– Ну, рассказывай же скорее, – девушка сгорала от нетерпения. – Зачем приехали? Может быть, что-то случилось? Да постой ты, братец, не лезь, – она оттолкнула его настойчивые руки. – Ответь же сначала. У меня сердце даже екнуло, когда вас увидела.
– Мы просто соскучились. Честное слово, Динушка. Мне было не по себе, а Марат – вообще, ересь какую-то стал нести. Чуть ли не жениться собрался человек.
– Это он зря так думает, – девушка нахмурилась. – Боюсь, что завтра его не очень-то обрадует то, что он может увидеть. Ладно, пока их отношения оставим на завтра. Мне вот непонятно другое. Ты-то от чего, милый друг, страдаешь? – она сдвинула брови и строго посмотрела на него. – Разве я тебе что-то когда-то обещала? Кажется, мы договорились только о том, что ты мне напишешь, и все. Ну-ка, давай, отвечай.
И не было вовсе понятно, шутит она или же говорит всерьез. Может, она и сама в ту минуту не понимала, какой бесенок подтолкнул ее в бочок, и она принялась озорничать, дразнить его, а вместе с тем и саму судьбу. Эх, знать бы это…
Не ожидавшего такого отпора парня, словно облили ледяной водой, губы у него задрожали.
– Динушка, милая, ну зачем ты так? Я думал, что ты ко мне тоже что-то чувствуешь, – в его голосе слабым ветерком засквозило пока еще едва заметное разочарование. – Выходит, что я для тебя совсем ничего не значу?
А он так надеялся на это, летел к ней навстречу, как на крыльях…
– Не знаю я, Рэмушка, не знаю, – с душевным надрывом произнесла Дина и замотала головой. – Не хочу я этого. Лишнее это все.
– Как это лишнее? О чем ты говоришь? – от такого поворота событий Рэм просто оторопел.
– Ты, Рэмка, не обижайся сразу, а послушай, что я тебе скажу, – девушка отодвинулась подальше, чтобы лучше увидеть его реакцию на ее слова. – Не ко времени все это. Зачем нам с тобой брать сейчас на себя такую большую ответственность, как любовь к другому человеку? Ну, понимаешь ты это?
Что ж, он не из самых тупых. А какие красивые слова она говорила…
– Да-а, понятно, – лицо его окаменело, и только едва заметно задвигались желваки. – Значит, и мне тут от ворот поворот. Хорошо, поговорили и ладно. На этом и закончим, – его губы скривились в злой усмешке. – Что же, давай, я тебя отвезу домой, – Рэм завел двигатель.
Еще немного, они тронутся. Дина не на шутку испугалась его решимости. Кто его разберет, что там у него сейчас на уме? Нет, просто так его потерять она не собирается и не может себе этого позволить.
– Погоди, не спеши, – девушка положила ему руку на плечо.
Парень медленно повернул голову в ее сторону, словно пытаясь узнать, что там еще от него хотят, если и так уже все понятно. Ну и что интересно оставалось делать Дине в такой нелегкой для нее ситуации?
– Глупенький, я же еще не сказала, что против отношений с тобой.
– Такие отношения ради просто отношений меня не интересуют, – глухо ответил он. – Извини, Дина, меня за то, что я кое-что в этой жизни понял не совсем правильно, а как, однако, хорошо ты об этом говорила. Ладно, что тянуть, поехали, – он положил руку на рычаг переключения скоростей.
– Рэмка, стой! – она захватила его правую руку в свою. – Ох, ну зачем, ну зачем вы сюда приехали? Да заглуши ты двигатель, наконец! Мешает же…
Наивный мальчишка, он одержал над ней, считавшей себя такой опытной, победу, он вынудил ее отбросить в сторону все свои принципы…
– Ох, Рэмка-Рэмка…
Движок то ли недовольно, то ли насмешливо напоследок фыркнул и стих. Кажется, это она сама случайно задела рукой за какой-то рычаг, и спинка кресла услужливо подалась назад…
Откуда-то на пытливый ум пришло полузабытое, и она, томно улыбаясь, прошептала:
– «Братья мои поставили меня стеречь виноградник… а своего виноградника я не уберегла…»
И Рэм немедленно включился в игру, взял ее маленькую руку и прижал ее к своим губам:
– И «Ты не жалеешь об этом, Суламифь?»
Услышав этот ответ из его уст, она тихонько ахнула. Это же из Куприна. Выходит, что он тоже его читал. А она-то думала. Но все равно последнее слово будет за нею:
– «О нет, царь мой, возлюбленный мой, я не жалею. Если бы ты сейчас же встал и ушел от меня и если бы я осуждена была никогда потом не видеть тебя, я до конца моей жизни буду произносить с благодарностью твое имя, Соломон!»
Ласково провела пальчиком по его губам, в душе торжествуя, полагая, что он уже не найдет более достойного продолжения. Но парень словно и не думал останавливаться:
О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна!
Глаза твои голубиные под кудрями твоими;
Волосы твои – как стадо коз,
Сходящих с горы Галаадской;
Медленно-медленно в восторженном изумлении раскрывались девичьи глаза, обнажая свою бездонную глубину…
Зубы твои – как стадо выстриженных овец,
Выходящих из купальни,
Из которых у каждой пара ягнят,
И бесплодной нет между ними;
Застыл удивленно полураскрытый ротик. Она, она такого еще нигде не читала и не слышала. Что это? У Куприна такого и в помине нет…
Как лента алая губы твои,
И уста твои любезны;
Как половинки гранатового яблока —
Ланиты твои под кудрями твоими;
Господи, он не сочиняет, он что-то цитирует, шпарит наизусть. Но что же это, что…
Шея твоя – как столп Давидов,
Сооруженный для оружий,
Тысяча щитов висит на нем —
Все щиты сильных;
Два сосца твои – как двойни молодой серны,
Пасущиеся между лилиями…
Ах! В сладкой истоме изгибается спина, когда его ищущие губы в подтверждение этих слов находят один из острых и трепещущих в желании комочков нежнейшей плоти…
– Ах! Рэмка, скажи, признайся, что это было…
– Это «Песнь песней» Соломона.
Нет, это просто невозможно! Она, сколько ни пыталась, нигде не могла этого найти…
– Рэмка, ты… ты…
Нет, он все больше и больше поражает ее…
Светало. Давно он проснулся и теперь ласково и нежно смотрел на свою любимую девушку, уютно устроившуюся свою прекрасную головку у него на коленях. Рэм старался сидеть тихо и не шевелиться, боясь разбудить ее неловким движением. Пока еще есть время, пускай поспит…
Через час он кончиками пальцев осторожно провел по ее нежному лицу. Медленно, словно нехотя, она просыпалась. Открыла глаза. Мягко и ласково улыбнулась. Потянулась к нему, обняла его за шею и горячо зашептала ему на ухо: