День барсука
И вот я снова уставший лежу на диване, положив голову на ноги сидящей в изголовье Тане, а она треплет мне волосы, гладит по голове и задумчиво смотрит в сторону открытого окна.
– О чем задумалась, Танюш?
– Ты никогда не называл меня Танюшей. Все время только Таней. Когда ты так говорил, мне иногда слышалось «Тетя Таня» и я тогда понимала, что намного старше тебя. Что я взрослая женщина, а ты почти еще ребенок. А сейчас ты сказал: «Танюша» и я чувствую, что рядом со мной взрослый мужчина. Ты когда успел вырасти, мой сладенький?
– Танюша! Я так рад, что ты у меня есть. Что я пошел тогда следом за тобой, когда ты вышла из автобуса. Что…
– Ром. Подожди. Ты меня сейчас пугаешь. Мне уже в постели казалось, что ты будто прощаешься со мной. Это так и есть? Я сейчас от твоих слов прям расплачусь. Что случилось мой милый? Я тебе надоела? Или ты решил, что я слишком старая для тебя, да? – всхлипывая, спросила у меня Таня.
Задрав голову, на самой лучшей в мире подушке, прижавшись щекой к шелковистой коже мягкого живота, я любуюсь моей красавицей. Она склонила свою голову ко мне и вижу, между двух прелестных холмов, с шоколадными вершинками, огромные черные молящие глаза, словно заколдованные озера, наполненные еще не хлынувшими слезами.
«Господи, прими мою душу! Красота-то какая! Я, оказывается, это когда-то это видел! Спасибо тебе, Малой. После этих воспоминаний мне и умирать не так страшно. Сделай то что я не смог. Сделай Танечку счастливой, пожалуйста».
– Рома! Я понимаю, что слишком взрослая для тебя. Я каждый день думаю, что я бы все отдала, чтобы быть хотя бы на несколько лет младше. Я бы тогда ни на шаг не отходила от тебя, пока ты, дурачок мой, не понял бы, что никакая другая не будет любить больше, чем я. Я знаю, что говорю сумасшедшие вещи, но это не выходит у меня из головы. Прости мой сладенький, вот такая уж я дура.
«Малой, а ведь она действительно любит тебя. Вернее, любила… Меня… А я настоящая скотина, если смог забыть ее».
– Танюша! Не говори, пожалуйста, глупости. Ты самая лучшая девушка на свете. Ты умная, красивая, ласковая. Но я чувствую, что твои мысли не со мной. Я для тебя так, игрушка. Любимая, но игрушка. Ты любишь своего мужа. Мы оба это знаем. Я очень хочу, чтобы ты была счастлива. Ты обязательно должна быть счастлива. Тебе просто надо с ним поговорить обо всем. Даже о том, что, тебе нравится в постели. Рассказать мужу, что ты хочешь, спросить, что хочет он.
– Не знаю, мой сладенький. Когда он со мной, слов нет, мне спокойно. Он надежный, и я знаю, что он любит меня. Он очень хороший человек и заботливый муж. Наверно, будет потрясным отцом для детей. Он очень хочет детей. Днем я смотрю на него и радуюсь, что он – мой муж, а по ночам, хочу трогать тебя, целовать всего с макушки до пяток, вдыхать твой запах. Хоть я понимаю, что это невозможно, но хочу, чтобы рядом был ты.
– Понимаешь Танюш, я ведь не смогу быть рядом с тобой долго. Мне уже скоро в армию уходить, а потом по распределению после института уезжать надо будет. Это, во-первых. А во-вторых, муж же у тебя умный человек, инженер. Мне кажется, он рано или поздно догадается, что ты бегаешь ко мне. И чем это тогда кончится? Разводом и кучей грязных сплетен? Твоя подруга, которая хозяйка этой квартиры, ведь знает, чем мы тут с тобой занимаемся?
– Знает. Когда я у нее ключи попросила, я не говорила, конечно, для чего они мне, но что тут говорить-то. Давно небось поняла. Не крестиком же я хожу вышивать в ее квартиру. Я вообще удивилась, что она дала мне ключи и разрешила сюда приходить. Один раз мне даже почудилось, что она смотрела из окна соседнего подъезда, как я выходила отсюда. Там был силуэт такой, похожий на нее, но, когда я остановилась и посмотрела в ту сторону, женщина сразу отошла от окна. А зайти в чужой подъезд и посмотреть кто это, я побоялась.
– И еще, Ромочка, знаешь, мне иногда кажется, что ей нравится мой муж. Я, несколько раз замечала, как она, у нас в гостях, когда думает, что на нее никто не обращает внимания, ласково так, смотрит на него. А я в это время гляжу на нее, и мне даже страшно становится. Подбросит еще, гадюка, какую записку в наш почтовый ящик или по телефону позвонит мужу, когда я здесь, с тобой, и гадости про меня наговорит.
– Танюш! Послушай меня, пожалуйста, – я сел на диван, рядом с расстроенной девушкой, готовой снова расплакаться, и взял ее за руки. – Я не могу сказать, что я люблю тебя, просто потому, что не знаю, что это такое. Мне еще не с чем сравнивать, только с мамой и бабушкой. Может, то что чувствую к тебе, это и есть та самая любовь, про которую все говорят, но я, правда, не знаю. Одно я знаю точно: ты сделала меня счастливым. Я всегда, всю жизнь, вот честное слово – всю свою жизнь, буду помнить, какая умница и красавица была со мной. Я наверно буду считать себя последним идиотом за те слова, которые сейчас скажу, но – давай попробуем жить друг без друга.
Я шел домой по вечернему городу и снова переживал в душе расставание с Таней. После тяжелого разговора мы долго, обнявшись, сидели на диване и молча смотрели перед собой невидящими глазами. Каждый думал о своем.
Потом мы… Потом мы еще раз, уже точно в последний раз, попрощались, и Танюша почти успокоилась. Когда я уходил, Таня ласково погладила меня по щеке и прошептала: «Спасибо, мой сладенький. Я попробую»
Глава 3
Проснулся я поздно. Снова всю ночь мучили кошмары, в которых женщины меня ругали, грозились, давали пощёчины и умоляли о чем-то на коленях. Я просил прощения, терпел, убегал и так по кругу. Всю ночь.
Было уже позднее утро пасмурного дня. Очень хотелось пить и страшно раскалывалась голова. Вкусно пахло блинами, но бабушки уже не было. На кухонном столе лежала записка: «Блины кушай. Меня не жди. Я в магазин. Очередь занимать».
– Сундук я вот сейчас не понял. Всё уже прошло или нет? – спросил я вслух.
«С Таней, видимо, прошло. А прям всё – еще не прошло, иначе я бы тебя не слышал, а лежал себе спокойно в коме».
– Не ной, а. С Танюшей то всяко лучше, чем в коме. И это. Не обижайся, что я тебя Сундуком называю. Просто сначала к слову пришлось, а потом некогда было кликуху менять.
«Да нормально все, Малой. Через три года пойдешь служить в морскую пехоту. На учениях сломаешь ногу. И пока в гипсе, будешь помогать мичману в каптерке. А на флоте тех, кто ошивается на складе, зовут как? Сундук их зовут! – рассмеялся голос в моей, трескающейся от боли, голове. – Я-то сундуком уже побывал, до сих пор когда с сослуживцами встречаемся они меня так называют. А ты салага, сундуком только еще станешь».
– Нифига себе я угадал.
«А теперь давай о главном. Раз мы с тобой сейчас разговариваем, значит, опять сегодня будем твои косяки разгребать».
– Чо это мои? Наши. А вернее, даже не наши, а твои. Я ничего еще не сделал, а ты устроил тут… День барсука.
«День сурка, а не день барсука».
– Да пофиг, я даже не понимаю уже – настоящий я человек или тоже дух, вроде тебя. Между прочим, сегодня я точно знаю, что мне уже девятнадцать лет. А вчера было семнадцать. Где два года из моей жизни? Куда подевались? Барсук съел?
«Сурок».
– Да пофиг, я тебе не ботаник, чтобы в собаках лесных разбираться.
– Ладно. – Немного успокоился я через несколько минут. – Это же должно когда-нибудь кончиться. Ты же не мог прям всех баб на свете обидеть. Или мог? Кто интересно на это раз будет у нас обиженкой?
И тут во входную дверь стали звонить и стучать одновременно. А еще и кричали:
– Ромка, открывай, похмеляться будем.
Так вот почему меня жажда так мучит. Ну точно. Во рту так мерзко. Непонятно что я мог такое вчера пить. Одно знаю точно, что это была гадость и выпил я её много.
За дверью стояли мои кореша Вадик и Сеня. Оба они были в костюмах! Да я их в костюмах только один раз и видел – в школе на выпускном. Вадик держал в руках бутылку портвейна «Три семерки», а Сеня какой-то сверток.
– Похмеляться это хорошо, а джинсы вам мамка постирала, что вы ко мне в костюмах приперлись?
– Ромыч, хорош прикалываться, давай стаканы. Лечимся по бырому и пошли машины наряжать. Ты же слышал, как вчера Серега рычал, чтобы мы машины трезвыми наряжали. – Просипел Вадик. Видно, что его колбасит не по-детски.
– Ром, тебе Наташка ленту передала. Она её постирала и погладила. Обещала, что убьет, если я её помну или испачкаю. – Вставил свои пять копеек Сеня, щуплый невысокий паренек, и протянул мне сверток.
Точно! Серегина свадьба!
Значит, сегодня женится мой кореш Серега и я буду свидетелем. А свидетельницей будет Наташа, сестра Сени. Натаха младше Сени на год, но выше его на полголовы. Наташку за глаза называют: «Гренадер».
Что Наташку так называет дед, нам как-то рассказал обиженный Сеня. Он пришел на лавочку, где мы собираемся по вечерам, весь растрепанный и дерганный. Мы долго пытали Сеню, что же с ним такое случилось. И когда заверили, что он наш братан и мы за него любому навтыкаем, Сеня признался, что впрягаться за него не надо, а обидела его Наташка.
– Только не говорите не кому. Прикинь, пацаны, сегодня моя очередь полы дома мыть. Я и говорю Натахе, что пошел гулять, полы завтра помою. Она встала в дверях и не пускает. Я ей говорю: «Отвали лучше по-хорошему, и вообще могла бы сама полы помыть».
– Ну ты отчаянный! А она че?
– Она меня взяла за капюшон, нагнула чуть ли не до пола и не отпускала, пока я не снял куртку. Гренадер блин.
– Что за гренадер? Может грейдер? – засомневался Вадик. – У отца на работе привезли грейдер. Типа вытянутого Белоруса и с лопатой посередине.
– Дед Наташку называет: «Гренадер», когда она не слышит. Говорит, при царе войска таки были, куда только двухметровых солдат брали. И чтобы плечи были во, – Сеня, как рыбак, раскинул руки, показывая плечи гренадеров.
Сеня, конечно, загнул от обиды. Это он был мелкий, а Наташа была высокая, но не чрезмерно. Она была чуть ниже меня, а я – метр восемьдесят. Наташа добела обесцвеченная блондинка с коротким каре. И фигура у неё была не солдатская, а очень даже ничего. У Наташи была большая грудь, тонкая талия, широкие и упругие бедра. Я-то точно знаю.
Год назад, на дне рождения Сени, мы всей компанией валялись на широкой родительской кровати у них на квартире. Сеня развел самогонку со смородиновым вареньем, добавил в каждый стакан газировки из сифона и сказал, что это настоящий шнапс.
От «настоящего шнапса» нас немного развезло, вот мы и лежали на чудо-кровати. Наташка сначала никого не пускала в родительскую спальню, но мы её уговорили. Такую огромную кровать я еще никогда не видел.
Пацаны измерили, что, если лежать, прижавшись плечом к плечу, на кровати умещается восемь человек, и одного еще можно положить в ногах. Вот мы и лежали, болтали. Под крики Наташи: «Ну хватит, сломаете же», спихивали тех, кто прыгал на нас сверху, вторым слоем. Потом Сеня включил Модерн Токинг на своем новом двухкассетнике и все потянулись обратно в зал, танцевать.
И как-то так получилось, что на кровати остались только я и Наташа. Я, лежа на спине, размахивая руками, рассказывал что-то смешное, из дворовых приключений. Наташка подкатилась ко мне поближе и лежа на боку, подперев голову рукой, насмешливо слушала. Она специально делала большие глаза и качала головой, типа удивляясь моим басням.
В какой-то момент я начал замечать, из больших синих глаз Наташи ушли смешинки и она смотрит на меня по-взрослому. Она положила руку мне на грудь, медленно потянулась ко мне и поцеловала.
Я неуверенно ответил ей на поцелуй. Все это было неожиданно для меня. Я не знал, что делать.
– Ром, а я тебе нравлюсь хоть немного?
Блин! Ну вот что я на это могу ответить? Сказать правду, что я немного боюсь Наташу? И что я за мужик буду, если так скажу?
– Ну конечно, нравишься Наташ.
Наташка легко повернула меня набок, лицом к себе, прижалась ко мне своей большой грудью, положила мне руки на затылок и поцеловала меня так, что я готов был прямо сейчас признаться в любви и идти в ЗАГС.
Мы еще долго целовались на родительской кровати. Кто-то заходил в спальню и ойкал, кто-то с сопеньем подглядывал в щелочку двери и хихикал, но мы ни на кого не обращали внимания.
Я мял через платье тяжелые и пружинящие груди Наташи. Лифчик она хитро, через короткие рукава платья, сняла и положила на коврик около кровати еще в самом начале наших поцелуйчиков. Я гладил её большие упругие бедра, иногда доходя до роскошной попки. Мы оба понимали, что сейчас ничего такого не случится, и это будут только обнимашки, но я чуть не кончил от трения длинных ног Наташи об мою ширинку.
Не знаю, сколько мы так провалялись. Очнулись, только когда в спальню залетел Сеня с криком: «Шухер! Родаки пришли».
Наташа вскочила, подняла с пола лифчик и убежала в ванну, а я, еле передвигая ноги от напряжения в паху, проковылял в зал и сел за стол.
Шнапса на столе уже не было, и вошедшие родители с облегчением в глазах увидели танцующих под громкую музыку или мирно сидящих за столом подростков.
Через несколько минут Наташа вышла из ванны и, как не в чем не бывало, присоединилась к танцующим. В тот вечер мы больше с ней не разговаривали, только когда я уже уходил и прощался со всеми, Наташка на моё «пока», ответила грустным «до свидания» и пристально посмотрела мне в глаза.
С тех пор возможности толком поговорить у нас не было. Конечно, она бы была, если я захотел. Можно было встретить Наташку по дороге из медучилища или просто прийти к ней домой. Но как-то сложилось.
«Слышь, Малой! Себе-то не ври».
– А ты если такой умный, то че в своё время не разрулил всё по уму?
«Не шуми. У меня тоже голова болит. Ты завязывай бухать, Малой».
– У тебя головы нет. Ты бесплотный.
«Головы вроде нет, но она все равно болит».
– Ладно. Ща похмелимся и посмотрим на свадьбе, как можно с Наташкой миром разойтись.
Вадик уже открыл портвейн и по-хозяйски достал из холодильника баночку с засахаренными дольками лимона. Он знал, что моя бабушка нарезает лимон тоненькими дольками и засыпает его сахарным песком, чтобы лакомство дольше хранилось и всегда было готово к чаепитию.
Мы выпили по полстакана мерзкого портвейна, зажевали тоненьким ломтиком лимона и пошли к Сереге.
Серега Чернышев жил через три дома. Он наш друг и предводитель. Старше нас всего на год, но рассудительный и спокойный, как взрослый мужик.
– Ромыч, а ты что подаришь на свадьбу? – спросил на ходу Вадик.
– Я не знаю. Я Сене отдал пятьсот рублей. Наташка должна что-то купить.
– Повезло тебе с Наташкой, братан.
– Че это мне повезло? Наташка сказала, что лучше знает, что подарить молодым, я и передал деньги.
– Да. – Влез в разговор Сеня. – Натаха лучше знает. Просто сказала, «Деньги гоните обормоты».
– Мне она ничего такого сказала. Ладно, тебе как брату помогла. А Роме? Как жениху? Ой, чую скоро будем деньги еще на одну свадьбу собирать. – Заржал Вадик на всю улицу. – Сеня будешь родственником Ромыча?
– А че, буду, Рома – правильный пацан. Будем пиво с ним пить, к девчонкам ходить. – Мечтательно протянул Сева.
– Ну ты Сева даешь! – Снова заржал Вадик. – Вас Наташка так прижмет, что вы пиво только во сне пить будете, а про девчонок вообще забудете. Че молчишь Ром?
– Отвали! – Сказал я Вадику. А что я еще мог сказать? Что не люблю Наташу? Что она очень хорошая и, наверно будет лучшей женой и матерью, но я ее не люблю? Что, судя по всему, я уже натворил что-то такое от чего Наташа пострадала? Или натворю, но она не пострадает?
– Сундук, что вообще случится с Наташей? Почему она в обиженках? У нас же даже ничего не было с ней. Мне теперь жениться на ней? – спросил я про себя.
«Не помню уже, но что-то у Наташи пойдет не так по жизни. Кажется, Сеня что-то сворует, и она эти вещи спрячет, чтобы не подставлять брата. Сеню точно посадят, а она, по-моему, получит условный срок. Когда слышал про Наташу в последний раз, мне сказали, что она вышла из рехаба».
– Рехаб? Зачем туда ходят? Что это?
«Рехаб – это такая больница для наркоманов и алкоголиков».
– Охренеть. Наташа – нарик?
«Малой, отвали. Ты же знаешь, что башка потом будет раскалываться, если я начну прошлое вспоминать.»
– Никакого от тебя толку. Один гемор. Для тебя это прошлое, а я-то не знаю, что в будущем делать. На свадьбе, например, как мне себя с Натахой вести? Не зря же нас, именно в сегодняшний день закинул твой барсук. Значит, что-то случиться должно на свадьбе. Делов наворотил, а сказать толком ничего не можешь. – Устроил я скандал внутри своей же головы.
Блин! Как в голову дало. Будто булыжником по затылку огрели. Все-все. Не бейте. Не думаю больше об этом.
Сундук молчал. То ли свалил куда-то по своим привиденческим делам, то ли забил на меня. Или боится, что тоже получит булыжником по своей несуществующей башке.
– Эх! Я бы вообще ни про одну телку не думал, если бы Наташка на меня смотрела так, как на Ромыча смотрит. – Грустно и не в тему закончил Вадик.
Глава 4
Свадебные машины, две «Волги», серую и черную, стоявшие напротив Серегиного подъезда, мы быстро нарядили. Там делов-то – разноцветные ленты на капот привязать, да куклу на бампер черной «Волги» усадить и привязать, чтобы не ее сдуло при езде.
Самое сложное – это маленькую корзинку с цветами и двумя большими позолоченными кольцами закрепить на крыше головной машины, но, когда Вадик начал примериваться, как бы забраться на черную «Волгу», водитель его прогнал и сказал, что сам все сделает.
Мы были горды собой, потому что первую задачу на сегодня мы уже выполнили. Пока водитель черной «Волги» устанавливал кольца на крыше машины, Сева с Вадиком уже залезли в нее. Пацаны хотели отметить удачное и очень оригинальное дизайнерское решение по украшению советских люксовых автомобилей. Вернее, они решили, слушая музыку и сидя на удобных креслах, допить оставшийся портвейн, но бдительный водила выпер их и оттуда.
Делиться со мной портвейном они не собирались, потому что со слов Вадика, я еще должен был сегодня совершить много геройских подвигов.
Я за такие слова жестко отомстил. Обозвал пацанов алкашами и отобрал у них две конфетки «Му-Му», которые, когда мы уже выходили из моей квартиры, взял на закуску из вазочки, стоявшей в бабушкином комоде. Вообще-то, обычно, для этого пацанам хватало луковицы, но Вадик заявил, что я не шарю в напитках и для портвейна требуется шоколадка, но конфетки их тоже устроят.
Пацаны достойно перенесли утрату конфеток. Вадик, как бравый генерал новобранца, потрепал меня по плечу и сказал:
– Терпи, братуха. Отдай хотя бы одну конфету?
– Не отдам.
– Ром! Наташка сказала смотреть, чтобы ты лишнего не замахнул, – Переметнулся, понимая, что им больше пойла достанется, оборотень Сеня. – Пошли в подъезд, Вадик. Нефиг здесь таблом торговать.
– Предатели! Поменяли друга на портвейн. – Крикнул я в удаляющиеся спины бывших друзей. – А мне что делать?
– Стой там. Около машин. Наташка сказала, что сначала к машинам придет. И чтобы ты ее дождался. – Уже заходя в подъезд, выкрикнул Сеня. – И нас не пали.
– Ага. Размечтались. Не пали их. Я не Зоя Космодемьянская, молчать не буду, всех сдам нафиг, – бурчал я про себя, от нечего делать еще раз, поправляя ленточки на машинах.
– Ром, привет! – Раздался сзади голос Наташи.
– О! Привет, Наташ! – Повернулся я к девушке.
Наташа стояла передо мной явно в специально выученной позе, предназначенной, чтобы я оценил всю ее красоту. Одна рука на поясе, в другой руке букет, и ножка чуть кокетливо выставлена вперед. Белокурая челка начесана, белая кофточка с рукавами, которые, по-моему, называются «Фонарики», приподнятая на шикарной груди, перехвачена широким синим ремнем. Из-под кофты видна, синея же, очень короткая юбочка, туго обтягивающая широкие женственные бедра Наташи. На ногах красотки туфли без каблука.
Наташа была в боевой окраске и воплощала сейчас мечты всех пацанов с района.
«Клевая чика. Правильно я говорю? Или чикса?»
– Сундук! Ты вовремя. Что делать будем?
«Женись».
У меня пропал дар речи, от такого предложения меня же из будущего.
Наташа приняла мое молчание за восхищение ее внешним видом, и, в общем-то, она была права. Наташка сегодня выглядела суперски.
– Ром! А ты что весь такой неопрятный? Рубашка не глаженная и даже галстук не надел. Я старалась выглядеть красиво, а ты будто к пацанам во двор собрался.
– Наташ, ты так говоришь, будто сегодня наша с тобой свадьба, а не Сереги с Машкой. – Огрызнулся я, и тут же понял, что ляпнул лишнее.
Наташка вздрогнула от моих слов, как будто я ударил ее, нахмурилась и, по-моему, даже собралась плакать, но потом собралась и сделала презрительное лицо.
– Да пошел ты, Ром!
Наташа развернулась и злой быстрой походкой, безжалостно размахивая букетом, пошла в сторону Машкиного дома.
«Первый тайм мы уже проиграли. Знаешь такую песню? Ну ты, конечно, идиот Малой. Это надо додуматься сказать такое влюбленной девушке. Дебил, блин».
Ответить этому призрачному умнику я не успел, потому что в это время из подъезда вышли Вадик с Сеней. У них были просветленные лица, но мутноватые глаза, которыми они и уставились вслед уходящей Наташе.
– Ромыч, да ты чемпион! Даже я Наташку не могу достать, чтобы она так быстро убежала. – Восхищенно произнес уже тепленький Сеня.
– Ромыч! Это… Если Наташа тебе прям не нравится, то может я за ней того… Ну ты понял. – С грустью смотря вслед удаляющейся девушке, пробормотал немного заплетающимся языком Вадик.
– Да делайте вы, что хотите!
Глава 5
Дальше все пошло очень быстро, словно картинка в телевизоре, когда нажимаешь на кнопку ускоренной перемотки видеомагнитофона. Я даже не успевал вникнуть, что происходит сейчас, как все уже менялось.
Почти сразу, как ушла Наташка, во двор вышел Сергей. Прикинут Серега был реально круто. Черный приталенный костюм, белая рубашка, черный узкий галстук и лаковые туфли, в сочетании с его черными волосами до плеч делали моего друга похожим на какого-то актера. То ли на Траволту, то ли на Джигурду.
«Малой! Ты че? Какой Джигурда? Который в юбке ходит?»
– Не знаю какой у вас Джигурда, а у нас – крутой чувак, который на «Урале» с люлькой ездит и всех блатных гасит. Однофамильцы, наверно, с твоим Джигурдой. Наш такого делать не будет.
Брачующийся был явно взволнован и от этого зол.
Понимаю Серегу. У меня тоже так бывает: сам волнуешься, а сам недоволен собой. Типа такой слабак, потому что переживаешь из-за ерунды. И из-за того, что считаешь себя слабым – срываешься на тех кто под руку подвернулся.
Сергей поздоровался с водителями «Волг», стоявшими около машин, недовольно кивнул в сторону притихших Сени и Вадика, и лишь потом пожал мне руку, явно довольный тем, что от меня не пахнет спиртным.
– Здорово братан! Я смотрю, эти два гопника уже замахнули. Блин, просил же как людей: потерпеть и не пить с самого утра. – Зыркнул в сторону пацанов Серега. Вадик с Сеней уже бестолково суетились около машин, делая вид, что поправляют платье у свадебной куклы и старательно не смотрели в нашу сторону.
– Ладно, поехали. Садись со мной Ром. А вы, калдыри, садитесь во вторую машину. И это. Если еще хоть каплю примите, то я хрен вас пущу в кафе. Пойдете дальше пить свою бормотуху в подъезде. Понятно?
– Серега, ну ты же нас знаешь…– Начал Вадик.
– Знаю, поэтому и предупреждаю сразу, чтобы потом обидок не было. В кафе хоть упейтесь, но на выкупе и в ЗАГСе ведите себя по-человечески.
Пацаны возмущенно вытаращили мутные глаза, а Сеня даже прижал руки к груди, показывая, как им, поборникам трезвости, неприятны и до слез обидны несправедливые упреки друга, но, глядя на выражение лица Сереги, говорить ничего не стали и молча полезли в серую «Волгу».
Выкуп невесты прошел быстро и не затратно для жениха. Маша была сирота, жила с бабушкой, и выкупать мы ее должны были не у ушлых, острых на язык теток, которые обязательно есть среди родственников на любой свадьбе, а у подружек невесты.
Главным организатором выкупа и основным бастионом крепости, защищавшей Машу от семейного счастья, должна была быть Наташа. Она заранее готовила плакаты, развешивала их на стены в подъезде и придумывала испытания для жениха.
Но все пошло не так. Не знаю, может Наташка с кем-то из девчонок успела поругаться, а может от общения со мной не еще отошла, но она просто стояла рядом с подружками невесты и, скрестив рук на груди, обиженно смотрела в сторону. Наташа делала вид, что вообще случайно здесь оказалась и когда я проходил около нее, то мне показалось, что пахнет спиртным.
Без участия Наташи девчачья крепость сдалась почти без боя. Девчонки, конечно, что-то пытались сделать. Они предлагали вспомнить все хвалебные слова в адрес невесты и купить Мишину туфлю, но оборона невесты была прорвана шустрым Сеней, юркнувшим в подъезд из-за спины сестры.
