Мятеж

Человечество давно нуждалось в другом. Вот какую мысль должен был донести до Воина квестор.

И их груз был примером того, что именно Эру мог подарить Галактике.

Проект носил кодовое название «Новое лицо», и в этом была вся его суть.

А тупые ликторы могли своей небрежностью запороть его презентацию!

С новыми силами квестор бросился на своих докторантов, костеря их на чём свет стоит. «Анацефалами», кажется, он их ещё не называл. Вот и обновим вокабуляр.

Впрочем, если аудиенция состоится – а она должна состояться, чего бы то ни стоило – к тому моменту презентация должна быть полностью перепроверена и готова к сдаче, а значит, нужно было срочно возвращать процесс в рабочее русло.

Квестор раздал всем задачи, а сам принялся за самый ответственный участок – схемы секвенирования[96 - Секвенировать – устанавливать последовательность звеньев в молекулах нуклеиновых кислот.] эм-эрэнка[97 - М-РНК иначе и-РНК – промежуточная РНК, используемая в процессе синтеза белков по инструкциям, хранящимся в ДНК у эукариот.] базовых образцов.

На сплайсинге[98 - Сплайсинг – процесс удаления из цепочки РНК участков, не кодирующие белок (интронов) и соединения кодирующих аминокислотную последовательность участков (экзононов).] обычно всплывают ошибки, не замеченные при сборке первичного генома, так что для точного программирования транскрипции[99 - Транскрипция – процесс перезаписи генетической информации с одного носителя на другой.] эти схемы заменяли собой регрессионное тестирование и были единственным надёжным способом обнаружить бреши в логике разметки экзонных цепочек. Если что-то было пропущено на этом этапе, то в дальнейшем проблему можно было выявить лишь на этапе специализации соматических клеток, когда особо ничего уже и не поправить, оставалось только уничтожать опытные образцы и начинать заново.

Потому квестор вновь и вновь перебирал сборки кодонов, читая геномную азбуку, как музыкант читает сложнейшую партитуру – то есть буквально на глаз различая нюансы исполнения партии.

И с удовольствием находил эту генетическую музыку великолепной.

Если не считать злосчастных Великих конфликтов, в остальном это было похоже на сложнейший верлибр, тонко перекликающиеся друг с другом строчки из белков и энзимов то осторожно вступали, то грохотали торжественным крещендо, то снова начинали плести нежное кружево генетических программ.

Когда квестор перевернул последнюю страницу этой рукотворной симфонии, у него на глазах стояли слёзы. В этот раз Магистрат превзошёл себя. Это действительно было всё лучшее, что зрело последние годы в недрах научного сообщества Эру, да что там скромничать – всех Семи Миров, чтобы, наконец, дать свои плоды.

«Новое лицо». Да, оно было таковым.

Только квестор спокойно выдохнул, как раздался новый вызов из рубки.

– Магистр, мы начинаем маневрирование.

– Погодите, куда… Мне было отказано в аудиенции?

– Напротив, мы выдвигаемся в квадрант ожидания, где дрейфует «Лебедь».

Сердце квестора подпрыгнуло и пропустило такт.

– Сколько… – Магистр коротко откашлялся, – простите, сколько у меня времени в запасе?

– Через четырнадцать минут жду вас у южного шлюза. Мы ограничимся гибким рукавом, так что вам следует надеть каргосьют и быть готовым к транспортировке на ту сторону.

И отключился. По тону было ясно, что если квестор замешкает хоть на минуту, «Принсепс» не станет его дожидаться и вернётся обратно в очередь на постановку в грузовой док.

Квестор спешно засобирался, переодеваясь в более подходящий к поводу парадный сюртук, по счастью, пригодный к ношению под просторным экзоскелетом каргосьюта.

Капитан зря его стращал, процесс надевания защитной оболочки был автоматическим и завершался за три с половиной минуты. Ещё пять минут добираться по гипертрубе до южного шлюзового узла. Значит, в запасе минимум лишних пять минут, и квестор давно знал, как именно хотел бы их потратить.

Промежуточная остановка на средней палубе. Послушные сервомехи деловито упаковывают квестора в синтетическую оболочку, без которой человеку не выжить ни в открытом космосе, ни в разреженной атмосфере гибкой межшлюзовой трубы.

Ни на промороженных насквозь трюмных палубах.

Четыре минуты.

Квестор сделал шаг вперёд и дождался, когда рассеется туман клубящейся в стылом азоте ледяной пыли. Тут так сухо, что отдельные снежинки возгоняются обратно в пар, не долетая до пола. Но и этот пар скоро выведут климатизаторы. Стерильная атмосфера криогенной лаборатории. Это то, чего квестору часто не хватает.

Он вырос в таких местах (хотя и не в том прямом смысле, как его паства), здесь его дом, а не за кафедрой или в кабинете.

Жаль, что так редко выпадает повод сюда вернуться.

Три минуты.

Квестор провёл рукой в многослойной перчатке из перестроенного микропористого кремний-органического материала по гулко звякнувшей стенке «канистры», но исходящего от неё холода не ощутил. Тогда он двинулся по проходу вдоль ряда послушно оживавших при его приближении голо-проекций.

Побежали строчки состояния груза и параметров режима, но единственное скупое движение кистью убрало всю эту суету.

Две минуты.

Квестору хотелось взглянуть им в глаза.

Голубые, серые, карие, зелёные, рыжеватые.

Глаза любопытные, глаза живые.

Глаза инженеров, учёных, поэтов, архитекторов, художников. Такие редкие в Галактике, где кругом были одни вояки.

Новые лица. Это были они.

Реальные фотографии половозрелых особей и анонимные реконструкции только готовых вызреть эмбрионов.

Мужчин и, важное дело, женщин, спокойных и агрессивных, умных и не очень, безнадёжно обычных и невероятно талантливых. Две сотни миллионов единиц.

Вот что «Принсепс» привёз на «Тсурифу-6», вот необходимость чего квестору предстояло доказать Воину и остальным. Вот во что ему было должно поверить, наконец, самому.

Галактике было необходимо новое лицо.

Ноль минут.

Не снимая каргосьюта, квестор вернулся обратно в капсулу, ему ещё предстояло добраться до южного шлюза, где его будет ждать полупрозрачный тоннель над бездной и распахнутый люк в борту «Лебедя» на той стороне.

«Принсепс» заметно тряхнуло, замигали аварийные индикаторы, капсула тут же остановилась, оставив люк задраенным. Наступила оглушительная тишина.

Квестор замер, даже дышать машинально перестал.

Первое наставление по пользованию каргосьютом – в нём нельзя задерживать дыхание.

Но можно останавливать.

Почему у него в голове всплыла в тот момент только эта немудрящая шутка, которой, кажется, исполнилось добрая тысяча лет.

Тишина была такой оглушительной, что тут же сменилась противным звоном в ушах, который бил по натянутым нервам сильнее любой тревожной сирены.