– Совершенно верно: вы писали, но не мне, а моему двойнику.
– Какому двойнику?! – прохрипел Бирон. – Разве есть еще какой-нибудь второй Джиолотти?
– Нет, другого нет…
– Вы… вы издеваетесь надо мной? – крикнул Бирон.
– И не думаю.
– Так какого же черта вы говорите, что я писал вашему двойнику?
– Я и настаиваю на этом, – спокойно ответил Джиолотти.
Герцогиня глупо хлопала своими маловыразительными глазами. Она ровно ничего не понимала, но только чувствовала, что ее Эрнст сердится.
– Я вас спрашиваю в последний раз: кому я писал письма?.. – встал Бирон.
– Мне!..
– Так как же вы говорите, что вы все время находились в России?
У Бирона на губах проступила пена того дикого, необузданного гнева, который впоследствии заставлял трепетать почти всю Россию.
– У вас очень короткая память, дорогой Бирон! – насмешливо произнес Джиолотти. – Кажется, я вам уже пояснил, что такое раздвоение личности. Я во всякую минуту могу одновременно находиться в различных местах. Все это время Джиолотти-молекулы были там – и в Риме, и в Венеции, но флюид-Джиолотти не покидал вашей необъятной империи.
В дверь столовой кто-то почтительно-робко постучался.
– Войдите! – по-немецки крикнул Бирон.
– Ах, ваше сиятельство, какое несчастье! – воскликнул любимый конюшенный «конюха».
– Что такое? – спросил Бирон.
– Эрнестина, ваша любимая лошадь, бьется, как иступленная…
– Почему? – вспыхнул фаворит.
– Ее подковал мастер… Не знаю, что произошло с ней, но только она хрипит, дрожит…
– Кто подковывал? Франц?
– Нет, ваше сиятельство… Может быть, кто-либо из его помощников.
– Ступай! Я сейчас приду. – Бирон засуетился и обратился к Джиолотти: – Хотите посмотреть мою конюшню?
Великий магистр, выпрямившись во весь рост, сказал:
– С одним условием, Бирон.
– С каким?..
– Если туда пойдет и ее величество, а теперь уже ее императорское величество. Она так любит лошадей…
Анна Иоанновна согласилась, и они отправились втроем.
В великолепной конюшне, этом излюбленном детище Бирона, было сухо, чисто, светло. Превосходная лошадь билась в судорогах. Она особенно дрыгала правой ногой.
– Моя милая Эрнестина! Что с тобой, моя прелесть? – произнес Бирон и хотел было подойти к лошади.
Но дорогу ему загородил Джиолотти.
– Оставьте! Ни шагу далее, Бирон! – властно произнес он.
– Это почему же? – вспыхнул фаворит.
– Потому что здесь ваша смерть…
– Где? – вздрогнул и затрясся Бирон.
Джиолотти тихо шепнул ему:
– А видение на стене забыли?
В эту минуту в конюшню вошел старик Франц.
– Какого дьявола ты послал ковать Эрнестину, старый мошенник? – грубо, как настоящий конюх, заорал Бирон.
Старый Франц побледнел не столько от страха, сколько от обиды и дрожащим голосом сказал:
– Это мой новый помощник, ваше сиятельство… Он уже подковал не одну лошадь… Я оставался доволен его работой, и так как мне нездоровится, то я и поручил ему Эрнестину.
– Он давно поступил к вам помощником? – спросил Джиолотти.
– Нет, недавно, около двух недель назад, – пробормотал Франц, с испугом глядя на бившуюся лошадь. Он подошел, нежно и ласково посвистывая, к лошади и наклонился над ее правой задней ногой. – Ну, ну, не надо, моя хорошая Эрнестина!.. Постой… постой! Я посмотрю, что наделал с тобой этот глупый осел…
И тут, прежде чем кто-либо успел вымолвить слово или вскрикнуть, произошло нечто страшное: Эрнестина изо всей силы лягнула старого Франца. Ужасный удар пришелся в голову, и последняя вмиг обратилась в бесформенную кровавую массу. Смерть кучера была моментальна.
Анне Иоанновне сделалось дурно, так что Джиолотти должен был поддержать ее, иначе она упала бы.
– Боже мой, что же это такое?.. – воскликнул Бирон.
– Вот что предстояло вам, дорогой Бирон, – ответил чародей. – Не правда ли, как хитро было придумано?
– Да объясните все толком!
– Тот человек, который поступил помощником к несчастному Францу, – не кто иной, как подосланный убийца. Зная вашу безумную любовь к лошадям, ваши враги и решили сыграть на этом.
– Но что же они сделали с моей бедной Эрнестиной?