Алая Завеса. Наследие Меркольта

На третьем же уровне метаморфии носитель, помимо возможности обращаться в животных, способен полностью копировать внешность человека, которого когда-либо видел. Что с вами, герр Мерлин? Вы меня слушаете?

Юлиан слушал. Настолько внимательно, что мистер Тейлор и представить не мог.

– Я слушаю, – произнёс он. – Продолжайте.

«Кошка. Большая кошка».

– Как вы поняли, способности метаморфов первых трёх уровней ограничены некими рамками. Они могут превращаться только в нечто антропоморфное. Чего не скажешь о метаморфах четвёртого уровня. У них нет никаких ограничений. Они способны принять любой облик – будь то предмет или даже воздух. Весьма любопытно, не находите? Наиредчайшая способность. Исключительная.

Четвёртый уровень метаморфии не произвёл на Юлиана никакого впечатления, потому что тот, кто ему противостоял, находился на третьем уровне.

– И как же распознать метаморфа? – спросил он.

– Вы ищете кого-то из них.

– Возможно. Но пока это лишь на уровне теории. У вас есть какие-то ответы на этот счёт?

– Метаморфы тоже люди. И, неудивительно, что в своём аутентичном состоянии выглядят ровно так же, как люди. Разве что… Эти гены неспокойны. Они словно требуют носителя временами в кого-то обращаться. Структура клеток регулярно меняется, и носителю приходится прилагать беспрерывные усилия для того, чтобы сохранять привычный облик. Можно сказать, что периодически метаморфам требуется некая «разгрузка» для того, чтобы неприятные ощущения их покинули. Известны случаи, когда это происходило неосознанно. К примеру, однажды уважаемый судья прямо во время заседания превратился в шимпанзе, – Тейлор коротко усмехнулся. – Забавно, не правда ли?

Юлиану не было смешно, но он поддержал Лиама:

– Да, шимпанзе с молотком и в парике…

– Метаморфия третьего уровня позволяет обращаться даже с одеждой. Так что, к несчастью того судьи, он оказался голым шимпанзе.

«Обезьяна. За тобой охотится голая обезьяна».

– Выходит, метаморф должен постоянно перевоплощаться? – подвёл итог Юлиан. – В противном случае это разорвёт его изнутри?

– В фигуральном смысле, герр Мерлин. Вы должны знать, что метаморфия – это абсолютно нормально. Этого не стоит стесняться.

Наверняка, именно так Лиам Тейлор утешал своего сыну касательно его недуга.

– Почему вы мне это говорите? – удивился Юлиан.

– Потому что вы никогда ни о чём не спрашиваете просто так, герр Мерлин. Судя по всему, кто-то из ваших близких людей является носителем этого гена. Возможно, вы сами. Я не буду заходить так далеко.

Сначала Юлиан хотел возразить, но передумал и решил согласиться, потому что так было бы проще им обоим.

– Ты отлично справился, – сказала Магдалена ближе к вечеру, когда они вернулись домой от Тейлоров.

Девушка готовила ужин, а Юлиан сидел за кухонным столом и пил уже третью чашку кофе. Он надеялся, что напиток сможет успокоить его и привести мысли в порядок, однако, ничего не менялось.

«Большой и пушистый кот. Голая обезьяна».

Юлиан не знал, чей голос раздавался внутри его головы, но очень хотел, чтобы это прекратилось.

– С чем? – спросил он у Магдалены.

Возможно, разговор с ней поможет отвлечься.

– Подобрал правильные слова для Гарета. Поверь, для него это было очень важно. Я даже не представляю, как жить с таким недугом. Что бы делал ты, Юлиан?

– Гарет такой же нормальный человек, как и мы, – твёрдо сказал он.

Но сам в свои слова не верил. И, не потому что считал Гарета неполноценным. А по той причине, что давно начал сомневаться, является ли нормальным сам.

– Да, теперь такой же, – улыбнулась Магдалена. – И это замечательно. Я рада за него.

– Он и до этого был нормальным! – повысил голос Юлиан, случайно ударив чашкой стол.

Звук заставил Магдалену резко обернуться.

«Обезьяна. Кот. Был кто-то ещё. Ты должен вспомнить».

– Почему ты грубишь мне? – спросила она. – С тех пор, как мы ушли от Тейлоров, ты сам не свой. Что случилось? Ты чем-то загружен?

– Всё хорошо, Магдалена. Не забывай, что это был мой первый выход в свет за последнюю наделю.

«Метаморф не может перевоплощаться в птицу, потому что она не млекопитающее. Разве? В исключительных случаях может, это сам Лиам Тейлор сказал».

Конечно, Тейлор знает всё. Юлиану следовало спросить у него, кем является убийца Уэствуда, и тот, в свойственной для него энциклопедической манере, рассказал бы.

– Ты не доверяешь мне, Юлиан? – Магдалена присела возле него на корточки. – Ты не сможешь меня обмануть, потому что я старше и умнее. Кто-то из Тейлоров сказал тебе нечто, что заставило тебя задуматься?

Юлиан сдался. Против Магдалены у него никогда не было и шанса.

«Может быть, попугай – их глашатай? Вспоминай же, где ты его видел!».

– Ты права, – произнёс Юлиан. – Меня не покидает ощущение, что мистер Тейлор дал мне ответ на мой вопрос.

– Касательно убийства мистера Глесона? Но откуда он мог знать?

– Он ничего не знает, Магдалена. Но у него совершенно случайно получилось активировать некие воспоминания в моей голове. Знаю, это сложно понять. Мне и самому с трудом удаётся. Но я знаю, что мне известен ответ. Всё, что мне осталось – найти его. Там, – он коснулся указательным пальцем виска.

Эта выходка была в стиле Ривальды Скуэйн, но Юлиан совершенно не желал ей подражать, потому что считал себя и без этого самодостаточным.

– Скажи вслух, что у тебя есть на данный момент, – предложила Магдалена.

– Кот и шимпанзе. Почему-то именно эти животные вызвали во мне столько эмоций. Чем они могут быть связаны? Боже, у меня в голове каша, Магдалена. Кажется, я схожу с ума.

– С тобой всё нормально! Кот и обезьяна связаны общей ассоциацией для тебя. Было бы неплохо вспомнить что-то ещё! Есть же что-то ещё?

– Попугай. Мистер Тейлор ничего не говорил мне о попугае, но он словно дополняет эту триаду.

Юлиану хотелось услышать внутри себя голос Ривальды Скуэйн, потому что он не только собирал его мысли в единое целое, но и никогда не ошибался. Но, к несчастью, она уже очень давно молчала.

– Ты видел трёх этих животных в одном и том же месте, – сказала Магдалена и отправилась обратно к плите. – Я уверена, что это так.

– Я давным-давно не был в зоопарке.

«Какой же ты глупый».

– Я думаю, ты знаком с человеком, у которого живут эти домашние животные. Ну же, Юлиан! Не разочаровывай меня!

Юлиан пристально всмотрелся в её глаза, но не обнаружил в них должной серьёзности. Для неё это был не более чем развлечением и возможностью хоть о чём-то пообщаться, в то время, как Юлиан был настроен на решение жизненно важной загадки.

– Ты часто видела шимпанзе в качестве домашнего животного?

Магдалена попыталась ответить, но вместо этого сомкнула губы и подняла вверх палец, как бы случайно вспомнив о том, что ужин всё ещё готовится. Потрогав Юлиана за плечо, она встала с корточек и отправилась обратно к плите.

– Это играет тебе не руку, – подняв крышку кастрюли, произнесла девушку. – Такую редкость, как обезьяну, ты должен был запомнить.

«Редкость. Есть что-то в этом слове».

– Я что-то не так сказала? – спросила Магдалена, обнаружив отсутствие реакции у Юлиана.

– Шимпанзе – это редкость для Германии, – произнёс Юлиан.

– Да, именно это я и имела в виду.

– Редкость…

Магдалена смотрела на Юлиана взглядом, полным непонимания. Он буквально застыл, а его глаза перестали реагировать даже не свет. Девушка тоже молчала, потому что боялась его отвлечь.

«Ты считал редкостью револьвер XIX века, а после книгу Багумила Дебровского. Ты искал врага слишком далеко, а он располагался под носом. Передайте своим…».

Юлиан потряс головой для того, чтобы навязчивый голос замолчал. Он был настолько реален, что нельзя было с точностью сказать, являлся ли он всего лишь плодом воображения.

– Аттила, – прошептал Юлиан.

Перед глазами стояла глупая улыбка Ганса Сорвенгера. Настолько глупая, что казалась неестественной. Так оно и было – коварный владелец лавки лишь прикидывался безобидным и нелепым простачком. Но злую шутку с ним сыграла плохая актёрская игра – наверняка, она стал бы худшим выпускником театральной академии.

– Ты решил вспомнить место нашего знакомства? – удивилась Магдалена.

Юлиан едва не снёс тогда ещё незнакомую девушку с ног, открывая дверь «Аттилы», после чего она так и не смогла покинуть его разум. Он не выделял для себя это воспоминание в качестве чего-то значимого, но теперь понял, что тот момент оказался судьбоносным.

– К сожалению, я имел в виду не это, – ответил Юлиан. – Как же я не догадался сразу… Уэствуд мог бы быть жив.

Внутри Юлиана разом смешались все эмоции. Он чувствовал гнев, потому что теперь знал в лицо человека, виновного в смерти Уэствуда. Ощущал радость, ибо предвкушал расплату с младшим Сорвенгером за его грехи. Испытывал чувство стыда, потому что так долго не мог разгадать этот элементарный ребус. И, в конечном счёте, ему было не чуждо сожаление, потому что, сделай он этот вывод несколько раньше, никто бы не умер.

– Всё, хорошо, Юлиан? – осторожно приблизилась к возлюбленному Магдалена. – Ты меня слегка… Пугаешь.

– Всё прекрасно, моя дорогая Магдалена, – поднялся с места Юлиан. – Я знаю того, что виновен в смерти Уэствуда и нападениях на моих друзей.

У Юлиана было много вариантов касательно того, как он поквитается с Гансом. Они, подобно детским впечатлениям, выскакивали один за другим, поочерёдно меняя друг друга и обрываясь на самой середине.

Юлиан душил его при помощи Проксимы. Сжигал в ярком пламене, смеясь во весь голос. Разбивал об его голову бюст Гуса Айдура. Ломал одну кость за другой, наслаждаясь страданием жертвы. Заставлял смотреть, как рвёт его на куски.

Юлиану никогда ещё не было так приятно.

– Кто он? – спросила Магдалена.

– Ганс Сорвенгер.

– Присядь, Юлиан. Ты что-то путаешь. Ганс Сорвенгер, может быть, и не самый приятный человек в Свайзлаутерне, но точно не убийца. Ты видел его?

– Он брат Якоба Сорвенгера. Я был дураком, когда думал, что у них нет ничего общего. Нет. Сорвенгер умело манипулирует всем городом, что для него стоит контроль над одним человеком…

На лице Магдалены всё ещё прослеживалась лёгкая улыбка, но глаза выражали грусть. Она, как и все другие, не верила в то, что Якоб Рейнхард не тот, за кого себя выдаёт. И Юлиан, напомнив ей об этом ещё раз, лишь усилил сомнения девушки в том, что её возлюбленный психически здоров.

– Ты уверен? – прошептала Магдалена.

Её недоверие могло бы причинить Юлиану боль, но на данный момент он не думал ни о чём, кроме мести.

– Я видел в его лавке попугая, кота и шимпанзе. Но никогда не видел их рядом с Сорвенгером. Он метаморф. В этом нет сомнений.

Слова Юлиана не убедили Магдалену. Она была крайне разочарована, и ей с трудом удавалось это скрывать.

– Мне пора, – произнёс он с хрипотцой в голосе.

– Прежде, чем ты совершишь глупость, послушай меня…

Естественно, Юлиан не собирался её слушать. Вместо этого он выбрал простой и действенный способ – поцеловать её.

Метод всё ещё работал безотказно.

– Я в полицию, – сказал Юлиан, громко хлопнув за собой дверью.

Ганс Сорвенгер был таким же старомодным, как и его лавка, поэтому было маловероятно, что он пользуется какими-то современными системами наблюдения внутри. Но, несмотря на то, что уверенность не была абсолютной, Юлиана это практически не заботило.

После этого может случиться всё, что угодно, но Юлиан понесёт любое наказание с улыбкой на лице, потому что будет знать, что Уэствуд отмщён. Никто впредь не посмеет причинять зло близким Юлиана, потому что будет знать, что бывает с теми, кто переходит ему дорогу.

Он не был безумцем. Он считал себя адекватным, здравомыслящим и рассудительным человеком, но знал, что каждый имеет право взорваться. Так же случилось и в этот раз – тщательно взвешивая одно решение за другим, Юлиан понял, что попросту тратит время, которое имеет необыкновенную ценность, потому что от него зависят человеческие жизни.

Правосудие, которое собирался организовать Юлиан, станет и своеобразным письмом для Якоба Сорвенгера. Получив в подарок голову младшего брата, он поймёт, что оппонент если не сильнее его, то точно располагается на той же ступени. Он станет считаться с Юлианом. И бояться его

«Ты чудовище. Я бы никогда так не поступила».

Юлиану было всё равно. Он отомстит за всё – за свои страдания, за гибель друга, за город, который стал для него родным. Ганс являлся лишь первым звеном цепочки – рано или поздно Юлиан доберётся и до самого Якоба, отомстив тем самым и за Ривальду. Только тогда он обретёт спокойствие.

– За тебя, Уэствуд, – произнёс Юлиан и сделал робкий шаг вперёд.

Он схватит первый же попавшийся под руку увесистый предмет и пробьёт им череп Сорвенгера. Несмотря на то, что Юлиан был бы счастлив насладиться его долгими страданиями, он хотел, чтобы всё это поскорее закончилось.

На подоконнике не было никакого животного, как обычно, но это не привлекло внимания Юлиана. Ганс может прятаться сколько угодно, но всё равно будет найден.

«За Гарета. За Хелен. За Йохана. За меня. За Уэствуда. За Ривальду. За Свайзлаутерн».

Дорога длиной в несколько ярдов казалось бесконечной. Ноги Юлиана дрожали и немели. Он никогда прежде не убивал, оттого и боялся.

«Ты видишь только огонь. Ты не знаешь, что будет, когда пройдёшь сквозь него».

Она была не права – Юлиан знал, что будет дальше. Он не стал с силой бить в дверь, а аккуратно, дабы не вызывать подозрений, раскрыл её. Зазвенел колокольчик, заставив Юлиана вздрогнуть.

Бросив взгляд на парадное помещение, он пришёл в ужас, потому что воочию увидел, что кто-то уже сделал за него работу. Ганс Сорвенгер, владелец лавки «Аттила», лежал на полу в неестественной позе, и откуда-то сочилась яркая багровая кровь.

Он не подавал никаких признаков жизни, но, на всякий случай, Юлиан решил проверить. Подойдя ближе и увидев торчащий из шеи Сорвенгера нож, он пришёл в ужас и схватился за голову.

Завышенные ожидания были пущены по ветру – гибель хозяина «Аттилы» не принесла никакой радости. Она заставила Юлиана метаться по комнате в поисках ответов, но они не приходили в голову, потому что внутри неё происходила война, в которой принимали участие не две стороны, а сразу несколько.

Юлиан должен был бежать отсюда сломя голову, потому что каждая секунда промедления могла многого стоить. Любой зашедший сюда посетитель посчитает Юлиана за убийцу, и у того не будет никакого алиби, а это разрушит жизнь юноши.

Но он не мог. Юлиан был в замешательстве, поэтому присел на пол и, облокотившись на стену, закрыл лицо руками. Возможно, он плакал. Никто не мог запретить ему этого, потому что в одночасье рухнуло всё, к чему он шёл столько трудных дней.

Ганс Сорвенгер не тот, кем считал его Юлиан. Он такая же жертва и погиб напрасно.

– Будь ты проклят, Рейнхардт, – прошептал Юлиан в иллюзорной надежде, что тот откликнется на зов.

Но этого не случилось. Вместо этого Юлиан услышал звук полицейских сирен. Видимо, кто-то был здесь раньше и вызвал стражей порядка.

Юлиан затаил дыхание, потому что теперь его судьба была решена. Он не смог совладать с собой, и потерял те несколько минут, что были даны ему для того, чтобы убежать и обезопасить себя. Жалеть было поздно.

Всё, что происходило дальше, напоминало флешбэк из кинофильма – чёрно-белый, мутный и невнятный. Целая группа детективов и экспертов кропотала над телом убитого, а самого Юлиана заключили в наручники и посадили в полицейскую машину.

Он и там долгое время не мог прийти в себя. Прокручивая в голове воспоминания сегодняшнего дня, он с горечью осознавал, что целенаправленно решился убить невиновного. Голос внутри головы, равно как и Магдалена, были правы.

Он чувствовал себя настоящим идиотом и хотел всем громко рассказать об этом, но отчего-то не находил сил. Они и так это знают. Все до единого.

Осенью прошлого года Юлиан Мерлин был арестован по подозрению в убийстве, которое не совершал. Он незаконно проник в дом известного психиатра Грао Дюкса, и, благодаря этому оказался первым подозреваемым.

Похоже, сценарист этой истории исписался, потому что, за некоторыми исключениями, всё повторилось. Юлиан, пусть и движимый нехорошими намерениями, оказался рядом с телом в момент прибытия полиции, и всё выглядело более чем очевидно.

Тогда он был оправдан, потому что арест был деталью большой игры Ривальды Скуэйн. Ныне же она была мертва, поэтому не могла принимать участия в этой партии, а значит, арест Юлиана был следствием неудачных обстоятельств.

Он не знал, что отвечать на вопросы детективов. Он не хотел говорить ни слова, потому что понимал, что любая фраза, им произнесённая, может сыграть против него. Но Марвин Ларссон, стараясь оставаться вежливым, настаивал:

– Я не хочу сказать, что вы убили герра Сорвенгера, но я должен услышать хоть что-то внятное от вас. Как вы там оказались? Видели ли что-то?

– Какая разница, что я отвечу? – апатично произнёс Юлиан. – У вас нет других подозреваемых, поэтому, можете повесить на меня всё, что угодно.

В комнате для допросов было темно, поэтому Юлиан не мог видеть выражение глаз Ларссона. Но и без этого он мог сказать, что детектив полиции был растерян.

– Мы проведём расследование, и найдём настоящего убийцу, – пообещал он. – Но, для начала, я должен узнать, что вы невиновны.

– Я невиновен.

Ларссон не выдержал и закурил. Юлиан равнодушно относился к запаху табака – он не вызывал у него какого-либо дискомфорта, но прямо сейчас он хотел выхватить сигарету из рук детектива и затушить об его лоб.

– Убийство было совершено примерно за час до того, как мы обнаружили тело, – крепко затянувшись, произнёс Ларссон.

– Вот вам и доказательство моей невиновности. Вы же не думаете, что я целый час просидел возле хладного трупа?

– С какой целью вы посетили «Аттилу»?

Юлиан хотел встать и уйти, но вряд ли он смог бы убежать далеко в наручниках.

– Какое это имеет значение, детектив Ларссон?

Если Якоб Сорвенгер хочет, чтобы Юлиана признали виновным, он подбросит ровно столько улик против него, сколько будет нужно.

– Я выясняю причины возможного мотива.

– В этом бизнесе высокая конкуренция, но я не имею к нему никакого отношения, – ответил Юлиан.

Ларссон нервно выдохнул.

– Я сожалею, что Уэствуда нет рядом. Думаю, он смог бы справиться лучше, чем я. Вы уверены, что ничего не видели?

Юлиан молчал. Он несколько раз дал понять, что знает ровно столько же, сколько и полиция, но Ларссон отказался это принимать.

Уэствуд часто хвалил детектива и называл единственным человеком, которому он полностью доверяет в участке, но, это не отменяло того факта, что Марвину нужно было набраться опыта в общении с подозреваемыми.

– Ничего, – коротко ответил Юлиан.

От дальнейших мучений его спасло неожиданное прибытие Лиама Тейлора – дверь комнаты допросов без стука раскрылась, и вошедший преподаватель гордой поступью приблизился к Ларссону.

В последний раз подобную дерзость Юлиан наблюдал со стороны Ривальды Скуэйн – она была неизменной частью её имиджа, чего нельзя было сказать о скромном преподавателе из Академии.

К удивлению Юлиана, Ларссон отреагировал поразительно спокойно.

– Умоляю вас, детектив Ларссон, оставьте юношу в покое, – произнёс мистер Тейлор.

– Он – важный свидетель и на данный момент единственный подозреваемый, – виновато ответил детектив.

– Он – напуганный мальчик. Разве вы не видите, что герр Мерлин пребывает в состоянии шока? Боже, он ещё и в наручниках.

– Всё в порядке, мистер Тейлор, – сказал Юлиан, которому стало неловко.

– Всего лишь пару слов, – произнёс Ларссон. – Произошло серьёзное убийство, и мы должны выяснить хоть что-то.

– Мерлин имеет право не разговаривать с вами без адвоката. Как только он появится, сможете вызвать его на допрос. Но пока этот момент не наступил, я готов предоставить алиби для него – герр Мерлин был у меня в гостях в момент убийства герра Сорвенгера.

Ларссон замялся. Ему было нечего ответить, потому что Тейлор был крайне убедителен.

Эта семейка не переставала раз за разом преподносить сюрпризы – оказалось, что старший Тейлор не просто всезнающий преподаватель, но и человек, к чьим словам прислушиваются в полиции.

– Кто-то может подтвердить это алиби? – спросил Ларссон.

– Мой сын Гарет Тейлор и Магдалена Хендрикс. В любом случае, я вношу залог за герра Мерлина и забираю его с собой.

Ларссону нечего было ответить. Он потушил недокуренную сигарету и нервно развёл руками.

Прошлой осенью, сбежав из полицейского участка, Юлиан Мерлин оказался в кабинете мистера Тейлора в Академии. Его никто не тянул туда силой, но всё выглядело так, будто у Юлиана не было выбора.

Похоже, сценарист этой истории исписался, потому что всё, за некоторыми исключениями, вновь повторилось. Юлиан не знал, куда везёт его такси, но, повернув с Грилленштрассе, всё понял – в Академию.

– На этот раз не будет никаких сюрпризов? – спросил Юлиан, опасаясь переступить через порог кабинета.

Прошлой осенью он мгновенно лишился чувств, когда сделал так.

– Не переживай – твоё сознание останется с тобой.

Это был первый раз, когда мистер Тейлор обратился к Юлиану на «ты». Юношу это нисколько не смутило, ибо он ощущал неловкость всякий раз, когда слышал «вы» от мужчины, который был вдвое старше.

– Ларссон послушал вас, – сказал Юлиан. – Как вы это сделали?

– У него не было другого выбора. Полиция не обладала основаниями для обвинений.

Юлиан присел, не дожидаясь приглашения.

– Чаю? – любезно предложил Тейлор.

– Что вы скрываете?

– Почему ты думаешь, что я что-то скрываю? – удивился Лиам. – Разве я похож на скрытного человека? Уверяю тебя, я тот, кем и кажусь – твой преподаватель, друг и наставник.

Юлиан больше не верил ни единому слову Тейлора. Он видел другую его сторону, которая не вызывала доверия.

– Зачем вы привели меня сюда?

Юлиан осматривался по сторонам, пытаясь найти способ сбежать. Тейлор заметил его обеспокоенность, поэтому, покрутив головой, присел напротив.

– Я прошу тебя успокоиться, – спокойно произнёс он. – Я понимаю, что творится в твоей душе. Не каждый день приходится быть свидетелем хладнокровного убийства и, даю слово, я тебе сочувствую, Юлиан. Но мне ты можешь доверять.

Похоже, Юлиан перегнул палку со своими подозрениями, потому что теперь он видел перед собой столь привычного взгляду Лиама Тейлора – человека, которому хотелось верить.

– Так вы знаете, что случилось? – робко спросил Юлиан. – Кто и зачем убил Ганса Сорвенгера?

– Думаю, ты и сам знаешь ответ на свой вопрос. Дам подсказку – из «Аттилы» пропала ваза Артемиды. Всё остальное, до единой монеты, осталось на месте.

Конечно, Юлиан знал ответ на этот вопрос. Но он и предположить не мог, что Лиам Тейлор осведомлён об этом.

– Рейнхардт взял всё, что ему было нужно, и замёл следы за собой, – опустил глаза Юлиан. – Господи, это случилось из-за меня, потому что это я сказал Рейнхардту о том, где находится эта ваза…

Он посмотрел на свои руки, представив на них кровь.

– Ты не мог знать, Юлиан.

– Я шёл в «Аттилу» с нехорошими намерениями, мистер Тейлор. Я считал, что по его вине погиб мистер Уэствуд и пострадал Гарет.

По лицу Лиама было понятно, что эта новость не стала для него сюрпризом.

– Именно поэтому ты расспрашивал меня о метаморфах сегодня днём?

Юлиан посмотрел на часы. Уже приближалась полночь. Это напомнило ему о сумасшествии, которое творилось осенью – он едва ли не целыми ночами принимал участие в беспрерывной беготне, не думаю о том, что уже утром следовало идти на учёбу.

– Да, – ответил Юлиан. – И тогда я понял, что Сорвенгер – метаморф.

– Но он не единственный метаморф в городе и не обязан быть виновником всех наших бед. Если бы ты слушал меня внимательнее, знал бы, что метаморфия – явление весьма не редкое.

– Но он был идеальным кандидатом.

– Потому что, на твой взгляд, имеет связь с Рейнхардтом? Уверяю тебя, эти параллели надуманы. Даже если и впрямь они являлись братьями… Мы не выбираем родственников. Так же, как и они нас.

– Откуда вы всё знаете, мистер Тейлор? От Гарета?

Юлиан знал Лиама не так долго, чтобы изучить досконально, но этого времени хватило для того, чтобы знать, когда преподаватель пытается солгать. Именно это выражение лица он принял, но, увидев осуждающий взгляд Юлиана, передумал и нехотя ответил:

– Нет, мой сын не имеет к этому никакого отношения. Я узнал обо всём всего лишь пару недель назад и оказался крайне разочарован тобой.

– Я тоже разочарован собой, мистер Тейлор.

Они понимающе посмотрели друг другу в глаза.