Алая Завеса. Наследие Меркольта

– Мы все – в какой-то мере только пешки. Грамотные кукловоды управляют нами, а мы танцуем и считаем, что это наш выбор. Но это не так. Мы изначально лишены выбора. Его за нас делают те, о ком мы никогда в жизни не узнаем.

– Кто же делает выбор за вас?

– Обстоятельства.

– А, может быть, вашего господина зовут Халари?

Юлиан наконец осмелился заглянуть в лицо Сорвенгера. Он не видел его глаз, но был уверен в том, что взгляд изменился, потому что скулы оппонента неестественно содрогнулись.

– Я был готов выслушать много гадости в мой адрес, но это… Переходит все рамки приличия. Ты обвиняешь меня в служении самому кровавому культу в истории человечества?

– Вы сами сказали в суде, что Халари скоро придёт.

– Должно быть, ты ослышался.

Юлиан был уверен в своём слухе так же, как и во лжи Сорвенгера.

– Я не мог.

– В зале было очень шумно.

– Халари существует?

– Откуда мне знать? Если хочешь узнать моё мнение – то все это чушь собачья. Детские сказки. Но, повторяюсь, это суждение является весьма субъективным.

– Тогда к какой силе вы прибегли для того, чтобы исчезнуть из реальности? По-моему, это божественная способность, которой владел только он.

– Прошу прощения, но этот секрет я тебе раскрыть не могу. Вернее, мог бы, но тогда у меня не получится отпустить тебя живым.

– Скажите хотя бы, почему я всё помню.

Впервые за всё время разговора Сорвенгер сделал короткую паузу. Похоже, его это интересовало не меньше, чем самого Юлиана.

– Не бывает безупречной магии. Всегда возникает какой-то дефект. Возможно, дело в амулете, который подарила тебе Скуэйн. Похоже, он защищает вообще от всего. Я неоднократно говорил, что она была лучшей.

– Не её убийце делать подобные выводы.

– В её смерти виноват Молтембер, и никто другой. Моей вины не больше, чем твоей. Я сожалею о тяжелейшей утрате, которую понёс город. И, мой долг – сделать всё возможное, для того, чтобы искупить перед ним вину Сорвенгера.

– У вас не выйдет, – резко произнёс Юлиан.

– На этот счёт у меня совсем другие мысли. Город, который некогда казался нам прекрасным, ныне пребывает в состоянии стагнации. Ему нужна свежая кровь. Некий импульс, способный его оживить. Прорыв, который откроет дорогу в светлое будущее. Я готов пойти на всё ради того, чтобы все жители Свайзлаутерна вздохнули полной грудью. Дабы однажды они проснулись с мыслью о том, что теперь их город принадлежит им.

– И как это связано с вами?

– Непосредственным образом. Я – единственный человек, способный совершить революцию.

– И что вы ждёте от меня?

– Как я говорил ранее – взаимопонимания. У тебя есть одна вещь, которая мне очень нужна. Я хочу заключить с тобой некую сделку. Ты отдашь мне эту вещь, а я окажу тебе поддержку в любом начинании.

Амулет Ривальды? Дракон Драго, который формально принадлежал Юлиану? «Откровения Меркольта»? Чем столь важным он обладал, что невозможно было получить при помощи силы?

– Я даже не знаю, о каком предмете вы говорите, – сказал он.

– Возможно, это покажется тебе неожиданностью. Ты ещё не забыл Пенелопу Лютнер?

Юлиан почувствовал, насколько громко забилось его сердце. Сорвенгер умел бить в самое больное.

– Я не буду заключать с вами никаких сделок, которые с ней связаны, – решительно отрезал он.

– Уверяю тебя, эта прекрасная девушка тут ни при чём, – фальшиво улыбнулся Сорвенгер. – Скорее, это связано с её отцом. Моритц Лютнер никогда не упускал возможности сверкнуть своим богатством, поэтому, ещё будучи молодым, отдал едва ли не половину состояния для того, чтобы выкупить вазу Артемиды.

Юлиан нахмурил брови. Он начинал понимать, о каком предмете говорил Сорвенгер, но не имел никакого представления о том, какую она представляет ценность.

– Как это связано со мной? – спросил он.

– Моритц Лютнер написал заявление в полицию, где указал, что именно ты её украл.

– Клевета. Я не брал её.

Сорвенгер повернул голову в сторону Юлиана. Его глаз не было видно из-за очков, но Юлиан осознавал, что прямо сейчас они изучали мимику лица юноши в надежде распознать ложь.

– Подозрения не бывают беспочвенными, – произнёс Сорвенгер, слегка приподняв уголок губ.

– Бывают, – противопоставил Юлиан. – Особенно тогда, когда обвинителю не нравится парень её дочери.

Сорвенгер улыбнулся, что вызвало у Юлиана приступ тошноты.

– Юношеская романтика… Признаться, и я скучаю по тем временам. В любом случае, эта ваза должна оказаться у меня.

– Какую ценность она предоставляет?

– Исключительную. Эта вещь не должна принадлежать ни Лютнеру, ни тебе. Поэтому, дабы избежать недопонимания между нами, ты должен принести её мне.

– Я говорил, что я не крал её.

– В любом случае – она должна быть у меня.

Сорвенгер не верил Юлиану. В этом не было ничего удивительно – две противоположности, несмотря на лесть, сказанную в адрес друг друга, никогда не проникнутся оппонентом.

– Я не смогу принести её вам, – сказал Юлиан.

Он прятал свой взгляд от Сорвенгера.

– Боюсь, у тебя нет выбора. Ты ошибаешься, если считаешь, что контролируешь ситуацию. Ты украл нечто, что принадлежит мне по праву. Либо, располагаешь фактами, указывающими на вора. Неосмотрительно с твоей стороны пытаться уйти от ответственности. Я пытаюсь забрать её наиболее мирным способом, и, это лучший подарок, что я могу преподнести тебе.

– Я понятия не имею, где её искать, – прошипел Юлиан.

– Тогда тебе придётся постараться. Ради меня. Себя. Своих друзей.

Юлиан едва не вскочил с места.

– Это угроза? – спросил он.

– Ты услышал угрозу в моих словах?

– Вы упомянули моих друзей. Возможно, это вы стоите за нападениями на Йохана Эриксена и Хелен Бергер? Это какое-то предупреждение для меня?

– Я устал от необоснованных обвинений в свой адрес. Это оскорбительно для меня.

– Вы заслужили их, герр Сорвенгер.

Юлиан старался произнести эти слова гордо, смело и чувственно. Но предательская дрожь в голосе нарушила все его планы – он напомнил самому себе меланхоличного Йохана.

Сорвенгер почувствовал это. Сняв очки, он наконец показал Юлиану свои глаза – глубокие и пережившие немало боли и скорби, но от того не менее угрожающие и опасные. Они представляли собой зеркало – то самое, в котором можно увидеть не только себя, но и всё, что совершил их хозяин и на что был готов впредь – от убийства до предательства.

Юлиан не выдержал и отвернул голову. Он проиграл эту бесконтактную дуэль.

– Мы услышали друг друга, герр Мерлин, – нарочито медленно, дабы каждое слово отпечаталось в памяти, произнёс Сорвенгер. – Я в любом случае получу желаемое. Это лишь вопрос времени. И, если ты позволишь мне его сэкономить, не пожалеешь. В отличие от противоположного.

Юлиан не мог избавиться от чувства стыда, навеянного своим страхом. Он не должен бояться, ибо придя на эту встречу, априори был обязан быть смелым.

Пусть губы дрожат, а в глазах мутнеет. Пусть хочется заплакать и сбежать. Пусть хочется ненавидеть себя пуще прежнего. Он должен быть сильным. «Ради него, себя и своих близких».

Юлиан обязан высказать всё, что думал.

– Мы не договорили, – поднял голову он.

Речь должна была быть длинной. Сорвенгер услышит всё, что Юлиан думает о нём. И, даже если это повлечёт за собой смерть, он не пожалеет, потому что хотя бы пытался.

Но Сорвенгера больше не было рядом. Он исчез так же резко, как и появился.

Юлиан сидел на скамейке один. Глаза его были наполнены гневом, ноздри ежесекундно поднимались, будто не хватало воздуха, а челюсть сжалась так крепко, что вот-вот была готова раскрошить все зубы.

Но Сорвенгера более не было рядом.

Юлиан достал диктофон из кармана и нажал на кнопку паузы. Рука, в которой он держал его, начала дрожать, ибо юноша боялся, что случайно уронит этот невероятно ценный компромат.

Сорвенгер выступил на «пять с минусом». Он смог не только произвести впечатление, но и конструктивно высказать всё, что хотел. Руководствуясь принципом осторожности, он вышел бы из словесной дуэли победителем, но, как ему предстоит позже узнать, любая хитрость познаётся в сравнении.

Он вновь недооценил Юлиана, и теперь ничто не спасёт его от правосудия. Сорвенгер уверовал в то, что оппонент боится его, поэтому вряд ли мог даже предполагать, что окажется обманутым.

Юлиан встал со скамейки и поднял голову вверх для того, чтобы рассмотреть безупречно голубое весеннее небо. Он почувствовал головокружение, сопровождаемое тошнотой, и попытался зачерпнуть ртом глоток свежего воздуха.

Сорвенгера больше нет рядом, а значит, можно спокойно дышать. Но нечто сдавливало грудную клетку. Юлиан не чувствовал себя победителем, потому что на данный момент сделал лишь первый шаг к достижению цели.

Вскоре предстоит сделать второй и третий, а за ними и последний. Юлиан не сможет прийти в состояние душевного равновесия до тех пор, пока не уничтожит Сорвенгера.

Поэтому, осознав ценность каждого мгновения, он немедленно зашагал в сторону выхода из центрального парка.

– Хвала богам, ты жив! – восторженно воскликнул Гарет и крепко обнял Юлиана.

Неожиданно и неловко.

Гарет был искренне рад – это Юлиан понял не только по его глазам, но и по мимике. Он был одет не в привычную домашнюю чёрную футболку с изображением какой-то рок-группы, а в такого же цвета облегающую рубашку – одну из многих, в которых его можно было увидеть за пределами общежития. Это навевало мысли о том, что он готовился к настоящему торжеству.

Юлиан был не против. В последнее время случалось слишком много неприятностей для того, чтобы упустить столь весомый повод поликовать.

– Мне бы вырваться, – едва скрывая улыбку, произнёс Юлиан.

Гарет кивнул и наконец отпустил его.

– Не хочу ждать ни секунды, – сказал он. – Ты смог? Скажи мне, что ты всё смог!

Слегка повернув голову налево, Юлиан изобразил коварную улыбку. Вытащив диктофон из кармана, он поднял его над головой, после чего громко сообщил:

– В моих руках находится гильотина для Якоба Сорвенгера! После этого… Ему конец.

– Было страшно? Он хотел убить тебя?

– Он не настолько ужасен, насколько мы считали. Он всего-навсего… Зазнался. Имея это, мы за несколько дней растопчем его.

Юлиан протянул Гарету диктофон. Тот волнительно дрожащими руками выхватил его.

– Подумать только, – не переставал улыбаться он. – Юлиан Мерлин… И впрямь настоящий Юлиан Мерлин. Борец за справедливость, бесстрашный волк, разрушитель репутаций… И просто славный парень.

Дождавшись, когда Юлиан сядет на кровать, Гарет нежными движениями положил диктофон на стол и выждал несколько секунд для нагнетания атмосферы. Когда напряжение схлынуло, он наконец нажал на кнопку, запускающую процесс уничтожения Якоба Сорвенгера.

Прошло несколько секунд. Юлиан слышал доносившиеся из диктофона звуки шумящих деревьев и детского смеха. Слышались шаги прохожих и лёгкий скрип скамейки. Казалось, что он узнавал даже биение своего пульса.

Но он не слышал ни своего голоса, ни голоса Сорвенгера.

Спустя три минуты Гарет не выдержал и постучал диктофоном об стол.

– Он точно работоспособен? – спросил Юлиан.

Он всё ещё тешил себя надеждами о том, что Гарет всё исправит.

– Уверен на сто процентов, – сосед положил диктофон на место.

– Тогда как это объяснить?

Восторженность пропала, но ещё не успела смениться подавленностью. Считавший ещё несколько минут назад себя победителем, Юлиан всё ещё не осознавал, что на самом деле он не герой, а прохвост.

– Судя по всему, ты записывал молчание.

– Он сломан… Гарет, ты дал мне сломанный диктофон!

– Я всё проверил! – обвиняющим тоном ответил младший Тейлор.

– И что? Выходит, ни с каким Сорвенгером я не разговаривал? Я сидел в парке в гордом одиночестве и сформулировал диалог в своей голове? Так ты считаешь, да? Я же сумасшедший?

Юлиан понимал, что напрасно в чём-то обвиняет Гарета. То, что случилось, являлось целиком и полностью его проблемой, в которой не было ни правых, не виноватых.

– Выходит, что мы ничего не понимаем, – спокойно отреагировал Гарет.

– Какой же я дурак… Наивный ребёнок. Поверил в то, что Сорвенгер сам вложит мне в руки козырь. Как я мог подумать, что поставлю детский мат человеку, который провёл вокруг пальца весь Союз Шмельцера?

– Это и впрямь было наивно. Но мы должны были попытаться. Самое главное, что ты выбрался оттуда целым и…

– Гильотина… Полнейшее уничтожение врага… Безоговорочная капитуляция.

Юлиан ощущал себя мыльным пузырём, который вот-вот лопнет, уничтожив при этом половину Свайзлаутерна.

– Успокойся, – встал со стула Гарет. – Мы должны выжать максимум из того, что у нас есть.

– У нас есть пустая плёнка и шизофреник, придумавший себе злодея, который способен изменить память сразу всем людям на планете.

– У нас по-прежнему есть возможность, – сделал акцент на последнем слове Гарет. – Во-первых, ты наконец убедился в том, что Сорвенгер существует.

– Я убедился в том, что сошёл с ума.

– Ты раздражаешь меня, Юлиан. С таким настроем тебе не помогло бы даже чистосердечное признание твоего врага. О чём вы говорили? Что ты узнал от него? У тебя есть хоть какие-то подозрения касательно его дальнейших планов?

Гарет был прав. Юлиан являлся источником бесконечного нытья, плохого настроения и самой настоящей человеческой слабости. Однажды он испытает чувства стыда за это, но на данный момент он ощущал лишь жалость к себе.

– Сорвенгер слишком грамотно всё маскировал, – сказал Юлиан. – Он признался в том, что являлся пособником Молтембера и убил Ривальду Скуэйн, но это я и раньше знал. Свою же причастность к убийству мэра и его советников он категорически отрицает.

– Быть может, он и впрямь ни при чём?

– Нет, такого не бывает. Не в этом городе. Не в моей жизни.

– Что ещё ты услышал?

Юлиану было сложно конструктивно собрать диалог в нечто краткое и целое даже внутри своей головы, не говоря уже о словах. Но он попытался.

– Имел место шантаж, – произнёс он. – Ваза, которую кто-то украл у Лютнеров… Всё было из-за неё. Он пригласил меня для того, чтобы я отдал её ему.

– Ваза? – приподнял брови Гарет. – Я не ослышался? Рейнхардту нужна ваза? Он хотя бы намекнул тебе, каким образом намеревается использовать её для обретения власти?

– Это ваза Артемиды. Возможно, какой-то мощный артефакт? Слышал о ней? Ты же знаешь всё, Гарет.

– К великому сожалению, не приходилось. А это значит, что ничего интересного она собой не представляет, потому что иначе я бы знал, уж поверь мне.

– Тем не менее, она очень нужна Сорвенгеру, – сказал Юлиан. – Настолько, что он намекнул мне, что мои друзья могут пострадать.

– Так же, как Хелен и Йохан.

– Думаю, да. Если я не отдам ему эту вазу.

– Которой у тебя нет.

– Которой у меня нет, – повторил Юлиан.

Несколько секунд они молчали, смотря друг другу в глаза.

– Тогда чего мы ждём? – выпалил Гарет.

Юлиан почувствовал некоторое облегчение, когда услышал нотки позитива в голосе соседа. Отчего-то это придавало спокойствия и уверенности, ибо чётко ощущалось, что в тот момент, когда Юлиан будет готов опустить руки, Гарет не позволит ему этого сделать.

– Что ты имеешь в виду?

– Самое время для того, чтобы найти эту вазу.

– Постой. Нельзя отдавать Сорвенгеру её. Мы не знаем, какая сила в ней содержится и как он ей распорядится. Что, если он…

– Никто не собирался ничего ему отдавать. Мы найдём вазу для того, чтобы получить преимущество. Мы разработаем план, и уже тогда сами сможем его шантажировать.

– Каким образом?

– Придумаем тогда, когда найдём её. Нужная чёткая последовательность действий. И, пока мы должны выполнить первый пункт.

Юлиан начал забывать, когда в последний раз порядком высыпался. Каждое утро, глядя в зеркало, он с ужасом наблюдал за тем, как увеличиваются синие круги под его глазами. Казалось, он начинал худеть, но окружающие утверждали, что всё обстоит совсем не так.

Юлиан становился невнимательным и всё более раздражительным. Его злило практически всё: Пенелопа, не перестающая находиться в компании Аарона, Йохан, негативно настроенный в отношении Юлиана, Хелен, призывающая успокоиться и собраться и даже Гарет, заставляющий себя ненавидеть из-за своего оптимизма.

Они не осознавали того, что подавленность Юлиана вызвана беспокойством за них. Он чувствовал не только ответственность, но и вину перед ними. Не будь его рядом, с Йоханом и Хелен всё было бы в порядке.

И он не переживал бы за то, что та же участь может настигнуть кого-то ещё. Первыми в очереди стояли Гарет и Пенелопа. Несмотря на некоторую ненависть в адрес последней, ему тяжело было осознавать, что из-за него пострадает и она.

Юлиан не желал ей зла, пусть временами и думал иначе. Врагом номер один являлась отнюдь не она, а новоиспечённый Якоб Рейнхард – неуловимый человек-призрак.

Последующие два дня Юлиан ночевал не у Магдалены, а в общежитии. Скорее всего, девушка была расстроена, но Юлиан ничего не мог поделать с собой.

Он знал, что нахождение рядом с Магдаленой тоже подвергло бы её опасности. Если Сорвенгер увидит Юлиана рядом с ней, справедливо посчитает, что она является близким для него человеком, а значит, и потенциальной жертвой.

Юлиан не был готов на такой риск.

Однако, эта причина была лишь второй по значимости. В первую очередь, он хотел несколько ночей провести в одиночестве для того, чтобы рассмотреть все возможные варианты развития событий.

В голове всё переплеталась, и ни одна из мыслей так и не оказалась чёткой.

Хелен пыталась шутить, но Юлиан прилагал все усилия для того, чтобы пропускать её слова мимо ушей. Похоже, девушку это нисколько не расстраивало, ибо главным её желанием было не быть услышанной, а выговориться.

Занятия закончились, и Юлиан неспешным шагом рассекал площадь внутреннего двора академии. Все студенты ходили группами по два-четыре человека, но Юлиан вынужден был остаться один, потому что Хелен, едва увидев Гарета, мгновенно забыла своего друга и кинулась в объятия своего парня.

Юлиан мысленно пожелал им удачи. Неловко было осознавать, но её исчезновение вызвало у юноши лёгкое облегчение.

Но вскоре оно сменилось шоком, потому что у главных ворот Юлиан увидел Магдалену. В любой другой ситуации его обрадовало бы это, но прямо сейчас всё обстояло иначе – подле неё стоял Браво.

Он был повёрнут спиной к Юлиану, но перепутать с кем-то другим его было невозможно. Во всей академии был только один такой коротышка, который, благодаря высоким каблукам Магдалены, смотрелся ниже её.

Юлиан дал себе обещание не рубить сгоряча, но его нынешнее состояние обнулило все заветы.

– Что здесь происходит? – громко и требовательно спросил он.

Удивлённая Магдалена встрепенулась, а Браво недовольно повернул свою голову.

– Юлиан? – произнесла девушка. – Ты здесь?

– А где мне ещё находиться? – спросил он. – Не говори, что ты не знала, что здесь учится не только он, но и я.

Похоже, Магдалена растерялась.

– Я пришла к тебе, а этот мальчик…

Аарон приподнял руки вверх, изображая капитуляцию.

– Всё-всё, мне пора, – улыбаясь, произнёс он, после чего неспешными шагами отправился прочь.

– Стоять! – крикнул Юлиан.

Внутренний двор затих в это же мгновение.

– Нарываешься, Мерлин? – спросил Аарон.

– О чём ты говорил с ней? Зачем вообще подошёл?

Магдалена сделала несколько шагов в сторону и спряталась за спиной Юлиана. Ему казалось, что эта самая спина стала такой широкой, что за ней могли разом скрыться сразу несколько девушек такого размера.

– Он сказал, что сегодня ты не на учёбе, – прошептала Магдалена. – Что ушёл с какой-то девушкой.

Юлиану больше не требовалось объяснений.

– Тебе мало того, что ты отобрал у меня? – громко спросил он у Аарона.

Юлиан желал, чтобы это слышали все находящиеся во дворе студенты.

За спиной Браво разом образовалась его компания, состоящая из шестерых высоких парней. В сторону же Юлиана подбежали и его защитники – Гарет и Хелен.

Силы были неравными, но Юлиан не чувствовал потребности в союзниках для того, чтобы растоптать Браво.

– Уходи подобру-поздорову, – дерзко произнёс Аарон. – Что смотришь? Вали отсюда!

– Ну уж нет, – решительно ответил Юлиан. – За то, что ты сделал, ты ответишь сполна. Твои дружки вынесут тебя отсюда вперёд ногами, мерзкий ублюдок.

Аарон улыбался. Похоже, негатив пробуждал внутри него возбуждение.

– Ты ещё ничего не понял? Ты – пустое место здесь. И я буду делать с тобой всё, что мне захочется. И ты не скажешь ни слова против, Мерлин. Ты забыл, что было в прошлый раз?

– Не забыл. Я помню, как один мелкий трус побоялся принять мой вызов и спрятался за спинами «друзей».

– И мне совсем не стыдно. Потому что, по крайней мере, они у меня есть. В отличие от тебя. Кто твой друг? Эриксен? Это вечно дрожащее животное?

Хелен не выдержала и, задев Юлиана плечом, выскочила вперёд:

– Ещё слово и ты…

– И что? Бергер, ты серьёзно? Смотрите! – Браво поднял руки вверх. – Как вам защитница Мерлина? Всем страшно?

Толпа дружно засмеялась. Боковым зрением Юлиан заметил подоспевшую Пенелопу, которая, схватив Аарона за руку, развернула его.

– Что ты делаешь? – спросила она. – Ты же обещал мне!

– Он сам напросился, – ответил ей Браво и нежным движением отправил в сторону.

Сердце Юлиана заколотилось с бешеной скоростью. Он и представить не мог ранее, что когда-то увидит двух своих последних девушек рядом друг с другом.

– Хороший у тебя вкус, Пенелопа, – вышел вперёд Гарет. – Я многократно слышал, что девушки предпочитают плохих парней. Но, похоже, ты перепутала плохого парня с убогим.

– Ты кто ещё такой? – искренне удивился подобной дерзости Аарон.

Гарет сделал несколько грациозных шагов вперёд, оказавшись нос к носу с Браво.

– Слышал о парне по имени Гарет Тейлор?

Улыбка на лице Браво стала менее очевидной.

– Да, слышал. И что?

– Знаешь, что я сделаю с тобой за то, что ты оскорбил мою девушку?

– А где тут твоя девушка?

– Отгадай с третьего раза.

Аарон задумался. Наверняка, не над тем, кто же является девушкой Гарета, а над чем-то другим. Юлиан не до конца знал младшего Тейлора, но реакция Браво позволяла сделать вывод, что он был далеко не последним человеком в этих стенах.

– И что? – спросил Аарон. – Пожалуешься папаше? Думаешь, мне страшно?

– Думаю, да. У тебя нижняя губа непроизвольно шевелится. Напомни-ка, кто тут вечно дрожащее животное?

– Ты не дождёшься извинений от меня, – собравшись, решительно произнёс Браво. – Если хочешь поговорить, то позже. Один на один. Не при свидетелях.

– Так может и с Мерлином стоило говорить один на один?

– Ты не знаешь, кто он такой.

– Его я знаю, а тебя нет. Пока лишь я вижу перед собой робкого щенка, который пытается самоутвердиться за счёт других и подло строит козни за спиной.

– Он заслужил всё это, – прошипел Браво.

Юлиан услышал, как за его спиной плачет Магдалена.

– Это не тебе решать.

– Не начинай конфликтов со мной, Тейлор. Оставь Мерлина мне.

– Гарет, – вмешался Юлиан. – Я и один справлюсь.

– Ты будешь извиняться перед Хелен? – в последний раз спросил Тейлор-младший у Аарона.

– Пошёл ты.

Ответ Гарета не заставил себя долго ждать. Хлёстким, выверенным и техничным ударом правой рукой он изящно попал прямо в челюсть Браво, заставив того неуклюже отшатнуться и потерять ориентацию. Он бы упал, но обошлось: помогли друзья, находившиеся сзади.

Пенелопа громко закричала, но Аарон проигнорировал её. Отмахнувшись от товарища, который поймал его, он потряс головой и, приняв боевую стойку, пошёл в сторону Гарета.

В отличие от Пенелопы, Хелен зааплодировала, но Юлиан не мог поддержать её, ибо прямо сейчас ему и Гарету предстояло драться вдвоём против семерых.

Естественно, Юлиан его не бросит. Даже в этом случае, потому что победой тут и не пахло. Аарон не станет изменять своим традициям и не откажется от возможности использовать численное преимущество, потому пошлёт в бой всех, кто стоит сзади него.

Юлиан не умел драться, но всё же принял оборонительную стойку. Боковым зрением он заметил, как Хелен пытается успокоить рассерженную Магдалену.

Браво сделал несколько ложных замахов, после чего кулак его правой руки со скоростью гепарда и мощью медведя отправился на свидание с лицом Гарета. Обороняющийся приготовился уклониться, но ему не хватило нескольких мгновений, потому что в ту же секунду он застыл в неестественной позе.

Та же участь постигла и его оппонента: Браво превратился в самую некрасивую статую в Свайзлаутерне, особенностями которой были перекошенное лицо, наполовину закрытые глаза и оттопыренная нижняя губа.