Алая Завеса. Наследие Меркольта
Он докажет им всем, что не является балластом. Покончит с Рейнхардтом и положит конец его планам.
Гарет плохо знал Ривальду Скуэйн и до конца не доверял ей. Но доверял отец, а значит, она заслуживала спасения. Столь ценный актив, легенда города, ещё в недалёком прошлом раскрывающая такие преступления, которые ставили в тупик бравую полицию, была нужна городу.
А Гарету был нужен отец. И друг. Возможно, лучший. Он знал Юлиана совсем недолго, но совсем недавно осознал, что ещё ни с кем не был так близок. Несмотря на врождённую коммуникабельность и умение располагать к себе других людей, он так и не нашёл того, кого сможет называть настоящим другом.
В Юлиане же объединились все необходимые качества для того, что бы стать другом. Он был предельно честным – Гарет мог доверять ему и не ждать подлости. Он был искренним – Тейлор не находил в нём ни капли лицемерия. Он был самоотвержен – с таким товарищем Гарет пошёл бы в разведку.
Но главным качеством Юлиана было то, что он являлся настоящим. Порой он выглядел глупо, но не пытался при этом казаться умным. Он не скрывал ничего внутри себя. Если ему было плохо, он не пытался притворяться счастливым. Если ошибался, то не искал для себя оправданий, а признавал поражение. Он смеялся тогда, когда было смешно, а не когда было нужно. То же самое касалось и грусти.
Заслуживал ли этот человек спасения? Несомненно.
Спустя десять минут автомобиль пересёк черту города. В этот момент комок из груди Гарета исчез, и он изнутри наполнился привычным для себя чувством. Чувством того, что он дома.
– Куда мы едем? – спросил Гарет.
– Пока что ко мне. Больше некуда. Наверняка, дома Скуэйн и твоего отца находятся под присмотром Рейнхардта. Про меня же он не знает. Даже не догадывается.
– Я бы с радостью отправился сразу в Ратушу.
Магдалена посмотрела на него как на сумасшедшего.
– Днём? Когда там человек пятьсот, не меньше? Ты храбрый, Тейлор, но не глупый.
Она была права. Гарет был умён.
– Пойду ночью. Думаю, Рейнхардт живёт там.
Гарет не сомневался в том, что Рейнхард будет находиться в Ратуше. И не из-за того, что живёт там, а потому что будет ждать Гарета.
Но он не разочарует нового мэра. Придёт в гости, но не на дружеское чаепитие. Это будет финал – триумфальный для Гарета, но позорный для Рейнхардта. Никто не смеет обижать его близких. Даже люди, которые считают, что обладают неограниченной властью.
Глядя на роскошный внешний вид Магдалены, Гарет и подумать не мог, что она живёт в месте, которое он безо всякой тени сомнения назвал бы свайзлаутернским гетто. Мусор с дорог не убирался ещё с прошлого десятилетия, а облицовка домов сохраняла свой первозданный вид.
По этим улицам и ходить было опасно – Гарет удивлялся тому, как хрупкая Магдалена справлялась. Несомненно, она заслуживала лучшего. «Но с каких пор мы получаем то, что заслуживаем?»
– Мне кажется, что ночами здесь бродит Джек Потрошитель, – произнёс Гарет.
– Поверь, здесь бывают вещи похуже, – ответила Магдалена, пытаясь попасть в замочную скважину.
Её руки дрожали. Она переживала за Юлиана – это было видно в её глазах и слышно в голосе. Но вместе с этим она была и слегка пьяна – Гарет почувствовал запах дешёвого виски, когда ехал с ней в такси.
Не всем удаётся справиться со стрессом естественными способами. Кому-то требуется вмешательство подобных болеутоляющих.
Открыв наконец дверь, Магдалена пропустила вперёд Гарета. Несмотря на внешнюю непривлекательность дома, внутри квартира выглядела вполне себе уютно. Дешёвая, но подобранная со вкусом мебель, вписывалась в скромный, но приятный интерьер.
Но одна деталь была здесь совсем лишней – прямо напротив двери, закинув ногу на ногу, сидел Юлиан Мерлин. Вернее, не Юлиан – Гарет понял это спустя секунду, но выглядел он в точности так же.
– Это какая-то шутка? – спросил он. – Юлиан?
Его обманули как мальчишку. Как можно считать себя умным, если поддаёшься подобным провокациям?
– Не угадал, – с улыбкой ответил двойник Юлиана.
Голос был тем же, за исключением искусственной хрипотцы, которую этот человек использовал для того, чтобы казаться серьёзнее.
А ещё Юлиан никогда не носил такой причёски – выбритых практически до корней висков и уложенных назад волос при помощи геля. Юлиан вообще не носил причёсок – всё, что находилось у него на голове, являлось импровизацией природы.
– Ничего личного, Тейлор, – робко произнесла всё ещё стоявшая у двери Магдалена. – Юлиан разбил мне сердце. И должен был понести наказание.
– Ты не понимаешь, во что ввязалась. Это куда серьёзнее, чем игры в любовь.
По её лицу было заметно, что она всё ещё сомневается. Но сомневаться было уже поздно.
– Для меня это было серьёзно. Вам не понять. Если для него это было всего лишь игрой, он заслужил это. Надеюсь, его это перевоспитает.
– Хватит! – крикнул двойник Мерлина и приподнялся с кресла. – У нас мало времени.
Гарет не боялся. Подле него стоял всего лишь юноша – несомненно, прекрасно обученный. Но не обладающий целым набором разных Проксим. Гарет с лёгкостью одолеет его.
Он не беспокоился об этом. Куда больше его тревожило предательство Магдалены.
– Не буду спрашивать, кто ты, – сказал Гарет метаморфу. – Мне неинтересно, какое твоё настоящее обличие. Но, полагаю, ты помнишь, сколько Проксимы засунул внутрь меня. Тебе не справиться водиночку.
Он говорил это апатичным тоном. Для него не предоставляла никакого интереса грядущая битва. Гарет победит, и сделает это одним щелчком. Но его сила не поможет обратить время вспять и предостеречь Магдалену от глупого поступка.
– Вокруг дома нанесён знак блокировки Проксимы, – произнёс метаморф. – Ты не сможешь пользоваться здесь магией.
Гарет был готов поклясться, что в голосе метаморфа чувствовались нотки сомнения. Быть может, он всего лишь мальчишка, который страшится ослушаться приказа Рейнхардта?
Вероятность этого имеется, и не маленькая. Но на данный момент он был врагом Гарета.
– Не проблема, – ответил Тейлор. – Я и вручную тебя размажу.
Безо всяких предупреждений Гарет совершил короткий замах и попытался ударить метаморфа в лицо. Но тот с необычайной скоростью увернулся и резким движением отправил кулак в печень Гарета.
Тейлор почувствовал боль, но не остановился – второй удар был более сильным, но метаморф поставил блок, после чего незамедлительно совершил хук правой рукой, заставив Гарета неуклюже содрогнуться.
Он не может проиграть. Никогда не проигрывал. Собрав волю в кулак, Гарет кинулся в борьбу, но наткнулся на подножку, из-за чего с грохотом упал на пол. В голове что-то звенело, и он не находил в себе сил подняться.
Метаморф пафосно положил ногу на шею Гарета и произнёс:
– Во славу отца. Акрура Молтембера.
И ударил его ещё раз. Последним, что Гарет помнил, была подошва ботинка, которая опустилась на его лицо и заставила потерять сознание.
Он всё ещё чувствовал боль из-за предательства Магдалены.
16 глава. Добро (не) всегда побеждает зло
Юлиан пытался уснуть в ночь, после которой Ривальда должна была принести себя в жертву. Хотелось выключить свой разум и пропустить эти несколько томительных часов, но глаза отказывались закрываться.
Как она могла сидеть внизу с бутылкой вина, зная, что это её последняя ночь? Наслаждалась ли она этими моментами или, подобно Юлиану, едва скрывала панику?
Никто не слушал его. Самоубийственная миссия, которая может оказаться успешной лишь при нереальном стечении обстоятельств, не имела хорошего конца. Кто-то погибнет. Ривальда была права – жертва одного человека ничего не значит на фоне спасения миллиардов. Но разум отказывался это принимать.
Юлиан злился и на Лиама Тейлора. Его безразличие к жертве Ривальды было столь раздражающим, что не напоминало поведение живого человека. «Мы должны». «Другого выхода нет». Эти слова хоть и являлись отчасти правдивыми, но выдавали в них монстров.
Юлиан уверен, что оставалось несколько куда более благоразумных вариантов. Мир большой, и далеко не полностью подвластен Сорвенгеру. Не все люди безразличны, и помощь могла бы найтись. Есть Сенат и армия Союза Шмельцера. О чём они думают? Куда они смотрят? Почему Ривальда и не рассматривала возможности просьбы о помощи?
Эти загадки уже не останутся разрешёнными. Тейлор и Скуэйн решили поиграть в героев, втянув в это и Юлиана. Его мнения никто не спрашивал, хотя оно у него и имелось. Кровь Отречённого. Мощнейшее оружие, способное закрыть ворота. Как выгодно он оказался под рукой.
Юлиан не верил в то, что справится. Сорвенгер не из тех, кто не видит дальше своего носа, а значит, предусмотрел все возможные варианты. Единственное, о чём он не знал – это о настоящем лике Юлиана. И Ривальда искренне верила в то, что это её козырь.
Но Юлиан не владеет своей силой и на десять процентов. Он растеряется, когда Ривальда прыгнет в горнило и забудет, какой знак должен исполнить. Ворота останутся открытыми, и ничто не отделит демонов Эрхары от вторжения.
Юлиан ударил кулаком по подушке. Он хотел родиться кем-то другим. В другом месте. В другое время. Загадал желание, чтобы проснуться где-то в Сибири, не помня ничего о Юлиане Мерлине.
Но слышал ли кто-то его желания?
Он уснул поздно. Настолько поздно, что не оставалось надежды на то, что удастся выспаться. Кофе не поможет, и Юлиан весь день будет напоминать ходячий овощ.
Но имело ли это какое-то значение?
Сон, который ему приснился, был невероятно реалистичным. Юлиан оказался в каком-то кабинете, каждую деталь которого мог подробно рассмотреть. В настоящих снах такого не бывает – предметы расплываются, имеют причудливые формы и не похожи на прообразы себя самих же.
Был ли это сон? Юлиан услышал кашель за спиной и обернулся. За массивным деревянным столом, загромождённым кипой бумаг, сидел Якоб Сорвенгер, покручивая в руке позолоченную авторучку.
– Доброе утро, – улыбнулся он.
Юлиан осмотрелся по сторонам. К его удивлению, одна деталь и впрямь была такой, какой и должны быть во снах – в кабинете не было двери. Единственной дорогой во внешний мир являлось окно за спиной Сорвенгера, за которым открывался вид на утренний Свайзлаутерн.
– Что я здесь делаю? – спросил Юлиан.
– Ты не здесь. Ты спишь в доме Ривальды Скуэйн, и единственный способ связаться с тобой – проникнуть в сновидение.
– Это личное пространство. Вы не имеете права проникать в мой сон.
В другой обстановке свои же слова рассмешили бы Юлиана. С каких пор Сорвенгера заботило, имеет ли он право на что-то или нет?
– И всё-таки, как она выжила? – спросил мэр. – Она определённо была мертва. Мы оба это видели.
Юлиан не планировал рассказывать историю чудесного спасения Ривальды человеку, которому знать этого не следовало.
– Что я здесь делаю?
– Это моё приглашение в гости.
– Зачем я вам? Вы договорились о встрече с Тейлором и передаче Гарета. Вы получили то, что хотели. Что вам ещё нужно?
Сорвенгер громко выдохнул, сделав вид, будто о чём-то раздумывает и в чём-то сомневается.
– Не будет никакой сделки, – произнёс он. – Я решил перестраховаться и…
Сорвенгер показал пальцем куда-то за спину Юлиана. Юноша обернулся и увидел подле своего левого плеча привязанного к стулу Гарета. На его лбу красовалась ссадина, а голова была опущена так низко, что ниспадающие волосы не позволяли рассмотреть состояние остальной части лица.
– Это сон, – убедительно произнёс Юлиан. – Его тут нет. Так же, как и меня.
– Богодельня Старших Сестёр оказалась не такой уж и безопасной.
Юлиан закрыл глаза. Если Сорвенгер узнал место, где прячется Гарет, значит, уже достал его.
Они совершили ошибку. Все они – Тейлор, Скуэйн и Юлиан. Напрасно они столь сильно уповали на неприступность приюта. Его стены не смогли укрыть Гарета и на неделю.
– Как вы нашли его? – спросил Юлиан.
– Неважно. Но он у нас. Думаю, ты веришь мне?
Скуэйн несёт на себе вину за это. Её предложением было спрятать Гарета в приюте Старших Сестёр. Никакие переубеждения не подействовали на неё. Юлиан стиснул зубы, потому что очень хотел выругаться в её адрес.
После её возвращения всё стало только хуже.
– Вы совершаете ошибку, – произнёс Юлиан. – Если вы откроете ворота в Эрхару, то освободите не Молтембера, а Люциэля.
– Оставь эти заботы мне. Я приглашаю тебя в гости. Завтра.
– Я не приду.
– Тогда младший Тейлор не переживёт ритуал. Ты желаешь его смерти?
Это было довольно ожидаемо. Для такого подлого человека, как Сорвенгер, угрозы являлись одним из основных рычагов давления.
– Зачем я вам?
– Узнаешь, когда явишься. И помни – никто не должен знать об этом. Иначе ты больше никогда не увидишь своего друга. А Лиам Тейлор – сына.
– Откуда мне знать, что вы сдержите слово и пощадите Гарета?
– Ты просто должен верить, потому что ничего другого тебе не остаётся.
– Вам нельзя верить.
– У тебя нет других вариантов. Если тебе дорог твой друг, ты придёшь. И двигать тобой будет надежда.
– Не делайте этого, герр Сорвенгер, – предпринял попытку переубедить мэра Юлиан. – Внутри вазы Артемиды нет Меркольта. Если вы заключите сделку с Люциэелем, он вырвется…
– Я не хочу слышать этих сказок. Завтра. В любое время. Я и Тейлор будем ждать тебя в Ратуше. Старший Тейлор и Скуэйн должны оставаться в неведении, иначе малыш больше не увидит рассвета. И амулет свой сними. Это моё последнее слово.
– Вы совершаете ошибку!
Сорвенгер не стал отвечать. Бросив напоследок улыбку, он щёлкнул в ладони, после чего Юлиан очнулся. В холодном поту – будто снилась ему не Ратуша, а Преисподняя. Пенелопа мирно сопела рядом – её не беспокоило ничего, кроме последнего экзамена.
Юлиан был рад за неё. И завидовал ей.
Часы показывали восемь.
За завтраком Юлиан нехотя ковырялся в яичнице с беконом. Сидевшая напротив Ривальда, к удивлению, пыталась поддерживать позитивный настрой. Но и она, и Юлиан знали, что всё это было лишь актёрской игрой – никто и никогда не радовался завтраку, зная, что он последний.
Юлиан не желала маскарада. Посторонних здесь не было и убегать от правды не имело смысла. Юлиан хотел громко заявить об этом. Но всё ещё ничего не понимающая Пенелопа заставила его передумать.
Если ещё осталась надежда, что кто-то останется спокойным, то пусть так и будет. Пенелопа не должна ничего знать. Её сердце должно биться в обычном ритме.
Юлиан отодвинул тарелку. Он оставил надежды заставить себя поесть и набраться сил. С куда большим удовольствием он выпил бы вина, но на столе его не было.
Подоспевший Джо забрал тарелку. Конечно, ему было неприятно, и осуждающий взгляд всё за него сказал. И Юлиан извинился за то, что так и не съел его божественный завтрак, но сделал это молча. Потому что говорить совсем не хотелось.
Перед смертью не надышишься.
Зачем Юлиан был нужен Сорвенгеру? Неужели, этот подлец всё-таки прознал, что наследник Отречённого настолько близок? Если это так, то сбудутся самые худшие опасения.
Может быть, стоило рассказать обо всё Ривальде? Она-то всё придумает, ибо ещё не существовало такой задачи, с которой бы ей не удалось справиться.
Юлиан улыбнулся, поняв, что иронизирует. Её безупречный план по укрытию Гарета провалился спустя несколько дней. Её сделка с Люциэлем была не только безрассудной, но и эгоистичной – желая спасти себя, она подвергла риску не только Юлиана, но и всё остальное.
Можно ли было и дальше уповать на её помощь? Что, если Юлиан созрел для того, чтобы наконец-то самостоятельно принимать важные решения? Что, если методы Тейлора и Скуэйн морально устарели, и настало время молодых?
У Юлиана болела голова. Он не мог принять единственное важное решение, но и делиться своими переживаниями не имел права, ибо это повлечёт на собой гибель Гарета.
Тейлор уже в руках Сорвенгера, а значит, план Ривальды уже провален. Никакого отвлекающего манёвра не будет, потому что мэру незачем покидать Ратушу. Скорее всего, Скуэйн и старшего Тейлора будет ожидать ловушка, из которой им вряд ли удастся выбраться живыми.
– Я в последний раз прошу вас передумать, миссис Скуэйн, – сказал Юлиан, когда Пенелопа вышла из-за стола.
Ривальда недовольно положила ладонь на голову, выражая свою усталость от занудства Юлиана.
– Мы сто раз всё обсудили, – ответила она. – Дальнейшие споры не имеют никакого смысла.
– Что, если он заманивает вас в ловушку?
– Так и есть. Но и у нас припасена ловушка для него.
– Что, если он не явится на встречу лично и пошлёт вместо себя того метаморфа? Тогда он останется в Ратуше, и мы не сможем туда проникнуть.
– В этом случае он убьёт нас, а потом выпустит Люциэля, – спокойно произнесла Ривальда.
Если бы Джо не убрал тарелку, Юлиан запустил бы её в Скуэйн. Она издевалась, потому что любила это больше всего на свете. Теперь же, в последний день своей жизни, её ничего не сдерживала, и она желала напоследок как следует расслабиться.
– Сейчас вы скажете, что у нас всё равно нет других вариантов, и остаётся только верить? Так ведь?
– Да, – кивнула Ривальда.
– В моей жизни не осталось никакой веры.
– Разве? Твоя любовь – не твоя вера? Иди развлекись как следует с Лютнер, пока не поздно. Ведь если наш план провалится, никогда в своей жизни этого больше не попробуешь.
Это был ещё один довод в пользу того, что план Ривальды являлся абсолютно нелепым.
– Я не пойду с вами в Ратушу. Ясно?
– Заберу силой.
– Не посмеете.
– Посмею. Когда мир находится на волоске от гибели, не до принципов.
Она всё ещё не выражала никаких эмоций. От той сентиментальной Ривальды, что была так отчаянна из-за гибели невинной девушки, не осталось и следа.
Юлиан демонстративно шумно встал из-за стола.
– Куда ты? – спросила Скуэйн.
– Пойду прогуляюсь. Напоследок. Или вы мне и это запрещаете?
Ривальда несколько секунд думала над ответом, но вышел он совершенно банальным.
– Иди. Только не погибни там… Где-нибудь. В любом случае, я тебя найду.
Несколько мгновений они смотрели в глаза друг другу, но так и не достигли взаимопонимания. Ривальда старалась делать вид, будто изо всех сил наслаждается последним днём, но актёрская игра не входила в список её лучших качеств. В глазах Скуэйн читалась боль. Настолько сильная, что обычного человека она разорвала бы изнутри.
Но Ривальда не была обычным человеком. Во всяком случае, обычные люди умирают только один раз. А Скуэйн готовилась ко второй смерти.
Юлиан стоял возле ворот дома Ривальды и держал в руке подаренный ей когда-то амулет. В этот день солнце было закрыто облаками и воздух отдавал запахом свежести – именно этого не хватало Юлиану в последнее время.
«Они не вызывают доверия. Все их планы заранее обречены на провал. Сорвенгер добьётся своего, и они для них не преграда. Слова Ривальды об освобождении Люциэля не подкреплены никакими доказательствами, а значит, всё может обойтись. Во всяком случае, я спасу Гарета. Сделаю то, на что они не способны».
Нельзя избегать неизбежного. Ривальда была права – история будет повторяться до тех пора, пока не состоится решающий шаг, который поставит точку. Им не удастся закрыть ворота в Эрхару, потому что Сорвенгер, скорее всего, это предусмотрел. Выходит, Юлиан оставался последней надеждой.
Уже не важно, чем всё закончится. Самое главное, что впредь не повторится. Юлиан устал жить в страхе и напряжении. Он хотел отдохнуть. Если Сорвенгер всегда находится на шаг впереди, то добьётся своего, несмотря ни на что.
Тщетные попытки помешать ему оказываются смехотворными. Довольно убегать. Пора заглянуть в лицо страху. Узреть этот лик – один из ликов смерти.
Юлиан открыл почтовый ящик и положил внутрь амулет. Он не выбросит его, потому что он многое для него значит. Но на данный момент он лишь мешал Юлиану.
Миновав тропинку, ведущую к дороге, он повернул налево, в сторону троллейбусной остановки. Путь лежал в центр города – туда, где находилась Ратуша.
Пятнадцать лет назад в Свайзлаутерне состоялось несчастье, ознаменовавшее собой начало семидневного траура. В попытках раскрыть ворота «альтернативного ада», впоследствии ставшего известным как Эрхара, Акрур Эодред Молтембер допустил ошибку, из-за чего состоялся мощный взрыв, уничтоживший здание городской Ратуши. От неё не осталось ни камня – столь невероятной силы была ударная война. Она затронула и городскую площадь, но не в такой мере.
Из трехсот человек, находившихся тогда в Ратуше, выжить удалось лишь пятнадцати, в число которых входила и Ривальда Скуэйн. Эти люди не любили вспоминать тот день. Настолько, что делали вид, что не помнят его. Ибо тогда они узрели настоящий ад, а не тот, который якобы находился под Ратушей.
Здание было отстроено заново с поразительной быстротой – уже спустя два года городская площадь снова наполнилась жизнью. Но решение городского совета не выбирать новое место для постройки Ратуши, а соорудить его на старом, было ошибочным. Потому что ворота в Эрхару никуда не исчезли.
И спустя пятнадцать лет, когда о Молтембере почти все забыли, это место вновь превратилось в театр боевых действий. История повторялась – некий выскочка, возомнивший себя кем-то вроде Бога, вновь решился открыть ворота. Вооружившись негативным опытом, оставленным своим предшественником, Якоб Рейнхардт, полноправный мэр Свайзлаутерна, приблизился к финальному аккорду.
Если история вновь повторится – всего-навсего взорвётся Ратуша, оставив под собой несколько сотен виновных и не очень людей. Если всё пойдёт по другому сценарию – вырвется Люциэль, похоронив уже несколько миллиардов.
Или же, всё это чушь собачья. Никому нельзя верить на слово. Даже Ривальде Скуэйн.
Юлиан прибыл к Ратуше примерно к полудню. В этот момент и на площади, и внутри было весьма многолюдно – именно в это время высокопоставленные персоны города предпочитали решать большинство вопросов. Среди них оказался и Юлиан – он имел полное право считать себя высокопоставленной персоной, потому что его пригласил в гости сам мэр Якоб Рейнхард.
Возможно, факт многолюдности сыграет на руку – Сорвенгер не станет портить свою репутацию, убивая кого-то на глазах у толпы.
Когда Юлиан открыл ворота Ратуши, его настигло чувство, будто его здесь ждут. Ибо ни один человек в пиджаке, галстуке и блестящих ботинках так и не поинтересовался, что здесь забыл юноша в кедах и джинсах. Их взгляды будто встречали его и указывали, куда двигаться дальше.
Или Юлиану всего лишь так казалось.
У огромной стены, полностью застеклённой и заставленной горшками с цветами, Юлиана ожидала Хлоя Гёсснер. Он почувствовал резкое отвращение к ней – такое случалось всякий раз, когда он её видел.
Она была одета с иголочки – приталенный пиджак, белая сорочка с единственной расстегнутой пуговицей у шеи, чёрная юбка и туфли с высоким каблуком. Её одежда бла безупречно отглаженной – в этой особе сложно было узнать ту стерву, что несколько дней назад участвовала в потасовке у дома Тейлоров.
– Добро пожаловать, герр Мерлин, – сымитировала она улыбку. – Рада вас видеть.
«А я вас нет».
– Что я должен делать?
– Пройдёмте со мной. Герр Рейнхардт уже ожидает вас.
Юлиан оглянулся по сторонам. Ещё не поздно уйти. Вокруг много людей – Гёсснер не рискнёт задерживать Юлиана при всех.
Но где-то совсем недалеко страдает Гарет и ждёт его помощи. Юлиан не имеет права оставить его в беде.
Поэтому он молча кивнул Гёсснер, дав понять, что готов выполнять любые указания. Та улыбнулась и жестом предложила проследовать за ним. Юлиан, словно ручная собачка, послушался.
Коридоры были абсолютно одинаковыми – блестящие коричневые полы, безвкусные бежевые стены и белые потолки с раритетными люстрами. Это место едва ли вслух кричало, что мир Союза Шмельцера, некогда наполненный магией, себя изживает и уступает место чему-то иному. Монотонному, скучному и злому. Где совершенно нет места для сказки.
Они остановились возле тупика – краска на стене совсем немного отличалась от той, которая была на остальным. Осмотревшись по сторонам и убедившись, что здесь больше никого нет, Хлоя Гёсснер коснулась костлявой ладонью по трём местам на стене.
Юлиан видел её спину. Ничто не защищал её – прямо сейчас юноша мог нанести удар. Но будет ли это разумным? Нет. Выплеснет ли из Юлиана пар? Однозначно.
Но он не сделает этого. Потому что Гарет ждёт его помощи.
После того, как знак, наложенный Хлоей начал действовать, стена начала медленно растворяться в воздухе. Юлиан должен был догадаться раньше, что это иллюзия – уж слишком неестественно выделялся этот кусок стены.
За ней располагалась лестница, ведущая вниз. И эта часть здания, несомненно, отличалась от остальных. Ветхая лестница, которой внешне было не менее трёхсот лет, уводила в подвал Ратуши.
