Кровавые берега

Через десять минут, когда над нами разгорался рассвет, мы были уже далеко от Эль-Фердана. Верхняя половина марсовой мачты лежала там, куда она упала, поскольку нам было некогда разбирать завал. Отлично взбодрившийся Сандаварг прохаживался вокруг мертвого гвардейца – того, что грохнулся с каната на палубу и свернул себе шею. Убби не имел привычки глумиться над телами поверженных врагов, но сейчас его лицо излучало гордость и удовольствие от одержанной победы.

Хорохорился он не столько перед нами, сколько перед доном Риего-и-Ордасом. В глазах команданте красноречиво читалось все, что он думает о северянине. Любой другой враг Убби за такой взгляд вмиг лишился бы головы. Но к этому пленнику Сандаварг относился со снисходительностью, даже когда на первых порах тот осыпал его бранью. Снисходительность, которой сам северянин вряд ли дождался бы от дона Балтазара, поменяйся они вдруг местами.

И это был еще не предел великодушия Сандаварга.

На сей раз команданте воздержался от проклятий – видимо, не желал растрачивать в разреженной атмосфере силы на сотрясание воздуха. Вместо этого, когда ярость в глазах дона угасла, он неожиданно попросил северянина подтащить к нему мертвого гвардейца. На что Убби также неожиданно, без злорадства и пререканий, согласился. И исполнил просьбу пленника сразу, как только избавил мертвеца от оставшегося при нем оружия.

Я не слышал, что говорил дон Риего-и-Ордас, когда стирал карманным платком с лица погибшего кровь и закрывал ему глаза. Об этом мне поведал позже Убби. При взгляде на эту сцену он поневоле растрогался и исполнился еще большего благородства. После чего пообещал пленнику не выкидывать мертвеца за борт, а, дождавшись остановки, унести того в хамаду и завалить камнями.

– Покойся с миром, капрал Марко Вальдес! – молвил команданте, оказывая убитому последние скупые почести. – И прости еще раз, что я вынудил тебя пойти ради меня на эту ненужную жертву… – А затем повернулся к Сандаваргу и полюбопытствовал: – Кто-нибудь еще погиб на том мосту от твоей руки, северянин?

– Не думаю, – признался тот, не став приукрашивать назло дону свои подвиги. – Был там еще один горе-верхолаз, который получил по башке и тоже сорвался с веревки, но он скорее всего выжил. Ну а нет, так загрызи его пес! Я никого из вас силком на мост не загонял и не приказывал становиться у меня на пути.

Возможно, дон Балтазар хотел что-либо возразить, но промолчал – остерегся, что Убби рассердится и передумает хоронить капрала Вальдеса. Оставив в покое мертвеца, команданте вновь погрузился в невеселые раздумья о своем туманном будущем. И хоть сегодня ему везло куда меньше, чем нам, вряд ли наши перспективы выкрутиться из этой истории живыми были выше.

Пока что наша стратегия отличалась незамысловатостью: удрать из Червоточины, где теперь хозяйничала армия южан. Но что дальше? Вернуться в наш привычный мир, обогнув Африку с юга, без боя не удастся. Для этого нам придется миновать земли Владычицы Льдов. А затем – пересечь Фолклендский разлом, переправы через который стерегут ее бронекаты. Но даже соверши мы невозможное и прорвись на родину, что потом? Скрываться всю оставшуюся жизнь, раскатывая по задворкам Атлантики, и гадать, власти какого города первыми арестуют нас и выдадут южанам?

Хорошо Сандаваргу, Тамбурини и де Бодье! Им ничего не стоит в любой момент собрать вещички, сойти с «Гольфстрима» и зажить прежней жизнью в тех краях, где их не знают. Не хотелось думать то же самое о Малабоните, но если и ей станет невмоготу, она может вернуться к отцу, градоправителю Аркис-Сантьяго. И укрыться под его защитой, помалкивая о своем преступном прошлом.

И лишь мы с Физзом, который сросся с «Гольфстримом» всей своей бесхитростной звериной душой и напрочь отвык от дикой хамады, не могли все бросить и податься в фермеры или сборщики иностали. Да что там – мне такое даже в голову не приходило! А иначе я сбежал бы с «Гольфстрима», бросив его и груз, еще три месяца назад, когда узнал, что за нами охотится Кавалькада. «Гольфстрим» – и прежний буксир, и нынешний истребитель – был и оставался для меня и ящера родным домом. А перевозка грузов и путешествия по миру – единственным образом жизни, без которых она теряла для нас всякий смысл.

Вот почему я, при всем желании, не назову бессмысленным наше бегство из Гексатурма. Мы все еще везли груз, который табуиты доверили эвакуировать нам из храма Чистого Пламени! Разве только своей конечной цели мы сегодня не знали. Вернее, знали, но она была совершенно недостижима: южный Полярный Столп.

Дотуда нам, при всем старании, не доехать. А жаль. Табуиты верили, что, если опылить «черной грязью» одну из ключевых опор столповой системы, мы, возможно, уничтожили бы ее и сорвали Вседержителям многовековой процесс уничтожения нашей планеты. После чего они, чем черт не шутит, плюнули бы на нас и, вычеркнув Землю из своих планов, оставили бы ее в покое. После чего наша планета, возможно, возродилась бы со временем в прежнем, цветущем обличье.

…Или окончательно погибла бы – как знать… Но поскольку мы, аборигены, так или иначе обречены, то попробовать довести дело табуитов до конца все-таки стоило. Вот только с какого боку к нему подойти? Авторы этой идеи погибли вместе со всеми своими планами и высокими технологиями, а без них осуществить их проект попросту нереально…

Я с утра до вечера раздумывал о Кавалькаде, о грядущих препятствиях и о нашем будущем, лишенном всяческих перспектив. И во всем этом круговороте для нас как-то невзначай отошла в тень проблема, которая в последний месяц не давала о себе знать.

А забывать о ней не стоило. Особенно теперь, когда контейнер с «черной грязью» покинул хранилище табуитов и вновь путешествовал по хамаде, грозя привлечь к себе внимание Вседержителей…

Глава 3

Прыткость, с какой «Зигфрид» несся по Суэцкому проходу, делала честь шкиперу строймастера. Даже задержавшись у Эль-Фердана, альт-селадор Рубнер продолжал идти впереди нас с хорошим отрывом.

Южнее второго моста наш путь утратил прямое направление. Виноваты в этом были не мы и не кабальеро, а древние прокладчики нашей магистрали. Сэкономив трудозатраты, они соединили каналом несколько озер, ныне представляющих собой бесформенные, неглубокие впадины. Преодолевая очередной поворот или огибая береговой выступ, я надеялся, что вот сейчас мы точно увидим вдалеке «Зигфрид». Однако мои ожидания, увы, не оправдывались. Лишь затоптанные конскими копытами отпечатки колес указывали на то, что строймастер и кабальеро прошли здесь совсем недавно. Первый – судя по всему, перед рассветом, а вторые – уже после восхода солнца.

За последней впадиной желоб снова брал курс на юг и уже тянулся, не сворачивая, вплоть до Красного моря. Мы выехали на его берег за два часа до полудня. Раскинувшаяся перед нами широкая и глубокая котловина была, по словам Дарио, еще не самим морем, а лишь его северной оконечностью – узким Суэцким заливом. Впрочем, нас не волновало, как называется то, что мы видим. А видели мы тянущийся до самого горизонта пологий спуск. И вел он в те желанные земли, где мы вновь задышим полной грудью и обретем нормальное самочувствие.

Дно бывшего залива оказалось одной из лучших дорог, по которым мне когда-либо доводилось ездить. Заметенная песком, она просматривалась далеко во все стороны и не имела предательских разломов, трещин и скальных образований. Вся эта дрянь наблюдалась лишь вдоль восточного и западного склонов, в то время, как середина котловины оставалась чистой. Видимость была отличная, и я, идя по следам «Зигфрида» и Кавалькады, позволил себе разогнать истребитель до максимальной скорости. При этом, правда, нас стало частенько подбрасывать на ухабах, но никто не жаловался. Всем, включая дона Балтазара, не терпелось вернуться в привычный мир и излечиться наконец от «горной болезни».

Без малого триста километров тянулся залив, прежде чем становился полноценным морем. При такой резвой езде мы должны были отмахать это расстояние к вечеру. И отмахали бы, не случись вскорости то, чего мы давно ожидали и к чему готовились…

…И что, как ни странно, стало для нас большим и неприятным сюрпризом!

Мы настигли «Зигфрид» примерно на середине котловины. Он был замечен нами за несколько километров. Вскоре выяснилось, что строймастер не двигается, а стоит на месте, и вокруг него не идет никакого сражения. Кавалькады поблизости также не наблюдалось, но ее следы шли параллельно колее «Зигфрида», и кабальеро точно с ним не разминулись. А вот чем завершилась их встреча, издали определить не удавалось.

В том, что строймастер стоял без движения, не было ничего странного. Странно было то, что при нашем появлении бронекат не сорвался с места и не покатил к ближайшему склону котловины. Рубнер не знал, что «Гольфстрим» все еще принадлежит друзьям, пускай на наших бортах и не было гербов Владычицы. И если «Зигфриду» повезло отбиться от Кавалькады в чистом поле, противостоять там же истребителю он бы не сумел. Лишь прячась среди скал и осыпей, где мне будет трудно стрелять и маневрировать, Рубнер имел шанс от нас защититься. Табуиты еще могли успеть достичь ближайшего склона котловины, но почему-то этого не делали. И вообще вели себя так, словно всерьез рассчитывали, что мы не обратим на них, неподвижных, внимания.

Еще до того, как мы подъехали к строймастеру на расстояние выстрела наших «Сембрадоров», стало очевидно, что гвардейцы не атаковали табуитов. На это указывал характер их следов. Километра за два до остановки «Зигфрид» принялся вилять из стороны в сторону, но виной тому была не настигшая его конница. Ее след оставался неизменно прямым, тогда как при атаке она наверняка разделилась бы на две группы. А те, в свою очередь, растянулись бы по флангам, чтобы не превращаться в легкие цели для стрелков Рубнера.

По всем признакам, Кавалькада увидела строймастер, когда он уже не двигался. На ее появление «Зигфрид» тоже не отреагировал. После чего гвардейцы решили проверить, что стряслось. Почему вдруг бронекат начал ни с того ни с сего носиться зигзагами по ровной дороге, а затем встал как вкопанный.

Нас это интересовало ничуть не меньше. Но, по мере приближения к «Зигфриду», загадка не прояснялась, а, напротив, становилась все туманнее. Причиной тому служили многочисленные пробоины, усеивающие борта и крышу верхней палубы строймастера; последние я тоже мог заметить, потому что верхняя палуба истребителя была выше, чем у инженерного бронеката.

Повреждения были двух типов: круглые, будто от удара молота-чекана, и продолговатые – такие, что остаются в жести, когда ее кромсают ножом. Одно но: корпусная броня строймастера была толщиной в два пальца. Так легко и, главное, аккуратно, не деформируя шпангоуты, пропороть и пробить корпус бронеката не способно ни одно оружие в мире. Для этого требовалось специальное устройство – сверхмощный механический молот. Такие имеются только в городских артелях клепальщиков и используются при постройке бронекатов или обработке особо прочной иностали. Но откуда здесь, в дикой, безлюдной хамаде, мог взяться подобный механизм? Ведь он, ко всему прочему, обладает солидными габаритами, и для его перевозки потребовался бы бронекат покрупнее «Гольфстрима». Других же отпечатков колес вокруг «Зигфрида» не наблюдалось, а уж их-то точно нельзя было не заметить.

Обшивку строймастера пробивали снаружи – на это указывали вогнутые внутрь края брешей. Круглые также делились на два вида: одни были диаметром с грейпфрут, другие – с некрупное яблоко. Последних насчитывалось намного больше. Продолговатые бреши имелись лишь в крыше. В отличие от хаотически разбросанных по броне круглых дыр, эти располагались в определенном порядке – группами, по три параллельных прорези в каждой. Наибольшее их скопление было в центре крыши. А в одном месте она оказалась растерзана настолько, что в ней возникла сквозная прореха вдвое шире той, какую проделал в палубе «Гольфстрима» упавший контейнер табуитов.

– Святой Фидель Гаванский! – не на шутку испугалась Малабонита, когда мы, остановившись вдалеке от «Зигфрида», собрались на мостике, дабы рассмотреть находку с безопасного расстояния. – Да ведь это, не иначе, сам вакт Рубнеру крышу процарапал! Он самый, точно вам говорю!

– Загрызи меня пес, если ты неправа! – поддакнул ей Убби, только без страха, а с нескрываемой радостью. – Ну, вот и свиделись! А я-то уже решил, что вакты о нас позабыли и что мне не суждено поквитаться с ними за старые обиды!

Я, естественно, восторгов северянина не разделял. Он жаждал взять реванш у пса Вседержителей с той самой минуты, как один из них задал ему взбучку в предгорьях Срединного хребта. Взбучка выдалась для Убби вдвойне досадной от того, что его обидчик пал тогда от руки Малабониты, которая подстрелила его из лука, случайно попав стрелой в ноздрю монстра. Или, точнее, в дыхательный клапан, поскольку затем, при изучении нашей добычи, мы совершили удивительное откровение: питающиеся иногазом псы Вседержителей являлись высокотехнологичными искусственными существами! И лишь сверху их иностальные тела обтягивала похожая на натуральную, маскировочная кожа.

Оставив пока свое мнение при себе, я посмотрел на Физза. Он терпеть не мог вактов и чуял, когда те околачивались поблизости. Но ящер помалкивал. Значит, если Малабонита не ошиблась, напавший на «Зигфрид» пес Вседержителей давно отсюда убрался. Что также косвенно подтверждали следы Кавалькады, чьи кони затоптали песок вокруг строймастера. Если враг – кем бы он ни был, – не напал на гвардейцев, стало быть, те его здесь уже не застали.

– Скажите, вы видите там чьи-нибудь тела? – полюбопытствовал вытягивающий шею Дарио, стараясь высмотреть на «Зигфриде» хотя бы одну живую душу. Трап бронеката был опущен, но ни в открывшемся за ним проеме, ни в бойницах не наблюдалось признаков жизни.

– Похоже, парень, на той развалюхе пусто, как в голове у меня с похмелья, – озадаченно пробасил Убби. – И куда все подевались, этого я пока не скажу. Но вакт их точно не сожрал, ведь мы своими глазами видели, что у него есть пасть, но нет ни глотки, ни требухи, ни даже дырки в заднице. А питается он одним лишь жидким иногазом, засасывая его через ноздри из вулканических озер. Правильно я говорю, толстяк?

– Безусловно, мсье! Вы совершено точно описали этот образчик продвинутой инопланетной техники, непонятно почему прозванный псом, – отозвался топчущийся рядом с нами Гуго. – Однако смею заметить, что круглые отверстия, какие мы видим в бортах строймастера, оставил явно не коготь вакта.

– Дыры на крыше, между прочим, тоже слабо похожи на следы от когтей тех вактов, каких мы раньше встречали, – добавил я. – Разве после их атак нам с вами, mon ami, приходилось заделывать пробоины в корпусе?

– Возможно, мсье шкипер, что прежде мы сталкивались лишь с поисковыми вактами, – предположил Сенатор. – Вы ведь не станете отрицать, поскольку они – механизмы, значит, Вседержители разработали не одну модель такого существа. И среди вактов наверняка есть свои разведчики, штурмовики, истребители и даже стрелки.

– Ну ты сказанул – вакты-стрелки! – подивился Сандаварг. – Это ж надо додуматься до такого! Да тебе бы не гайки у Проныры крутить, а в скальды податься и новые саги взамен старых слагать! Глядишь, куда быстрее скопил бы себе денег на старость и в свой занюханный городишко вернулся.

– И как же, по-вашему, выглядят эти самые стреляющие вакты? – осведомился я у де Бодье.

– Меня больше интересует не то, как эти создания выглядят, а то, из какого оружия они стреляют, мсье шкипер, – заявил Гуго, почесав в затылке. – Взгляните на эти отверстия. Особенно на те, что покрупнее. Даже иностальное ядро, выпущенное из самой мощной катапульты, не пробьет такого, не говоря о камне. Заметьте: вокруг пробоины практически отсутствует вмятина! О чем это говорит?

– Об огромной начальной скорости такого снаряда! – опередил меня Дарио, хотя я мог ответить на вопрос и без его подсказки. – Чтобы продырявить толстую иносталь, не деформировав ее, ядро, величиной с брата Ярнклота, нужно разогнать сильнее скорости звука. Возможно, даже в два или три раза сильнее… Вот только что стало при этом с альт-селадором Рубнером и его экипажем?

– Давайте пойдем и выясним это, – подвел я итог нашему совещанию. – Место здесь удобное. Кавалькаду и вактов можно засечь за несколько километров, с какой бы стороны они ни заявились… Только придется кому-то остаться на борту, чтобы посматривать за горизонтом.

– Я останусь, – вызвалась Долорес. И, помрачнев, объяснила свое нежелание идти с нами в разведку. – Кажется, у Рубнера на борту были женщины и дети. И если они лежат сейчас там, внутри, растерзанные на куски… Ну, вы понимаете.

Конечно, мы ее понимали. По идее, не нужно было брать с собой и Дарио. Он мог хорошо знать погибших на «Зигфриде» табуитов, что отразится на его и без того расшатанных нервах. Но поскольку сам Тамбурини от участия в разведке не отказывался, я не стал его отговаривать. Пускай привыкает, ведь завтра нас может ждать и не такое. Особенно теперь, когда неравнодушные к нашему грузу псы Вседержителей вновь напомнили о себе.

Мы объехали «Зигфрид» по кругу, затем приблизились к нему, опустили трап и, прихватив оружие, выдвинулись на осмотр безжизненного бронеката.

Доносящийся из его моторного отсека гул Неутомимого Трудяги не нарушали никакие посторонние шумы. Кажется, раненых на строймастере не осталось, а иначе до нас долетели бы их стоны. Трап инженерного бронеката был запорошен песком, но его нанес сюда не ветер, а сапоги кабальеро. Они, судя по всему, сновали по сходням взад-вперед до тех пор, пока не наполнили свои бурдюки водой из трюмного резервуара и не напоили лошадей. И трап, очевидно, опустили сами гвардейцы, проникнув на «Зигфрид» через брешь в крыше.

Через нее же пробрался туда и Убби. Дабы не нарваться на засаду – в утробе бронеката нас могли поджидать не только трупы, – северянин велел нам подождать его снаружи, у колеса. А сам отправился проверить, не столкнемся ли мы нос к носу с коварными кабальеро.

– Все чисто, – известил нас Сандаварг, выйдя на сходни спустя пару минут. – После Балтазаровых ублюдков и тут все провоняло конским дерьмом, но теперь им хватило ума не искать со мной встречи, засев внутри железного гроба!.. Кстати, о мертвецах. Что-то я вконец запутался: развалюха истерзана вактом и обстреляна из неизвестных орудий, а в ней нет ни трупов, ни даже крови! Хотя на кой я вам это рассказываю? Сами зайдите и взгляните…