Телефонист

– Ты ведь не допускаешь, что он находился в фазе «сна», как все серийники?

– Нет, разумеется. Он атипичен, и больше мы на его «общую схему» не купимся. Но что-то происходит, и прямо сейчас. Что-то…

– Чему он не в состоянии противиться?

– Возможно. Но нет, это не точно… Его рациональная, рассудочная часть всё держит под контролем, но тот, условно говоря, другой, для обслуживания которого и существует рассудочная часть… Что-то сдвинулось, важное для него. И заставило его больной ум включиться. Что?

– Ты всё-таки говоришь о шизофрении.

– Лишь в известной степени. У меня нет компетенции ставить медицинские диагнозы, но, в определённой мере, все, кто ведут двойную жизнь, – шизофреники. Даже дети с их выдуманными друзьями. Но лишь в определённой мере.

– Я к тому, что шизофреник не стал бы нам подбрасывать эту твою идею с «часами»; для клинического случая этого всего не существует.

– Вернее с триггером, который мы должны распознать.

– Если, конечно, только одна личность не хочет избавиться от другой.

– Не усложняй.

– Да, шутка.

– Понимаешь, Сухов, у него всё под контролем. Но вот что-то происходит. Что-то послужило триггером, и теперь он требует, чтобы мы включились в игру. Для него это часть кайфа, он, как вампир, нуждается в нас. В этом его интерес. Без нас не получится: он не может проворачивать свои делишки в тишине.

– И все эти ютубы…

– Поэтому так и важен любой общественный резонанс, – подтвердила она. – Его кровь вампира – энергия информационных потоков.

– Ванга… Ну ты же всё-таки со мной говоришь. И так понятно.

– Ну, простите.

– А ведь ты сейчас прямо Форель описала.

– Прекрати! Опять ты…

– Кто-то совсем разучился понимать шутки, – сказал Сухов и снова подумал о страхах, наедине с которыми его оставил Лёва.

– Кто-то совсем разучился шутить, – парировала Ванга. – Видишь, Сухов, настаивая, указывая и практически выдавая нам триггеры, он рискует, что мы сильно приблизимся к нему. Но в этом часть его кайфа: он настолько уверен в себе, в своём превосходстве…

– Вот здесь я с тобой соглашусь.

– …риск на грани, и пока он победитель, подпитывает превосходство… В этом часть его игры. А может быть, основная конструкция. Он как бы уверовал в свою неуязвимость.

– Если, конечно, твоя схема верна, – всё-таки предостерёг Сухов.

– Да, конечно, – она кивнула. – Возможно, я немножко расфантазировалась. Но этот его костюм из комикса – что это ещё, если не демонстрация неуязвимости?

– Да, не немножко, но мне не привыкать.

Ванга задумалась. Извлекла из сумочки смятую пачку сигарет, покрутила в пальцах, убрала в карман.

– Ускорь-ка, пожалуйста, экспертизу с этими волосками.

– Обижаешь, – осклабился Сухов. – Уже. Если волоски и твои часы укажут в одном направлении, у нас, пожалуй, появится рабочая модель.

– А кому ты без конца звонишь?

– Я без конца звоню?

– Семь раз. Не знал? Набираешь – тебе не отвечают.

– Ксюха.

– А-а.

К машине подошли молча. Сели. Пристегнули ремни.

– Ланч? – предложил Сухов.

– Отвези-ка меня лучше в эту квартиру с бабой из секс-шопа, – попросила Ванга. – Хочу сама оглядеться.

– Сама! – подначил Сухов. – Почему-то именно это ожидал от тебя услышать.

– Так что с Ксюхой?

– Да… – отмахнулся он.

– Сухов, в чём дело?

– Да ни в чём! – поймал себя на том, что чуть опять не полез за телефоном. – Просто… сегодня первое апреля.

– И-и?

– Ну… Обычно она меня разыгрывала, а прошло уже полдня, и тишина. Первый раз в жизни такое.

На лице Ванги отразилось искреннее изумление:

– Сухов, да ты ходячий зоопарк! Ты ещё и папа-страус.

– Очень смешно.

– Девице уже пятнадцать! Весна, сегодня воскресенье… Может, ей есть уже кого разыгрывать?! Пора привыкать. Не будь настолько домашним бородатым…

– Четырнадцать, – обронил он, напяливая солнечные очки, – ей четырнадцать.

– Сухов…

– Воскресенье, а мы вот работаем.