяг, —проворчал Уил.
Лика жалостливо взглянула на мужа.
– У нас совсем нет денег, чтобы помочь ему. Мы должны думать только о нашем малыше, – видя расстроенный взгляд супруги, произнес Уил, прижав ее к себе.
Лика тихонько вздохнула:
– Отца бы это порадовало, сейчас он видит нас с неба.
Хриплый голос жреца продолжал разлетаться над площадью:
– Каждый шаг, каждое движение, каждую мысль видит Акилин. И, видя злость, ненависть, корысть в сотворенном Им мире, Акилину больно. Он переживает за каждого из нас.
То и дело спотыкаясь, под негромкие смешки зевак калека продвинулся вперед, к храму, туда, где стояло несколько десятков, пришедших на праздник аристократов, с презрением смотревших на простолюдинов позади себя.
– Мы, сотворенные Акилиным, можем сделать мир лучше. Ведь главное в жизни – не богатство и власть, а милосердие и помощь ближнему. Бедный или богатый, крестьянин или лорд – все мы равны перед взором Акилина. Лучше истратить богатство, накормив бездомных, чем купить на него пурпурные шелка!
Послышался глухой удар и звон катящихся по площади монет.
– Куда лезешь, собака? – проорал стражник одного из аристократов, со всей силы стукнув безногого по лицу. – Господа не любят, когда у них клянчат!
Молодой аристократ, чей стражник ударил калеку, не обратил на это никакого внимания, продолжив оживленный разговор с другом.
– Пятьдесят тысяч драхм за шляпу, ну ты черт, практически святой! – похлопав друга по плечу, восторженно произнес он.
– А то! – ответил ему друг.
Безногий отполз в сторону, зло прошипев:
– Разве для этого я проливал кровь за Вистфалию? Для этого я воевал за страну, которая, когда я стал калекой, бросила меня на произвол судьбы?
– Не мешай молиться, – шикнул на него кто-то из стоящих рядом.
– Всем я мешаю, – обиженно пробубнил в ответ калека. – Как кровь проливать, то ты первый, а как потом помогать – всем лишний!
В Вистфалии не было редкостью, чтобы человек, насильно оторванный от родных мест под высокие лозунги защиты родной земли, отправлялся на чужбину, а после, израненный и избитый, оказывался брошен на произвол судьбы. Кого интересует поломанная, ставшая бесполезной пешка в великой игре господ?
Голос жреца перебил обиженное бормотание безногого:
– Все мы, искренне верящие в Создателя, равны в своем служении Акилину, в своей любви к сотворенному им миру и порядку.
Синие звезды стали еще ярче, и жрец, взглянув на небо, негромко запел древнюю молитву, написанную на старо-иннатском языке, языке народа, от которого предки вистфальцев столетия назад переняли веру в Акилина.
Уил повернулся к жене, но та не обратила на него внимания. С намокшими от слез глазами. Лика что-то негромко шептала, глядя на бледное вистфальское небо.
И он, вздохнув, отвернулся от супруги.
Бричка с открытым верхом, запряженная двумя гнедыми скакунами, неслась по мощеным улицам, заставляя чертыхаться попадающихся навстречу пешеходов.
Рядом с ней одетый в черный бархатный фрак, скорее предназначенный для бала, чем для верховой езды, на белоснежном породистом коне ехал молодой лорд.
Он со скучающим видом смотрел по сторонам, делая вид, что не имеет никакого отношения к ехавшей в бричке семье: жене, некрасивой молодой женщине с рябым лицом, и двум детям, сидящим у нее на руках.
Мимо проехала карета. Взгляд лорда задержался на спине сидящей в ней молодой аристократки. Девушка, заметив, что на нее смотрит сам Алекс де Янов, застенчиво улыбнулась и украдкой, чтобы не заметили родители, бросила молодому красавчику воздушный поцелуй.
– Мог бы и с нами поехать, – недовольно проворчала супруга Алекса, наблюдая за взглядом мужа.
– Мужчины в каретах не ездят! – огрызнулся лорд в ответ.
– С друзьями мужчина может ехать в карете, а с нами нет.
Алекс отвернулся в сторону, пропустив эту реплику мимо ушей.
– Мы скоро приедем? Я устал! Хочу цветной бумбум, вы обещали! Обещали! – прохныкал сидящий в бричке малыш.
– Какой нетерпеливый! – передразнила сестра, показав язык.
– Мама чего она дразнится? —снова закапризничал мальчик. – Я хочу пить, я устал!
Лорд ускорил шаг своего коня, не желая слушать капризы детей.
– Хорошо, если мы успеем приехать хоть к окончанию праздника, —проворчала супруга Алекса, поглаживая хнычущего сына по голове. – И почему только ваш папа ведет себя, словно барышня на выданье?
Лорд не обратил на жену никакого внимания. К своей некрасивой супруге Алекс испытывал лишь отвращение.
Отцепив одной рукой поводья, он достал из нагрудного кармана маленькое продолговатое зеркальце и, посмотревшись в него, слегка поправил свою безупречную прическу и бабочку галстука.
Единственное, что можно сказать точно, красоты Алексу было не занимать. Высокий, подтянутый блондин с правильными чертами лица и большими бездонными зелеными глазами, он производил неотразимое впечатление на аристократок Лиции, заставляя трястись от ярости их родителей и мужей.
Они подъехали к при храмовой площади, где, упав на колени, слушая молитву жрецов, стояли люди.
– Господин, здесь лучше спешиться, – произнес кучер, обращаясь к лорду.
– Не учи ученого, – огрызнулся Алекс в ответ.
Словно ребенок, стремящийся туда, где его ожидает приятный сюрприз, лорд устремился на площадь, со всей силы подгоняя своего коня.
«Это Алекс, это же сам Алекс», – послышались вздохи стоящих у храма аристократок, наблюдающих за молодым красавчиком, который, обворожительно улыбаясь, демонстрировал свое умение езды: то ускорялся, то вилял зигзагами из стороны в сторону, то поднимал животное на задние лапы, заставляя недовольно ворчать и отползать в сторону попадавшихся на его пути людей.
Некоторые простолюдинки, тоже подняв глаза, с завистью смотрели на незамечающего их молодого лорда. Но для Алекса они были не более чем жалкие букашки, не стоящие ни единого его взгляда. И простолюдинкам не оставалось ничего другого, как, горько вздохнув, сделать вид, что они погружены в молитву.
Мнение наблюдающих за лордом де Яновым младшим, как обычно, разделилось. В отличие от завороженно смотрящих девушек, мужчины и пожилые дамы, глядя на него, высказывали недовольство, не понимая, что можно найти в этом белобрысом наглом выскочке.
Алекс поднял коня на дыбы. Восхищенные возгласы женщин заполонили площадь. Скакун слегка качнулся вперед, и лорд, не удержавшись в седле, со всей силы пнул вылетевшей из стремени ногой испуганно заржавшее животное.
Из нагрудного кармана выпало, со звоном разбившись о тротуар, маленькое карманное зеркальце. Кто-то хихикнул. Взбешенный лорд с силой хлыстнул опозорившую его клячу.
Конь, ошалело заржав, сбросил с себя нерадивого седока и рванулся вперед, словно смерч, топча попадающихся на пути людей.
Люди кричали и метались по площади, наваливались друг на друга, не желая быть раздавленными. Кругом слышались крики ужаса, стоны и плач, словно это было поле боя.
– Лика! – в ужасе закричал Уил, видя, как на супругу несется ошалелая кляча.
Он рванулся к жене, но какой-то грузный старик с вытаращенными от страха глазами перекрыл путь, мешком навалившись на него.
Лика попыталась отскочить в сторону, но ее кто-то толкнул, и она, споткнувшись об выпирающий из-под платья живот, упала, растянувшись на мостовой. Копыта ошалелого скакуна пронеслись по ее спине, превратив тело девушки в кровавое месиво.
Уил застыл, оцепенев от произошедшего. Откуда-то издалека до него донеслись приглушенные возгласы:
– Да остановите же коня, иначе он всех передавит!
А какая-то старуха, подняв к небу руки, запричитала:
– Ох, дурной знак. Ох, дурной! Покарает нас грешников Акилин!
Какой-то мужчина схватил с земли палку и, врезав со всей силы по голове бегающему с безумными глазами коню, свалил животное. Под несколькими сильными ударами конь шлепнулся на землю и затих.
Люди стали приходить в себя, и те, у кого никто не пострадал, вскоре вернулись к прерванной молитве, не имея ни малейшего желания вникать в чужое горе.
Уил растерянно, словно не веря в произошедшее, смотрел на лежащую перед ним мертвую супругу. Ее широко раскрытые глаза застывшим взором глядели в небо, как будто провожая, улетающую к ослепительно синим звездам душу.
Уил трясущейся рукой дотронулся до заляпанных кровью светлых волос Лики, с трепетом прижал их к себе, словно желая заново вдохнуть в нее жизнь.
Виновник произошедшего при падении отделался лишь несколькими ушибами, и, встав, бросил долгий печальный взгляд на своего погибшего коня, а затем украдкой, словно нашкодивший ребенок, двинулся к бричке, где сидела его семья.
Алекс, не заметив лужицу крови, поскользнулся и, споткнувшись, встретился с Уилом лицом к лицу. Молодой лорд негромко чертыхнулся, глядя на свои заляпанные кровью туфли, собираясь двинуться дальше.
Пред заплаканным взором Уила предстало лицо убийцы, и он, не помня себя от ярости, схватил того за грудки.
– Что ты наделал, урод? – на всю площадь заорал Уил.
Люди стали поворачиваться в их сторону, и Алекс, не желая быть в центре внимания, попытался отделаться от схватившего его пострадавшего.
– Пожалуйста, потише, уважаемый, – негромко произнес лорд, освобождаясь из объятий Уила. – Я понимаю вашу боль…
Уил истерически расхохотался ему в лицо.
Алекс искривился от недовольства, но попытался сохранить спокойствие в голосе.
– Прошу вас, успокойтесь, истерикой горю не поможешь.
– Ты убил ее, убил! И сейчас ты предлагаешь мне просто успокоиться?
Лорд вытер прилетевшие на лицо слюни и, все еще стараясь сохранять спокойствие в голосе, проворчал:
– Давайте вести себя как цивилизованные люди. Все расстроены, но никто не виноват в случившемся…
– Никто, говоришь? Совершенно никто? Ни ты, ни твоя бешеная кляча? – прорычал Уил, схватив убийцу за руку, поворачивая его туда, где лежал обезображенный труп. – Лика сама себя убила? Сама? Я тебя спрашиваю!
– Больно вообще-то! – заорал Алекс в ответ, резко вырвав свою руку. Он брезгливо отряхнулся, словно только что до него дотронулась бездомная собака.
– Тебе больно? Ты лишил меня семьи, а я должен поберечь твою ручку?
Алекс окончательно вышел из себя.
– Светозар погиб! Ты хоть понимаешь своими куриными мозгами, сколько он стоил? Несколько десятков жизней таких, как ты, не покроют эту потерю! Ой, он лишился семьи, бедненький. А ты думаешь, я доволен, что так провел этот праздник?
Уил, сжав кулаки, кинулся к лорду, собираясь треснуть по наглому усмехающемуся лицу убийцы. Но подоспевшие городские стражники удержали его, предотвратив драку.
На лице лорда промелькнул легкий испуг:
– Давай без рукоприкладства, псих!
И Алекс, с опаской озираясь, на покрасневшего от ярости, испачканного в слезах и крови Уила, двинулся к бричке.
– Убийство Лики не сойдет тебе с рук! Я добьюсь справедливости! —что есть мощи проорал ему вслед Уил.
– Справедливости? – рассмеялся молодой лорд. – Тогда это не ко мне, могу посоветовать хорошего доктора для душевно больных.
– Тебя казнят, ты испытаешь ту же боль, что причинил мне! Ты пожалеешь, что вообще родился на свет! – чувствуя, как ярость заполняет образовавшуюся в душе пустоту, проорал Уил.
Алекс усмехнулся:
– Мечтать не вредно!
– Ты думаешь, я буду смотреть, как убийца моей семьи безнаказанно ходит по земле?
– Не смотри. Можешь побиться головой об стену, отпустит! – съязвил в ответ де Янов младший.
Еще несколько мгновений назад восхищенно смотревшие на Алекса молодые аристократки стояли, потупив глаза, не имея ни малейшего желания смотреть на своего кумира.
Испачканный в крови, в порванном фраке молодой лорд забрался в бричку.
– Поехали отсюда, – ни на кого не глядя, буркнул он кучеру.
– Мужчины же в каретах не ездят, – усмехнувшись, спросила супруга.
– Отстань, – огрызнулся Алекс в ответ.
Легкий монотонный дождик негромко стучал по ставням, поливая немногих прохожих, быстро пробегающих по пустынным улицам вечерней Лиции.
Уил сидел в небольшой комнате, освещаемой горящими по стенам свечами, от волнения переминаясь с ноги на ногу, ожидая того, к кому он пришел.
Дверь распахнулась, в нее вошел хозяин – мужчина средних лет с густыми рано поседевшими волосами.
– Извините, что заставил ждать, дела, – уставшим голосом произнес он. —Так что вы хотели?
Уил затеребил рукав своего дождевого плаща.
– Неделю назад погибла моя супруга. Ее во время праздника буквально раздавил конь лорда де Янова младшего. Возможно, вы читали об этом инциденте в газетах…
Собеседник кивнул головой:
– Что-то подобное мне уже доводилось слышать. Глубоко сожалею тем, у кого кто-нибудь пострадал в этом несчастном случае.
– Какой же это несчастный случай? —Уил подскочил с места. —Это наглое убийство! Хотел вас нанять, чтобы вы доказали вину этого урода!
Адвокат усмехнулся:
– Вы хотите, чтобы я выступил против лордов де Яновых? Ищите дурака, который будет с ними судиться в другом месте.
– Но я вам заплачу…
– Сколько?
– Двадцать тысяч драхм, лишь бы убийца понес заслуженное наказание, —ответил Уил, прикидывая, сколько он сможет взять денег у ростовщиков, навсегда распрощавшись со своим домом… Жизнь без Лики не имела для него никакого смысла.
– Сожалею, что вы лишились супруги, но двадцать тысяч драхм не стоят того, чтобы меня не допустили ни к одному делу. У меня тоже есть семья, и ее надо кормить.
– Лошадь этой твари раздавила и покалечила кучу людей, об этом писали в газетах, есть десятки свидетелей. Как это можно не доказать? За что, черт побери, вас накажут?
Адвокат вздохнул.
– Проживи с мое, мальчик, поймешь, что значит вистфальское правосудие. Возможно, в Лиции и есть парочка адвокатов, которым по зубам лорды де Яновы, но их нужно искать точно не здесь, в этих трущобах, они живут во дворцах. У тебя не хватит денег даже на то, чтобы они тебя просто приняли. Поэтому наберись терпения, постарайся принять эту утрату, найди ради кого жить. В суде ты не добьешься справедливости.
Уил горько усмехнулся:
– Как ее добиться, когда кругом одни трусы!
– Лезть в подобные тяжбы для меня сущее самоубийство. Еще раз соболезную вашему горю, но мне нечем вам помочь.
Уил побелел и, пошатываясь, вышел на улицу. Это был последний адвокат, к которому он еще не успел обратиться.
Он вернулся домой и, не раздеваясь, плюхнулся на пол, облокотившись к холодной стене. Уил закрыл глаза, слушая стук моросящего за окном дождя.
Сил шевелиться не было. Слезы, выплаканные за прошедшую неделю, окончательно иссякли, заполнив грудь лишь неприятной пронизывающей до костей тоской.
Уил задремал, провалившись в серые, блеклые сновидения. Мокрая одежда неприятно прилипла к телу, покрывшемуся гусиной кожей.
«Надо бы переодеться, а то застужу легкие», – пронеслась в его голове вялая мысль.
«Застужу и застужу, кому от этого станет хуже?», – также вяло ответил внутренний голос.
«Никому, а этот козел только рад будет, если ты сдохнешь, так и не дойдя до суда», – подумал Уил, чувствуя, как внутри вновь закипела ярость, заставившая его встать.
Раздевшись, он завернулся в белый шерстяной плед с нарисованными на нем синими луговыми незабудками.
«А ведь это были любимые Ликины цветы», – подумал он, и от нагрянувших слез ему стало тяжело дышать.
В дверь резко постучали.
– Ну и кого еще принесла нелегкая, – проворчал Уил себе под нос.
На пороге стоял его старый знакомый Антон. Это был пухлый несуразный парень с длинными волнистыми волосами, торчащими клоками из-под съехавшей на бок шляпы. Известный во всей округе картежник, мошенник и прохиндей должный всем и каждому Антон вызывал мало доверия, и потому, несмотря на дружбу в прошлом, Уил старательно избегал общения с ним.
– Ну, заходи, коль пришел, – буркнул Уил, запуская незваного гостя в дом.
Антон юркнул в комнату и, потупив глаза, стал переминаться с ноги на ногу, не зная с чего начать разговор.
– Соболезную, – выдавил он из себя.
Уил, сверля гостя глазами, ничего не ответил, ожидая, что последует дальше. Зная Антона, он не верил, что тот пришел лишь для того, чтобы посочувствовать горю старого друга.
– Я понимаю, у тебя горе… – продолжил Антон. – Но, если не секрет, куда ты думаешь вложить полученную компенсацию?
– Какую, к черту, компенсацию? – выругался Уил.
Антон от удивления округлил глаза.
– Так ты думаешь судиться с ним?
Уил утвердительно кивнул головой.
Антон всплеснул руками.
– Ты всерьез думаешь добиться наказания для лорда Янова младшего? Я тебе вот что скажу, ты идиот!
Уил лишь криво усмехнулся.
– Ну, отправят этого лорда на годок в ссылку, тебе легче станет?
– В том инциденте погибли три человека, семеро стали калеками.
– И что? – перебил Антон. – А как, собственно, они погибли? Он им перерезал глотки? Нет. Конь молодого лорда случайно взбесился, ринувшись в людскую толпу, а тот лишь не смог его остановить…
– Но ведь это же не правда!
– Нет, это часть правды, но именно та часть, которую захочет увидеть суд. Лорд де Пеленгюр пьяный выкинул кучера из повозки и сел порулить сам. Восемь человек лишились жизни под его колесами. И что суд? Отправил лорда на два года в ссылку, но не прошло и месяца, как он уже вовсю щеголял в столице. А тот, кто был поумнее, примирился с этим лордом до суда, взяв с него не плохую компенсацию.
– Это было в тот раз, когда ты выдавал себя за родственника пострадавшего и чуть было не отправился в Аквоморий?
Щеки Антона налились румянцем.
– Говорю, бери компенсацию!
– Хватит! Не нужны мне его поганые деньги, я добьюсь справедливости!
– Дурак, ну какой же ты дурак! – активно жестикулируя руками, выругался Антон.
Уил указал ему на дверь.
Антон, поняв, что переборщил, потупил глаза и сочувственно произнес:
– Я понимаю твои чувства, мне тоже очень жаль Лику. Но подумай сам, вряд ли бы она хотела, чтобы ты вступил в бесполезную борьбу вместо безбедной жизни. Я говорю тебе это как твой единственный друг.
– Как мой единственный друг, ты мог бы и поддержать меня.
– Я за этим и пришел, указать тебе единственно верный путь! Ты бы мог мне помочь расплатиться с долгами, а потом я знаю, куда можно выгодно вложить драхмы, мы бы зажили богато.
– Пытаться наживаться на горе старого друга очень нехорошо, – усмехнувшись, перебил Уил.
– Ничего ты в суде не добьешься, – сплюнув, проворчал Антон – Дурак, ты Уил, редкостный дурак.
И он, еще раз сплюнув, вышел из дома, захлопнув за собой дверь.
Уил закрыл глаза и, слушая монотонный стук дождя по ставням, не заметил, как провалился в сон.
– Может, вернемся, поздно уже? – взглянув на Уила, взволнованно спросила Лика.
Уил глубоко вздохнул, почувствовав ночную свежесть, смешанную с терпким запахом дикорастущих трав.
Лишь здесь, в рощице за городской стеной Лиции, не чувствовался этот неприятный кислый запах аквомора, насквозь пропитавший воздух огромного города.
– Неохота, – ответил мальчик, распрямляя ноги, слушая хруст ломающегося при этом сорняка.
Сидеть на земле было прохладно, но уходить не хотелось. Надышавшись за день аквомором, Уил только здесь не чувствовал, как зловонный дым заполняет его легкие.
Девочка присела рядом и, ничего не говоря, стала вместе с ним молча смотреть на темно-синее, без единого облачка ночное небо.
Мальчик с наслаждением втянул свежий воздух, но в этот момент со стороны города подул ветер, принеся зловонный запах аквомора.
Уил закашлялся, закрыв рот рукой.
– Понимаю, – грустно произнесла Лика. – Я даже просто пройти не могу рядом с этими зловонными трубами не то, что находиться там целый день.
– А скоро и здесь аквомор будет, – ответил Уил, осматривая окружающий их лесок и несколько заброшенных домиков, стоящих за городской стеной. – Города им мало, так они за его пределы гадить пошли! – выругался мальчик.
Лика взглянула на него своими большими зелеными глазами.
– Скоро и этого лесочка не станет. А тебе надо дышать свежим воздухом, иначе ты задохнешься!
Уил вздохнул.
– Все рано или поздно умрут от этой кислой гадости: и растущие здесь молодые деревца, и жители Лиции, и вообще все на этом свете.
– Нам еще пока рано умирать, – перебила его Лика. – Все равно я не понимаю, как ты можешь целый день копаться в этих зловонных отходах! Это же яд!
– Ты сама все знаешь, – грустно ответил мальчик.
– И все равно не понимаю!
– Ты когда-нибудь была в Синем госпитале?
Девочка потупила взгляд, отрицательно покачав головой.
– А я был, когда туда попал мой отец, и никогда не забуду этого зрелища. В воняющем гнилью воздухе, облепленные стаями мух, насквозь проеденные аквомором, люди, словно дрова, валяются на грязном полу, медленно задыхаясь под тяжестью проникшего в них аквомора, и никто даже не пытается им помочь, словно не слыша их кашля и стонов.
Лика поморщилась.
– И вот сейчас моя мать тоже скоро окажется там. А я не допущу, чтобы она умерла! Не допущу, слышишь, не допущу! – сжав кулаки, прокричал Уил.
– А если не существует никакой Слезы Акилина, если это просто выдумки, легенда, придуманная взрослыми? – тихо спросила Лика.
«Синяя чахотка не лечится» – чуть было не вылетело у нее.
– Нет, Его слеза существуют – топнул ногой мальчик. – Я верю, по-другому просто не может быть! Не мог же Акилин не дать никакой возможности людям избежать смерти! А в Замерзшей империи я отдам Его Слезу бессмертным лионджам, которые за это вылечат мою маму. Только туда нужно попасть, а она далеко-дале—ко на Севере, дальше всего, практически на самом краю земли.
– Но это всего лишь легенда, – заметила Лика. «Или сказка», —не стала добавлять она.
– Но никакой другой надежды, кроме этой легенды нет. Говорят, именно они придумали аквомор, и только они могут помочь
– Но если, ища ее, заболеешь ты? – всплеснув руками, закричала Лика.
– Не заболею, – успокаивающе ответил Уил. – Я крепкий, со мной ничего не случится.
– Но посмотри на себя, за эти дни ты весь посинел! А этот кашель.
Уил засмеялся:
– С синим другом ты не будешь водиться?
– Не смешно, я же ведь за тебя волнуюсь, – недовольно проворчала девочка.
– В случае чего в Замерзшей империи и мне помогут, Слеза Акилина очень дорого стоит.
– А почему никто другой ее не нашел и не вылечился?
– Для этого надо верить, верить всем сердцем, и желание должно быть добрым, только тогда Акилин поможет.
Лика тяжело вздохнула:
– Когда же уже наступит время, когда не нужно будет делать эти ядовитые мечи, чтобы одни люди убивали других?
– Никогда, – ответил Уил, рассматривая колышущиеся на ветру деревья. – Люди воевали и будут воевать, так же, как и добывать для этого аквомор. Никто не берет в расчет судьбы простых людей, мы для них не более чем просто мусор.
– Но есть же люди, которые верят, что, однажды, все будет иначе. Наступит день, когда не будет этого ядовитого дыма, над нами будет светить яркое солнце, и все злодеи, подлецы и лицемеры, мешающие нам жить, исчезнут.
– Глупые мечтания, – перебил Уил. – Никогда такого не будет.
– А мой отец говорит, что будет! —насупилась девочка.
– Многие твоего отца считают чудаком, наверное, все поэты такие странные.
– Он не чудак! – огрызнулась в ответ Лика. А затем грустно добавила: – Хотя мама считает также. Но я его люблю не чуточку не меньше от этого!