Минут через сорок подполковник, держа перед собой лист бумаги с отпечатанным на машинке текстом, монотонно зачитал:
– Приказом командира в/ч 00000 номер 00… от 25 апреля сего года вам присвоено воинское звание «прапорщик»…
Выяснилось, что Лесю поставили на все виды довольствия. Команда прошла, и в финансовой части ей выплатят денежное содержание за два месяца. На руках у девушки оказались денежный, продовольственный и вещевой аттестаты. Что с ними делать, Ищенко не ведала.
– И? – она растерянно посмотрела на капитана.
– Я все устрою, – Дьяченко забрал у нее аттестаты. – Получите зараз гроши, купите себе на первое время, что считаете нужным. Вечером мы с вами едем в Моздок…
В чем будет заключаться ее служба, порученец не пояснил. Не стал капитан дотошно вдаваться в совершенно излишние подробности.
Навесив на двери склада тяжелый амбарный замок, тиснув печатью в пластилиновый слепок, Ключников заторопился в сторону управления. Его ожидала тяжелая битва за причитающиеся ему деньжата.
– Последний бой, – промурлыкал Кеша, – он трудный самый…
Жадюга и хитрован, хохол по рождению и жид по своей натуре, зам начальника финансовой службы майор Ничипоренко на все вопросы к нему всегда коротко и ясно отвечал, что денег нет.
Хотя, по его же словам, средств на уплату денежного содержания и причитающегося военнослужащим вознаграждения за боевые действия в кассе не имелось, время от времени «счастливчики» уносили с собой увесистые пакетики с тугими пачками, перевязанными банковскими лентами. Люди шли, стараясь не смотреть на тех, кому не повезло. Они торопливо покидали поле их битвы, одержав, как им думалось, нелегкую «Пиррову» победу и понеся в жаркой схватке весьма ощутимые потери.
– Товарищ майор, разрешите? – Кеша всунулся головой в тесный кабинет, заставленный металлическими шкафами.
– Денег нет и не будет, – механически процедил Ничипоренко, не поднимая головы и не отрываясь от чтения отчетного документа.
Не смущаясь, Ключников втиснулся, аккуратно притворил за собой дверь, оббитую оцинкованным железом.
– Мне завтра уезжать.
– Попутного тебе ветра…
Потерпев временную неудачу, Кеша решил зайти с другого фланга:
– Я еду в Питер…
– Семь футов тебе под килем…
Шагнув ближе, прапор тихонько шепнул:
– Я за расчетом.
– Денег нет.
Кашлянув, Кеша выдавил из себя:
– Я в долгу не останусь…
Маленькие глазки Ничипоренко с ленивой медлительностью долго поднимались, оценивающе скользя по фигуре долговязого прапорщика.
– Тридцать процентов. Подпись, через десять минут все получишь на руки за вычетом энной обусловленной суммы.
– Я согласен…
Через полчасика Ключников тщательно упаковывал свои нехитрые пожитки, мучительно размышляя, куда припрятать скопившуюся у него немалую сумму как в твердой, так и в «деревянной» валюте.
Окрашенный в серые защитные цвета армейский «Хаммер» тяжело переваливался с одного бронированного бока на другой бок, петлял по извилистому серпантину горной дороги. Человек за рулем вздохнул:
– Вай, как тута человека бедная живет…
Небольшое селение лепилось к скальным отрогам. Жалкие лачужки из плохо подогнанного камня и щелястых досок, словно ласточкины гнезда, цеплялись к крутому склону горы. Их в полнейшем беспорядке выстраивали одно над другим.
– Дальше моя не едет… – водитель с сомнением качнул головой.
На глазах сужаясь, дорога превращалась в узенькую тропку. На ней отчетливо проглядывались ссохшиеся отпечатки копыт, следы ишака – единственного транспортного средства, связывающего тот отдаленный горный аул с большой дорогой.
– Мой машина – не тощая ишака…
Не проронив ни единого слова, широкоплечий мужчина, сидевший на правом сиденье, толкнул рукой дверцу, грузно вывалился наружу. Он раздраженно поморщился и тяжело зашагал вперед…
Молодая женщина выпекала лепешки и никого в гости не ждала. Она нервно вздрогнула, когда скрипнула покосившаяся дверь и в узком проеме показалась плотно сбитая фигура нежданного гостя.
– Мир твоему дому, Замира. Да ниспошлет тебе Всевышний Аллах свою благодатную помощь. Трудно тебе приходится без мужа…
Пряча опечаленные глаза, хозяйка тяжело вздохнула. В ней давно сидела и надежно укрепилась уверенность, что все на их несчастливой земле случается исключительно по одной воле Аллаха. И лишь одному Всевышнему дано знать, кого и когда он призовет к себе.
– Пришло время отомстить за смерть твоего мужа Заурбека…
Скорбящая горянка замерла. Поняла она, что вот и настал тот час, к которому она столько времени готовилась.
– Наша семья никому и ничего не прощает…
Не снимая папахи, мужчина присел на единственный табурет. Вся скудность обстановки гостя не удивляла. Деревянные нары заменяли кровать. Вместо стола использовали окрашенный в темно-зеленый цвет армейский ящик из-под военно-технического имущества.
– Он еще пожалеет, что перешел дорогу Садыровым…
Дрогнула женская рука. Румяная лепешка выпала из ослабевшей кисти, шлепнулась на выметенный земляной пол. Учуяв дурманящий запах, из норки вылезла крыса, схватила упавший с неба кусок.
– Он едет не один. С ним русский. Ты должна убрать обоих…
– Я все сделаю, если позволит Всевышний…
– У тебя в запасе не больше часа… Они проследуют через пост.
Жалобно скрипнула дверь, толкаемая сильной и уверенной рукой. Мужчина, не попрощавшись, ушел, оставил вместо себя тревогу.
Напряженно глядя в темный угол, молодая горянка машинальными движениями накидала горячие, с пылу и с жара, лепешки в холщовую котомку поверх туго обмотанного довольно увесистого свертка…
Сержант Ильин удивленно моргнул, когда за его спиной тихим шорохом посыпалась на дно окопа земля и грудной голос произнес:
– Соскучилась. Сил не осталось ждать до вечера…