– Принято, мы наблюдаем, – выдохнул диспетчер.
Голос его принял прежнее спокойствие. Он как будто даже обрадовался, словно тяжёлая ноша соскочила с его плеч и упала под ноги. Можно перешагнуть. Не тот ли это молодой сотрудник, что с такими горящими глазами слушал новости о войне?
– Тридцать, – сообщил я высоту.
Мощная оптика, выдвинувшись из брюха корабля, с полными деталями показала картинку подо мной. Так и есть. Никаких признаков активности. Разруха и запустение.
– Объект наблюдаю визуально, качество отличное, изображение чёткое. Это бывшая колония. По-видимому, одна из первых. Скорее всего, жителей с НПНТ 12-471-3. Разрушена, жизнедеятельности нет. Почти вся скрыта под грунтом.
Я прищурился. Если бы не Глазастик, я бы её даже не заметил. Она почти слилась с серым грунтом спутника. Где-то едва выглядывали крыши, в одном месте зиял провал.
– Заброшена давно, – вынес я окончательный вердикт и выключил оптику. Опять мои опасения подтвердились. Все либо неразумны, либо едва обрели разум, либо уже вымерли. Жуткое постоянство. Широкие полосы. Где же та узкая, заточенная под разумную жизнь?
– Вас поняли, сделайте несколько снимков, окончите сканирование и отправляйтесь к планете. На спутник мы вышлем команду для подробного исследования и взятия образцов.
«Могло быть», – подумалось мне.
Оставшуюся часть я полностью отдал на откуп Глазастику. Такую монотонную и скучную работу он выполняет отлично. Нашлись ещё несколько аналогичных построек, все по периметру экватора. Где-то даже удалось распознать взлётно-посадочную площадку.
«Конечно, – подумалось мне, – было бы слишком шикарным подарком, если бы в последний разведывательный рейс мне попалась здравствующая техногенная цивилизация; а так… уже третья погибшая на моём счету».
***
Луна осталась позади. Прямо по курсу вертелась одинокая НПНТ 12-471-3. Я глянул на часы. Попав в пустоту между мёртвым спутником и, скорее всего, живой, но сбросившей с себя разумную жизнь планетой, я с нетерпением ждал окончания разведки. Даже возможные красоты нового мира не воодушевляли. Такая хандра не в первый раз овладевает мной. Очень часто она нападает, когда излишнее волнение сильно растягивает душевные струны, а потом отпускает, и они повисают безвольными излохмаченными нитями.
Конечно, я был уверен, что ничего не найду, но надеялся, даже не признаваясь в этом самому себе. Может, именно поэтому я так много думал о своих планах в отставке. Прогонял все остальные мысли.
Помню, какое на меня огромное впечатление произвело видео с нашей планетой из космоса. Оно было снято с борта возвращавшегося домой корабля. Планета на экране и в моих детских глазах постепенно увеличивалась, а я, стараясь не мигать, всё пытался рассмотреть наш дом. Мне почему-то казалось, что космонавт на том корабле должен непременно заснять его со мной внутри.
К тому времени мы давно научились выходить в ближний космос, освоили спутники, планеты. Это стало рутиной. Уже начали совершаться регулярные межзвёздные перелёты. И вот я, ребёнок, буквально недавно научившийся ходить, увидел прямую трансляцию из космоса, когда прибывающий с дальнего рейса экипаж готовился к посадке. Господи! Какая же наша планета оказалась красивой! Зелёная, как… Нет, я не мог подобрать тогда слов, отчаянно впитывая картинку изумрудного дома, а потом и не пытался. Они подменили бы то чувство всепоглощающего восторга, что накрыло меня, ребёнка.
Помню, как трансляция закончилась, я выбежал на улицу и стал смотреть себе под ноги. Чёрная, влажная от недавно прошедшего дождя земля, блестящие камни, трава с бусинками капель на шершавых стеблях; сбоку – выложенная брусчаткой тропинка, ведущая к гаражу, вдали – ручеёк, сияющий, как зеленоватое небо, очистившееся от набежавших тучек; и мои ноги, обутые в сандалии. Я пошевелил пальцами, сделал несколько шагов.
Слишком низко.
Тогда я взобрался на чердак, оттуда вышел на скользкую черепицу крыши.
Вот она – высота.
Я смотрел на улицу нашего посёлка, а видел всю планету, видел её такой, как из космоса.
Та трансляция вообще стала моим первым воспоминанием, не забывшимся за ворохом каждодневной новой информации. Я бережно пронёс его через все годы жизни.
До самого последнего времени это воспоминание спасало меня. Когда очередная надежда осыпалась, образуя тяжёлую гору зубчатых осколков, режущих изнутри, стоило закрыть глаза, как родная планета вновь вставала передо мной и силы возвращались по мере её приближения.
Как-то я пытался отыскать именно ту запись, может быть, не для того даже, чтобы посмотреть её вновь, а просто… как ищут части прошедших радостей затем, чтобы только прикоснуться к ним как к реликвиям, артефактам счастливого детства. Но сколько раз я не спрашивал своих родителей – они не могли вспомнить, о каком именно видео я говорил. «Сынок, – отвечал мне папа, – каждый день показывают десятки документальных фильмов про космос, ещё больше прямых трансляций. Ведь мы покорили эту чёрную дыру у нас над головой и на полных правах осваиваем её, частенько забывая про жизнь здесь. Мда. Наверное, ты тогда увидел одно из прибытий одного из кораблей в один из дней. Просто та трансляция стала для тебя первой».
Нет. То был не один из фильмов или одна из трансляций одного из… а начало моей жизни. Пусть и затерявшееся, как начало ручейка в камнях, но чистое в моих воспоминаниях.
Много позже со школой мы ходили на старт межпланетного сухогруза. Он был не самым большим – с нашего провинциального космодрома стартовали только малые классы кораблей – но мне казался гигантским. Он заслонял собой изрядный кусок неба!
Весь класс замер в ожидании старта, а я даже боялся дышать. Чуть не задохнулся тогда. И вот команда была дана. Гудя как ветер, на полном ходу ворвавшийся в железную трубу, корабль медленно, натужно оторвался от поверхности и замер, а затем, влекомый антигравитационными силами, вальяжно поплыл вверх, где ему предстояло включить главные двигатели и, сверкая, как маленькая звёздочка, направиться по курсу к одной из планет, снабжавших нас необходимыми для жизни ресурсами.
Корабль улетел, зашумели одноклассники, а я всё смотрел в ту точку на небосклоне, где он пропал. Он улетел туда, куда рвалось моё сердце, моя душа. Туда, куда я ещё не мог, но уже хотел вырваться.
Я всё ещё стоял, когда весь класс уже разошёлся, и учитель астрономии никак не мог сдвинуть меня с места. Задрав голову вверх, я стоял и смотрел. Стоял и смотрел. Смотрел туда.
Никто не поймёт Космос, убаюкивающий в себе жемчужины-планеты, пока не окажется в нём. Наедине с ним, с собой и своими мыслями. Только так и никак иначе можно узнать, кто ты есть на самом деле.
Не каждый может выдержать такую проверку.
В институте, когда уже целенаправленно шёл к своей мечте стать разведчиком дальнего космоса, я познакомился с такими же юношами – грезящими наяву полётами, звёздами и поисками. Оторванные от жизни романтики с горящими глазами.
Не все смогли стать разведчиками. Даже отчаянные отличники, выбираясь в первый учебный полёт в одиночку, не справлялись со своими страхами, неизменно присутствующими в душе каждого. Нервы не выдерживали.
«Непригодны к дальним разведывательным полётам в составе одного члена экипажа».
Приговор был однозначен.
Помню, как с печалью и огромной растерянностью, споткнувшись на первых секундах разбега, не понимая, почему их мечта так зло подшутила над ними, они прощались с нами, уходя в экипажи грузовиков, научных кораблей и никогда больше не оставаясь с Космосом наедине.
Жаль.
***
Давно это было.
Сейчас я летел через этот самый космос, приевшийся, как слишком часто включаемая любимая песня. Приближался к новой, неизведанной планете, но впервые хотел домой, а не на её поверхность. Смертельная усталость рассыпающегося разведчика навалилась на меня, заглушив любопытство.
– Тринадцатый, выхожу на дальнюю орбиту. Высота триста, – отчитался я, как того требовалось.
– Подтверждаю. Наблюдаем вас.
НПНТ 12-471-3 явно была в самом расцвете сил. Находясь в обитаемой зоне, согреваемая теплом звезды главной последовательности, она была идеальным инкубатором для зарождения миллионов форм жизни, как минимум одна из которых успела обрести разум и сгинуть.
Планета, как и следовало ожидать, была населена. Обильная многоклеточная жизнь сложных форм, много свободной воды и цветущих растений. Всё это виделось сразу, ещё из космоса.
– Что же, Глазастик, давай ещё раз.
Я включил локаторы. Калибровочными импульсами компьютер проверил систему, запустил сканирование.
Пока Глазастик трудился, я, согласно уставу, начал передавать тринадцатому свои визуальные наблюдения:
– Для протокола. Первичный осмотр планеты НПНТ 12-471-3.
Планета имеет насыщенную атмосферу, в основном состоит из… – я глянул на экран компьютера, – азота и кислорода, но с большой примесью тепличных газов: оксида азота, гексавторида серы, углекислого газа и метана, а также тяжёлых элементов. Значение гексавторидов близко к критическому. По-видимому, результат какой-то техногенной катастрофы, если иметь в виду, что раньше на ней обитала технологически развитая цивилизация.
Растения имеют типичный для таких условий зелёный цвет, скорее всего, фотосинтезирующие. Свободная вода занимает половину поверхности планеты.