Опасные манипуляции
На следующий день я спустила на воду складную металлическую лодку брутального защитного цвета. С мотором возиться желания не было, а грести против течения тем более, поэтому я, бросив в лодку пару весел, как бурлак потянула ее против течения. Сегодня было пасмурно, пляж был пуст, поэтому обошлось без насмешек местного населения над моим способом передвижения. Дойдя до Татарских могил, я, на всякий случай, зашла в воду, куда мне позволяла дойти высота голенищ резиновых сапог. Надеюсь, что текучая вода защитит меня от ментального воздействия этого непонятного места. Но все было спокойно, амулет холодил кожу, как и положено обычному металлическому украшению. Я прошла вдоль берега еще метров двести, после чего заскочила в лодку и стала грести к острову.
Ну что можно сказать, за четыреста лет пейзаж маленько изменился, в густой стене камыша появились проплешины, пробитые лодками рыбаков, туристов и прочей праздношатающейся публики. Я, особо не вспотев, вывела лодку к одному из таких проходов, ругаясь сквозь зубы, протолкнула судно по узкому тоннелю в зеленой стене, к берегу, надежно привязала за вбитые кем-то колышки. Остался только пустячок. Через полчаса блужданий по колючим зарослям шиповника, перемежаемого отдельными елями, я наткнулась на похожий камень. Из своего сна или бреда я помнила, что дерн снимался со стороны широкого русла реки. Тревожно прислушавшись, не бродит ли
где-нибудь поблизости, абсолютно не нужный мне сейчас, свидетель или очевидец, я, насмехаясь над своей детской верой в клады и сокровища, воткнула штык лопаты в землю. Через десять минут насмехаться я перестала. Я сидела и тупо смотрела на черное нечто, при тщательном изучении оказавшийся, пропитанным каким-то жиром, окаменевшим от длительного нахождения в земле, мешком типа бурдюк. Амулет, не скажу, что расплавился, но грел меня очень сильно. Я осторожно ткнула ножом в боковину и стала изнутри распарывать жесткую, как панцирь краба, кожу. Развалив мешок на две половины, как раковину гигантского моллюска, я выгребла из него, осторожно действуя ножом и лопатой, невообразимую кучу сгнившего тряпья, с нашитыми по всей поверхности монетками, камешками и косточками. Следом открылся кусок кожи или холста, в который были завернуты четыре ножа в кожаных чехлах. В довершении всего, мне открылись два свертка, в которых были бубен, с лопнувшей кожаной мембраной, и удивительно хорошо сохранившаяся книга в черном кожаном переплете. До вечера я просидела у валуна, тревожно вслушиваясь в звуки окружающей меня природы и, аккуратно, стараясь не пропустить ни одного, срезала со склизких тряпок все, что представляло хоть какую-то ценность. В вечерних сумерках я вывела свою лодку из зарослей рогоза и потихоньку погребла в сторону зажигающихся с наступлением темноты огоньков деревни.
Книгу и бубен я завернула в старый прорезиненный чехол и спрятала под лодкой в сарае. Монеты, камешки, бусинки и прочую бижутерию решила взять с собой в город, чтобы на досуге разобраться, что за богатство мне досталось.
Глава семнадцатая. Жажда знаний.
Утром тридцатого августа я входила на украшенное монументальными колоннами парадное крыльцо моего института. Честно говоря, одним из мотивов поступления именно в этот ВУЗ была красота основного комплекса его зданий, выполненное в стиле «сталинский ампир». С трудом открыв высоченные деревянные двери, помнившие время, когда он назывался институт военных инженеров транспорта, я поспешила вверх по мраморной лестнице. Подойдя к дверям деканата моего факультета, я машинально бросила взгляд на список студентов, зачисленных на первый курс. Странно, моей фамилии не было. Немного встревожившись, я постучала в полированную дверь. В деканате сидели три дамы, возраста примерно пятидесяти лет, высокие прически в стиле шестидесятых годов явственно прибавляли им визуально лет по десять. Равнодушные глаза, видевшие здесь тысячи студентов, одинаково холодно скользнув по мне, вновь уткнулись в разложенные на столах ведомости. Я прошла на середину кабинета, одновременно заметив за шкафом, в углу, маленький столик, за которым сидела худенькая девушка чуть старше меня. Рядом стояла этажерка с чайником и прочими чайными принадлежностями. Она подняла на меня глаза, с легкой улыбкой кивнула и продолжила свою работу. Громко поздоровавшись и назвав свою фамилию, я спросила, кому я должна отдать справку из поликлиники. Долгая тишина, повисшая в кабинете и взгляды, которыми обменялись дамы, мне не понравились.
– А зачем нам ваша справка, девушка, вы к нам не поступили – наконец произнесла одна из сотрудниц, еле сдерживая презрительную ухмылку.
–……….
– Мы вам еще две недели назад сообщили, что вам необходимо забрать документы, еще успели бы поступить в какой-нибудь техникум.
Я с трудом справилась со ступором, в который эта женщина небрежно меня отправила.
– Могу я узнать, по какой причине я, зачисленная в институт приказом ректора, вдруг стала не поступившей?– надеюсь, что мой голос не очень дрожит.
– Можете- с любезной улыбкой ответила собеседница – комиссия установила, что ваша письменная работа по математике содержит ошибки, которые были пропущены первоначально. Поэтому ваша работа была оценена на "тройку", и вы не прошли по конкурсу.
– Я хочу ознакомиться со своей работой, в которой якобы что-то нашли.
– Все вопросы к декану факультета – дама ткнула пальцем в дверь, которую я сразу не заметила.
Я подошла к двери и постучала.
– А декана сегодня нет, он будет только завтра – голос за моей спиной был сладкий, как патока.
Покинув помещение деканата, я заметалась по коридору. Необходимо было обдумать план действий. Да, такой подарок судьбы я не ожидала. Я уверенна, что экзамен был сдан мной на "отлично". Тут какая-то мутная схема в исполнении декана и возможно этих трех дамочек. В любом случае необходимо заставить декана ознакомить меня с моей работой, в которой внезапно нашлись ошибки. Приняв решение, я понеслась по коридору в сторону приемной, благо расстояние не превышало тридцати метров. Секретарь проректора по учебной работе вынесла мою челобитную и сочувственно улыбнулась. В заявлении я указала, что, согласно приказа ректора, я была принята на первый курс института, после чего выехала из города. Меня вовремя не уведомили о каких либо дополнительных ошибках в моей работе, чем лишили меня возможности своевременно обратиться в конфликтную комиссию.
В верхней части заявления размашистым почерком была выведена резолюция о необходимости рассмотреть комиссионно мою работу и немедленно доложить о результате.
Следующий рабочий день начался для декана факультета не самым удачным образом. С восьми часов утра я торчала в коридоре у кабинета деканата. В восемь тридцать в кабинет пришла самая молодая из вчерашних сотрудниц. Она улыбнулась мне, сделала легкое движение в сторону боковой лестницы и скрылась в служебном помещении. Я неуверенно прошла к лестнице, зашла в дверь, обозначенную буквой «Ж», стала тщательно мыть руки. За моей спиной раздались шаги, я обернулась. Девушка с чайником, стоя у прикрытой двери, наблюдала в щель за обстановкой в коридоре, еле слышно, почти не разжимая губ сказала:
– Вместе с вами вычеркнули еще четверых, у кого родители попроще, иногородних… взяли кого надо, этими вопросами занимался лично декан….
– Спасибо, если не трудно, когда начнется скандал, пожалуйста, дойдите до приемной, скажите ректору или проректорам, что у вас на факультете грандиозный скандал…..
– Вы уверены?
– Я уверена, что для нас обеих все закончиться хорошо. Вас как зовут?
– Галя….
Девушка хмыкнула, набрала воды и бодро двинулась на свое рабочее место, а я вновь заняла наблюдательное место в коридоре. В течение десяти минут мимо меня прошествовали оставшиеся сотрудницы деканата, каждая считала своим долгом громким фырканьем или иными ужимками показать мне всю степень неприятия моего хамского поведения. Наконец, в девять тридцать, мимо меня прошел солидный мужчина с рыжим венчиком волос на макушке. По неприязненному взгляду, которым он окатил меня, я поняла, что это декан факультета. Я поздоровалась, в ответ он буркнул – ждите, и захлопнул дверь перед моим носом. В течение часа сотрудники деканата дважды попили чай, обмениваясь мнениями о моем ничтожестве и беспардонном нахальстве. Наконец из двери выглянула Галя, кивнула мне.
Декан и две старшие сотрудницы расположились рядком, за самым большим столом в центре деканата, очевидно изображая комиссию.
Третья сотрудница сидела за соседним столом, с готовностью держа авторучку над толстым журналом. Галя тихо сидела за шкафом.
Стула перед столом комиссии не было. Я поздоровалась и встала в двух шагах от стола. Декан, откашлявшись, начал:
– Уважаемые товарищи, мы собрались на основании указания проректора по учебной части для рассмотрения заявления бывшей абитуриентки Сомовой, которая по непонятной причине пропустила все сроки для рассмотрения подобных заявлений конфликтной комиссией, не согласна с результатами письменной работы по математике. Комиссия в составе….., при секретаре ….. Слушаем вас внимательно, с чем вы не согласны – кивок в мою сторону.
– Для того чтобы сказать, с чем я не согласна, хотелось бы увидеть свою работу….
– Хм, Анжела Васильевна, будьте любезны, работу из архива принесите….
Дама, выполняющая роль секретаря, недовольно фыркая, удалилась.
Постояв минуту, я поставила стул напротив комиссии, и под недовольное бормотание работников деканата, уселась.
– Устали? – благожелательно спросил декан.
– Нет, не устала.
– Когда очень скоро нас покинете, не забудьте стульчик на место поставить.
Ожидание затягивалось.
– Галочка, кофе мне сделайте, пожалуйста – крикнул в направлении шкафа декан.
– Вам со сливками, Денис Дмитриевич?
– Да, как всегда…
Одновременно с чашкой натурального кофе перед деканом оказался и конверт серой бумаги, принесенный отдышлево дышащим секретарем комиссии.
Вкусно отхлебнув кофе, декан двумя пальцами вытащил из конверта несколько листочков бумаги. Три головы склонились над ними, через пару минут моя работа была осмотрена, несколько раз палец декана уверенно тыкал в невидимые с моего места строки, под многозначительное хмыканье ассистирующих ему дам.
Наконец Денис Дмитриевич вновь обратил на меня свое внимание:
– Ну, что же, комиссия, рассмотрев вашу письменную работу, обнаружила, что задание выполнено неаккуратно, небрежно, имеют место три ошибки, поэтому выставленная вам тройка видится мне вполне заслуженной. Иные мнения у членов комиссии есть? – вопросительные кивки в сторону соседок, отрицательное мотание головой.
– У вас, девушка, еще есть вопросы? – декан стал небрежно всовывать листочки обратно в конверт.
– Да, конечно, но прежде хотелось бы взглянуть на мою работу.
– Да? Да, пожалуйста…– листы рассыпались по столу.
Я внимательно просматривала каждый лист черновика и чистового варианта, под ироничные комментарии присутствующих, посмотрела один из листов на просвет, аккуратно положила стопку бумаги перед деканом и вернулась на свой стул. Маленькая горошинка зелья «Откровенность», неслышно скользнув из моей ладони в чашку кофе со сливками, отправилась в свой поход по восстановлению справедливости.
– Уходя, стульчик на место поставьте – улыбнулся мне Денис Дмитриевич, сделав глоток, и вновь попытавшись упаковать мою работу.
– Скажите, а вы тут вообще ничего не боитесь?
Выпученные глазки членов комиссии сделали их похожими на популярную фотографию «Совята в гнезде».
– В двух местах не моим почерком сделаны исправления, и даже чернила не удосужились подобрать по цвету. А третья ошибка – это где в итоговом ответе значок проценты я не поставила?
По злому взгляду, который декан бросил на соседку справа, я поняла, кто вносил исправления в мою работу.
– Вы считаете, что мы обязаны выслушивать ваши фантазии? Убирайтесь, пока мы милицию не вызвали и не привлекли вас за клевету, соплячка! – выкрикнул декан, торопливо запихнув мою работу в конверт и бросив последний на стол секретарю.
Пока женщина хлопала глазами, растерявшись от внезапно возникшего вулкана эмоций, я сделала два быстрых шага и подхватила конверт.
– Отличная идея, милицию тут действительно нужна – выкрикнула я.
На мгновение все замерли, затем началось всеобщее движение. Декан с соседкой справа, опрокидывая стулья и, своротив с места тяжелый стол, бросились ко мне. Секретарь, осознав свою оплошность, попыталась двумя руками схватить меня или конверт, но не преуспела, а провалившись вперед, неловко распласталась на столе. Член комиссии слева прытью своих коллег не обладала, поэтому единственная, осталась сидеть на стуле, прижав ладошки ко рту. Быстрое перемещение Гали из-за шкафа в коридор заметила только я, частый стук ее каблучков был хорошо слышан в оставшейся распахнутой двери кабинета. Понимаю, что моя учеба в институте зависит от сохранности прижатых к моему животу бумаг, а сотрудники системы высшего образования пошли вразнос, я спряталась за массивный стол, стоящий у стены, выставив ножками вперед, стоявший тут стул. Глядя в перекошенное от ярости лицо мужчины, я завизжала ему в лицо вполне искренне, вложив в свой крик страх наполовину со злостью. Но это притормозило моих оппонентов лишь на считанные секунды. Декан, ловко ухватившись за ножки стула, мощными рывками валял меня по узкому проему между стеной и столом, пытаясь лишить меня единственного оружия.
Я, вцепившись, как бульдожка, за спинку трещащего от рывков стула, собрала своим телом все острые углы стола и жесткие поверхности кирпичной стены.
Тетки, громко пыхтя, пытались с двух сторон всунуть руки между мной и стулом, и вытянуть злосчастный конверт.
– А что здесь происходит? – о том, что к нам присоединился еще кто-то, услышала только я, поэтому накал борьбы не ослаб.
– Я спросил, что здесь происходит? – в голосе существенно прибавилось и металла и децибел.
На этот раз, голос вопрошавшего, услышали все. Дамы испуганными курами бросились по рабочим местам, что было довольно глупо. Декан сплюнув, толчком отпихнул от себя стул вместе со мной и обернулся. После этого я тоже смогла отвлечься от поглотившей меня всю борьбы за стул, и поднять глаза. Галя скромно стояла у своего столика. В дверном проеме стоял высокий мужчина лет шестидесяти, в темно-зеленом костюме-тройке и позолоченных очках. Сзади его подпирала парочка чуть менее представительных мужчин.
– Денис Дмитриевич, я жду ответа.
И тут декана накрыло. Горошинка «Откровенности» всосалась в кровь, и сделало желание Дениса Дмитриевича говорить людям только правду неодолимым. В течение десяти минут он вещал ошеломленным присутствующим свою речь. Если коротко, то мы узнали, что руководство института бездарности и мошенники, которые урезая заработную плату преподавательскому составу, выписывают себе миллионные премии, в то время как он, много лет, блестяще руководивший одним из основных факультетов, вынужден жить на жалкие подачки, еще и много лет выплачивая вторую зарплату присутствующим здесь методистам факультета, которые своим ежедневным нытьем о невозможности прожить на их оклады, просто не дают ему, Денису Дмитриевичу, дышать. И если он помогает одаренным детям из хороших семей, учится на таком сложном и престижном факультете, то он делает доброе и справедливое дело. А недостойные нищебродки (тычок пальцем в мою сторону), которые в ближайшие два года или не сдадут сессию, или залетят по пьяной лавочке, делать в этом славном ВУЗе нечего. И поэтому, дорогим руководителям лучше идти продолжать заниматься своими махинациями, а если что, то он……
Внезапно Денис Дмитриевич замолк на полуслове. Он ошарашено замотал головой, по лицу скользнули капли пота.
– Денис Дмитриевич и вы, товарищи, прошу вас проследовать в приемную – ровным голосом сказал высокий, и все безропотно двинулись на выход.
– Вы, девушка подождите пока в коридоре – Галя, поймав взгляд представительного, часто-часто закивала.
Дождавшись, когда в кабинете остались мы вдвоем, представительный сел за стол, кивнул мне на стул напротив себя:
– Рассказывайте.
Я протянула мужчине свои работы:
– Все задания были выполнены правильно, без ошибок. После подписания приказа о зачислении появились пять человек, которых необходимо было зачислить, и семьи которых были способны отблагодарить. Пять человек вместе со мной выкинули из института. Мою пятерку поменяли на тройку, исправив в двух заданиях правильные ответы на неверные, даже не подобрав похожих по цвету чернил и поленившись внести исправления в черновик. А третьей ошибкой мне засчитали, что в итоговом ответе я не успела поставить знак процентов, хотя в промежуточных решениях и в черновике всюду они стоят.
Мужчина, молча изучил мои многострадальные листы, помолчал, затем задал вопрос:
– Ты понимаешь, что тридцать первого августа мне не нужны скандалы, расследования и прочие вещи?
Я промолчала.
– Все причастные сейчас напишут заявления на увольнение. Тебя я могу принять только на менее престижные факультеты. Пойдешь?
Я мотнула головой.
– Здесь ты можешь учиться только как кандидат – мой собеседник погасил мое возмущение взмахом ладони – Пока кандидатом, до зимней сессии. Первую сессию кто-нибудь вылетает всегда. Твоя задача хорошо учится, и после зимней сессии, я обещаю, ты станешь полноправной студенткой. Согласна?
Я обреченно кивнула.
– Девушка! – на звук начальственного рыка в дверях возникла Галя
– Вас как зовут?
– Галина Петровна.
– Галина Петровна, завтра я подберу в ваш деканат трех молодых специалистов, потом определимся, кого назначить деканом. С организацией работы деканата вы справитесь?
– Спасибо за доверия, я справлюсь.
– Хорошо, справитесь – будете старшей по должности. А пока заберите в архив работу этой анархистки, возьмите у нее заявление о зачислении кандидатом, и ко мне на подпись, потом в учебную часть, чтобы сегодня издали приказ о ее дозачислении.
Мужчина тяжело вздохнул и вышел, не прощаясь.
– Спасибо, Галина Петровна.
– Это тебе спасибо, не представляешь, как меня эти кобры тут доставали. Кофе хочешь?
– Нет, Галя, не буду тебе мешать.
– И, правда, пиши заявления и давай, до свидания.
Глава восемнадцатая. Странная встреча.
Мои финансовые дела пребывали в полном расстройстве. Деньги утекали просто на глазах, а мои планы опять требовали значительных вливаний.
Придется потрошить найденные мной артефакты.
В субботу я вошла старый парк в центре города. Когда-то эта территория была одним из городских кладбищ, затем власть в процессе слома старого мира и построения нового, могилы выкопали, проложили асфальтовые дорожки, поставили павильоны и организовали отдых трудящихся, А чтоб далеко до места отдыха не ходить, часть бывшего кладбища застроили панельными многоэтажками. Не знаю, как кто, но я хорошо различаю парки на мете кладбищ, и парки, изначально построенные как парки. Первые злые и нехорошие места, какие-то неустроенные. А во вторых я прекрасно себя чувствую, они какие-то более уютные.
По бывшему кладбищу я шла с деловой целью, пытаясь не думать о тех, чьи души остались здесь, на месте разоренных могил, выброшенных и вновь втоптанных в землю костей.
Целью моего визита была место сбора городских нумизматов и прочих коллекционеров всего, о чем может только додуматься человеческая фантазия. Я прошла несколько аллей, так как не знала, где собираются эти достойные люди. Внезапно, завернув за угол, я оказалась в торговом ряду. Чемоданы, столики, куски картона и брезента, все эти импровизированные прилавки были заполнены монетами, значками, стеклом и фарфором различной степени ободранности. Активностью продавцы особо не отличалось от активности торговцев на вещевом или овощном рынках.
Интеллигентных антикваров, как в кино, в этом месте я не наблюдала. Ну что ж, значить будем искать человека, который не попытается обмануть меня или, что еще хуже, не заплатить оговоренную цену. Помотавшись по рядам, и приценившись, я загрустила. Основным товаром были медные монеты чекана от матушки Екатерины до Николая второго. Венцом ценных монет было несколько серебряных рублей последнего русского императора в плохом состоянии. На предлагаемый мной пятак Екатерины второй, весом грамм сорок, продавцы нервно щурились, переглядывались, но предлагали откровенные копейки. Махнув на все рукой, я пошла к выходу из парка, но мое внимание привлекли два пожилых мужчины, скромно сидящие на раскладном стульчике и пеньке метрах в пятнадцать от этого бедлама. Перед одним из них лежат открытый «дипломат», вмещавший в себя несколько пеналов с монетами, упакованных в пластмассовые капсулы. Мужчины негромко разговаривали, отпивая чай из пластиковых крышечек от термоса.
Вот эти двое вполне соответствовали образу серьезного коллекционера, который я видела в фильмах.
Я подошла, и стала рассматривать содержимое чемоданчика, ожидая, когда на меня обратят внимание.
Бросив на меня внимательный взгляд, мужчина не пеньке одним глотком допил чай, вернул хозяину портфеля свою емкость и откланялся.
– Чем могу помочь, юная барышня? – хозяин «дипломата» улыбался мне вполне искренне: – Что-то хотите продать или приобрести?
Я взглянула ему в глаза и вздрогнула.
Худое лицо, обтянутое кожей, с глубоко запавшими глазами, не имело никакой растительности и было полностью покрыто следами старых язв, Кисти рук были в таком же состоянии, среднего и безымянного пальцев правой руки не хватало.
– Напугал вас? – мужчина грустно улыбнулся: – Извините, последствия лучевой болезни. Так чем могу помочь?
– Я хотела бы продать вот эту монету – я протянула ему Екатерининский пятак.
Мой собеседник принял монету, хмыкнул, достал из кармана небольшую лупу в кожаном чехле. Минуты две он рассматривал монету, затем поднял не меня ставшие колючими глаза.
– Могу я узнать, где вы это взяли?
Тон его мне очень не понравился.
–Наследство предков.
– Я, все-таки, настаиваю на ответе.
– Прабабушка оставила.
– А прабабушка не в Ново-Бабкино жила?
– В Старо-Бабкино….
– Вы правнучка Анны Ефимовны?
–Да, а вы ее знали?
– Я живу на этом свете последние пятнадцать лет благодаря ей. Когда она умерла?
– Перед Новым годам волки задрали…
Мужчина задумался, через минуту поднял голову, вновь приветливо улыбаясь
– Присаживайтесь на пенек, там удобно. Пятнадцать лет назад на заводе химконцентратов (мой собеседник вопросительно взглянул на меня, я кивнула, что знаю это предприятие) случилась авария, топливная капсула при транспортировке были повреждена. Не было времени на подготовку, утечка радиации могла привести к беде. Нас было трое. Капсулу упаковали, но оба мои товарища умерли, а я еще пару месяцев заживо гнил в спецбоксе нашей больнице. Моя жена узнала о вашей прабабушке, со скандалом забрала из больницы и увезла к ней в деревню.
Я был в состоянии вареного мяса, органы практически не работали, я ничего не видел, пальцы начали отваливаться – он махнул изуродованной кистью.
Через три месяца я вышел из ее дома самостоятельно, и как видите, до сих пор жив. А эту монету я подарил ей через два года после этого, на память. Видите – он ткнул пальцем в монету – здесь отсутствует точка, что говорит о редкой разновидности. Меня тогда отправили на пенсию по инвалидности, жить надо было на что-то, вот я и превратил увлечение юности в источник поддержания штанов.
Мужчина опять задумался.
– Вас как зовут?
– Людмила…
– А меня Аркадий Николаевич. А я ведь вас помню. Вам года два было. Вы такая шустрая были, все время в каких-то лужах купались. Мне кровать поставили в сарае, возле каких-то кустов, вас от меня гоняли. Но мне кажется, что чем больше вас гоняли, тем больше вы в этот сарай лезли. Очнусь, глаза поднимаю, а вы в окошко заглядываете…
Н-да. Вы знаете, Людмила, монету у вас я купить не могу, но могу дать денег без отдачи, у меня запросы скромные, доходы позволяют.
– Аркадий Николаевич, я этот пятак принесла для затравки, приценится. У меня есть более редкие монеты, которые бы я хотела продать.
– Да? Ну, если вы не боитесь, то можете прийти ко мне домой, там нам будет удобно. Сюда ценные экземпляры носить я бы не рекомендовал.
– Да это я уже поняла. Меня ваше предложение устроит.
–Как вам будет удобно.
Аркадий Николаевич протянув мне визитку, предварительно чиркнув на ней адрес.
Я пообещала перезвонить и распрощалась.
Жил Аркадий Николаевич в старом двухэтажном доме недалеко от цирка. Недавно отштукатуренные и покрашенные домики с большими дворами, огороженные от суетливых улиц центра чугунной оградой с массивными кирпичными столбами. Какое интересное место, ни разу не была, хотя живу радом. Поднявшись по широкой лестнице на второй этаж, позвонила в солидную металлическую дверь с тремя замками. За дверью кто-то гулко гавкнул. Стекло дверного глазка на мгновение потемнело, сочно щелкнули замки и дверь распахнулась.
