– Да, Альбин. Конечно.
– И больше не будешь выходить за ворота без меня?
– Нет. – Она украдкой вздохнула. – Не буду.
* * *
Тик-так, сказали часы. Большие, на резных деревянных ножках, они колокольней высились у стены, и маятник качался неутомимо, словно усердный звонарь день и ночь дергал его за веревку. Тик-так. Тик-так.
В спальне горела свеча. Огонек вздрагивал на сквозняке, зыбкие полутени скользили по лицу спящей женщины; отблеск пламени зажигал золотые искры на опущенных ресницах, румянил щеки и губы, еще горячие от последних сонных поцелуев. В ложбинке между ключиц, чуть прикрытый воротом сорочки, мерцал осколок небесного льда.
Стоя в изголовье кровати, Альбин слушал дыхание жены и тиканье старых часов – только эти звуки и нарушали полуночную тишину.
Тик-так. Щёлк.
Боммм! – негромкий бронзовый гул прокатился по дому. И еще раз: боммм! Боммм!..
С двенадцатым ударом часов женщина глубоко вздохнула. Приподнялась и опала грудь под тонким полотном. С лица сошла краска, черты его смазались и застыли в расслабленном спокойствии. Безвольно приоткрылся рот, затих неуловимый трепет ресниц.
Альбин привычным движением коснулся её шеи, потом провел рукой по груди. Цепочка разомкнулась сама собой, камень тяжёлой слезой скатился ему на ладонь. Зажав амулет в кулаке, Альбин вышел из спальни и закрыл за собой дверь. Взмахнул рукой – изнутри скрежетнул засов, вставая в пазы.
Тик-так. Минутная стрелка с тугим щелчком передвинулась ещё на один шаг, обгоняя часовую, неподвижно указывающую в зенит.
Выйдя на крыльцо, Альбин прижал подвеску к губам и прошептал несколько слов.
По земле прокатилась беззвучная мерцающая волна. В курятнике сипло крикнул и тут же затих петух. Повисли в воздухе мотыльки, собиравшие нектар с бледных ночных цветов. Капля росы, что катилась с листа подорожника, застыла на краю, сверкая в лунном свете, точно хрустальный шар гадалки.
…Уже подойдя к воротам, Альбин задержал шаг. Тихий шипящий звук привлек его внимание. Забившись под куст крыжовника, припав брюхом к земле и прижав уши, на него дикими глазами смотрел кот.
Альбин протянул руку. Зверёк зарычал и попытался ударить его лапой, но человек оказался быстрее. Кот не успел извернуться и вцепиться во вторую руку – Альбин схватил его за шиворот и поднял. Не обращая внимания на грозные завывания, он с силой дунул перепуганному зверю в макушку. Тот дёрнулся – и повис чёрной бархатной тряпкой. Горящие зелёные глаза медленно закрылись, голова поникла.
Альбин положил кота под куст и вышел за ворота.
За его спиной с медленным скрипом захлопнулись створки и лязгнул, задвигаясь, засов.
* * *
Её разбудило куриное пёрышко, выбившееся из подушки. Анна почесала оцарапанную шею и перевернула подушку на другой бок, но сон уже ускользнул, оставив только мутную тяжесть в голове и раздражение на сердце. За приоткрытым окном едва брезжил неясный свет. Еще не ночь, уже не утро – самый унылый, серый и докучный час, когда и спать уже без толку, и вставать неохота.
Постель рядом была пуста и холодна. Тревожиться не стоило: Альбин нередко уходил в лес ни свет ни заря – собирать травы, ловить пиявок или что там еще было нужно для его тайного ремесла. Но застрявшая в голове мысль всё не давала покоя. Царапалась, как то нахальное пёрышко.
Почему он сказал, что здесь нет реки?
Анна отбросила одеяло. Ёжась от зябкого дыхания ночи, стащила через голову сорочку, в потемках нащупала старые мужнины штаны и рубаху, которые надевала иногда для черной работы. Оделась и выскользнула из дома, на ходу стягивая волосы шнурком.
Засов на воротах был откинут – значит, Альбин и впрямь отправился в лес.
Анна потянула створку на себя и вздрогнула: из-под ног чёрной молнией метнулся кот.
– Дичок, кис-кис, – позвала она. Кот присел и оглянулся, распушив щеткой хвост, но стоило ей сделать движение в его сторону – отскочил и помчался длинными прыжками через двор. Анна покачала головой. Дичок был не таким уж диким – исправно давил мышей в подполе, знал свою миску и лежанку, а великий закон неприкосновенности курятника усвоил с первого окрика и шлепка полотенцем. Но иногда по утрам в него будто злой дух вселялся, и тогда кот весь день шипел, ворчал и шарахался от хозяев, а то и норовил кинуться на Альбина из-за поленницы. Временами Анна даже подозревала, что многомудрый алхимик что-то делает тайком с бедной тварью – может быть, остригает ему усы для своих тайных опытов?
Анна прикрыла за собой ворота, чтобы не вводить козу в искушение свободой. Она немного лукавила, говоря мужу, что выходила только за ограду – до приметной сосны было около сотни шагов. Но что такое сотня шагов, если от людей и прочих опасностей ее отделяет лесная чаща, неприступная, как крепостная стена?
…Чешуйчатый ствол сосны когда-то согнулся под тяжестью налипшего на ветви снега, да так и остался наклонным. Лезть по нему было ненамного труднее, чем по приставной лестнице: обломанные сучья давали хорошую опору рукам и ступням. Забравшись на две трети высоты, где ствол раздваивался наподобие большой лиры, Анна оседлала ветку и уселась, разглядывая темное море деревьев под собой.
Кроны дубов и осин шумели у её ног. Растрёпанные макушки сосен, возвышаясь здесь и там, не заслоняли вид на лес. В прошлый раз ей удалось отсюда разглядеть пологую гряду холмов за опушкой, а между ними – тонкий, как серебряная нить, отблеск света, который мог отразиться лишь от бегущей воды. Она была уверена, что не ошиблась, но зачем Альбин убеждал ее в обратном?
Сегодня ей не повезло. Над землёй стелилась серая пелена тумана. В густом подлеске его почти не было видно, но плавные изгибы холмов за кромкой леса терялись в седом мареве. Не стоило и пытаться разглядеть там речку. Со вздохом Анна обхватила руками ствол и, уже готовясь спускаться, бросила последний взгляд через плечо на тонущий в дымке горизонт.
В тумане что-то мелькнуло. Неясное пятнышко света… чуть заметная полоска, будто край холма обвели мерцающим карандашом…
Она охнула. Упирающиеся в ветку колени онемели, и она изо всех сил сомкнула руки, обдирая ладони о липкую шершавую кору.
Огибая подножие холма, в тумане двигалась длинная цепочка огней. Будто огромная змея с золотой шкурой ползла, извиваясь, в сторону леса.
В их сторону!
Анна очнулась уже под деревом, не помня, как ухитрилась слезть вниз и не сорваться. Руки ныли от ссадин, ноги подкашивались. Сердце гулко колотилось в груди.
Надеяться, что угроза пройдёт стороной, означало попусту обманывать себя. На много миль вокруг не было ни одного селения, куда могла бы направляться такая толпа. Сколько там было огней? Десятки? Нет, больше – сотни, наверное. Сотни факелов, готовых поджечь стены и кровлю; сотни рук, которым не терпится сложить костёр для колдуна и ведьмы; сотни ртов, призывающих смерть и проклятие на их головы…
А им с мужем, как и год назад, – снова бежать, прятаться, уходить от неминуемой смерти. Что за дух вселился в этих безумных людей, почему они не могут оставить в покое тех, кто никогда не желал им зла?..
Сжав зубы, чтобы не закричать, она метнулась к дому и остановилась, не пробежав и десятка шагов. Альбин где-то там, в лесу… уж не пошёл ли он встречать незваных гостей? Один?
Ей очень хотелось поверить в это – что её всесильный и всевидящий муж сам справится с любой бедой, прогонит врагов и навсегда отобьёт у них охоту приближаться к лесу. Что ему, чародею, постигшему тайны земных недр и небесных светил, не страшна даже сотня озверевших селян с вилами и факелами.
Но она понимала: перед лицом настоящей опасности Альбин не оставил бы её в неведении. Знай он о приближающейся облаве – не ушёл бы из дома вот так, не сказав ей ни слова и даже не разбудив.
А если всё ещё хуже? Если он действительно ушёл за травами – и бродит по лесу, сам не подозревая о близкой угрозе? И наткнётся на жаждущую крови толпу, не успев приготовиться к защите?
Поколебавшись, она повернулась и быстрым шагом углубилась в лес. Нахоженных троп здесь не было, но путь к западной опушке отыскать не составляло труда – она еще сверху заметила, что за густым ельником местность до самых холмов идёт под уклон.
Она размышляла на ходу, ныряя под нависающие еловые лапы. Чаща велика, а дом спрятан хорошо; быстро его не отыщут. Главное – не попадаться им на глаза. Держаться поодаль, проследить, куда они пойдут сначала. Туман, этот проклятый и благословенный туман… он прикроет ее от чужих глаз, но если Альбин и впрямь ушел в ту сторону, она может разминуться с ним в двадцати шагах и не заметить…
С трудом переведя дыхание, Анна начала тихонько насвистывать иволгой. Старая, смешная игра – так они забавлялись еще детьми. Муж узнает её голос, а вот чужаки – вряд ли. Ну, а если не повезёт… Она дотронулась до амулета на шее. Альбин говорил – пока эта подвеска на ней, ни зверь, ни человек не причинят ей вреда.
Почему, ну почему он не смастерил такой же амулет для себя?
Анна выбралась из ельника и шагала теперь наугад, следуя едва заметному уклону земли. Вокруг стало чуть светлее. Нужно было торопиться: с восходом солнца туман быстро развеется, и редколесье у опушки откроется как на ладони…
Неясный звук долетел до неё из сумрака. Анна споткнулась и остановилась, оборвав свист. Звук был похож на далёкий окрик, но расстояние и эхо исказили его до неузнаваемости.
Задержав дыхание и напряжённо вслушиваясь, она ждала. И звук раздался снова – отчётливый, протяжный и жуткий; звук, от которого сердце съежилось в ледяной комок. То был не окрик, даже не вопль страха – надрывный бессловесный вой, который человеческое горло может исторгнуть только под пыткой.
Ужас толкнул её вперед, как спущенная тетива толкает стрелу. Забыв о необходимости прятаться, Анна помчалась со всех ног в ту сторону, откуда донёсся этот голос, неузнаваемый от муки. Ветки хлестали по рукам, выставленным перед лицом; сырой воздух обжигал горло, но бежать вниз было легче земля будто сама подталкивала ее под пятки. Скорее, скорее…
Деревья вдруг поредели и расступились, плотный лесной сумрак сменился мутной белизной. Туман пах дымом и чем-то едким, жутким – такой запах иногда приносил Альбин на своей одежде и волосах, возвращаясь из мастерской. Проблеск желтого хищного света блеснул за изгибом холма. Сквозь грохот крови в ушах Анна едва расслышала доносящийся оттуда шум – топот тысячи ног, обутых в железо? Мерный лязг мечей, ударяющих в доспехи?