Камень: Ленинград 41-го
– Что кричите? Случилось что?
– Нет, – ответил Ванька, – сестра переживает за родителей.
– Понятное дело. Коли не шпионы, найдем мы ваших родителей, а покуда – сидите. Вот что… Возьмите, – подойдя к Ваньке, сказал солдат и протянул два кусочка сахара. Затем вышел, закрыв дверь. Ванька сунул сахар в карман, а Лиза заплакала. Ваня успокаивал сестру, но сам периодически начинал паниковать и погружался в раздумья.
Через два часа детей отвели к майору.
Майор прокручивал в голове возможные варианты. Всё никак у майора не сходилось. Вроде дети, а приборы при них загадочные. Говорят по-русски хорошо, да и акцента нет.
– Ваня и Лиза, расскажите мне, пожалуйста, откуда Вы? И откуда у вас всё это?
– Я же уже говорил, это телефон. А это жвачка, шоколадка и книга.
– Это я уже понял, говорил он! Но почему на иностранном языке написано?
– Так их заграничные компании делают. В России много чего продают.
– Нет России, мальчик, есть товарищ Сталин и Советский Союз. Сейчас идет война. Таких шпионов, как вы, много. Были у нас дети как-то здесь, оказались диверсантами. Кто бы мог подумать, ракетчики… Самолеты немецкие наводили на цели. Так фашисты склад разбомбили, затем еще два объекта. В общем… Признавайтесь! – треснув по столу кулаком, выкрикнул майор так, что чашка на столе вздрогнула, а его очки в круговой оправе покосились. – Говорите толком кто и откуда!
– Из 2018 года. Живем в Санкт-Петербурге.
– Ленинград, Ваня, Ленинград! Научили тебя в разведшколе неверно.
– А книга на английском языке зачем?
– Моя сестра учит, – ответил мальчик.
– Понятно… Токарев, ты отведи их обратно. Завтра утром за ними приедут из НКВД. Они-то разберутся кто вы и откуда. Выводи детей завтра в восемь утра.
– Слушаюсь.
Ночью Лиза спала как на иголках: было холодно, в комнате «буржуйка» согревала плохо, поэтому Лиза спала в пальто. Ванька тоже не снимал пальто, больно холодно было и не спал всю ночь. Откуда-то издалека доносились одиночные взрывы, но это не мешало ему думать о маме и папе, о родном доме и как сохранить и защитить сестру.
Вдобавок не давали покоя мысли об этом самом камне. Сначала зеленые облака, затем синие… «Чтобы это могло значить», – подумал Ваня.
Мысли приходили в голову одна за другой, а тем временем с появлением первых лучей солнца началась бомбардировка. Затрубила воздушная тревога.
Раздался сильный грохот, дом сотрясло, и сверху на потолке что-то затрещало. Ванька заметил расходящуюся трещину, из которой вылезла головка большой неразорвавшейся при падении немецкой бомбы. Трещина начала разрастаться все больше и больше. Рука Вани снова полезла в карман и будто обхватила тот осколок камня, который забрал майор. На этот раз время словно остановилось, и перед глазами мальчика в темной пелене замаячило большое зеленое пятно на полу.
С зажатым кулаком Ванька кинулся в сторону лежащей на кровати сестры, к зеленому облачку. Им будто что-то двигало. Он был уверен, что это его сестра, то самое зеленое облачко перед ним. Он обхватил его и, словно интуитивно, резко потянул его за собой к мерцающему зеленому пятну на полу. Ванька разжал кулак, и дети закрыли глаза. Прогремел взрыв. Затем прогремел еще один, и его больно треснуло в ногу срикошетившим кусочком кирпича.
Когда скопившийся в воздухе мусор немного осел, в прежнем дверном проеме рядом с вывороченной дверью появился кот Тимофей, промяукав, будто позвал детей с собой.
Сверху заскрипела проходящая всё ниже, как сквозь масло, бомба. Лампочка то и дело мигала. Ванька поднял голову, и услышал крики, доносившиеся из коридора: «Товарищ майор погиб!». Началась суматоха. Было трудно разобрать, где и кто бежит. Только тени мелькали за дверным проемом.
Ванька резко встал и кинулся к сестре.
– Вставай, ну же, Лиза, вставай! – начал было потряхивать Лизу мальчик.
Лиза пришла в сознание.
– Бежим! Нам здесь долго оставаться нельзя. Мы домой должны попасть.
– Да, Ваня, конечно, – ответила сестра, пошатываясь.
Ваня выглянул в коридор – никого.
– Быстрее, давай руку. Туда, прямо по коридору.
В конце коридора на первом этаже не было стены. Снег мел сквозь разверзнувшийся потолок, а в воздухе повис едкий запах гари и дыма.
Дети пробежали мимо лежащего без дыхания часового, который прихватил Ваньку за ногу и сразу же ослабил хват, упав замертво. Рядом с ним, словно нарочно разбросанные, лежали вещи детей, среди которых Ванькин телефон. Как заметил Ваня, абсолютно целый, и остальные вещи, которые майор собирался убрать в сейф. Все, кроме того осколка. Ваня немедля прихватил телефон, а Лиза подняла шоколадку, и как только они вышли из здания, ноги тотчас по колено утопли в снегу. Медленно пробираясь через толщи белой массы, дети удалились на безопасное расстояние от дома, который упорно бомбили фашисты. Сверху пролетали немецкие бомбардировщики юнкерсы. Обернувшись, дети увидели мощный всплеск смеси земли, снега и камней. Рухнула одна из стен здания комендатуры. Затем самолеты скрылись.
Дети прошли еще три квартала и зашли в один из подъездов. Внутри подъезда, поднявшись на второй этаж по заснеженным ступенькам, обессиленная Лиза села на покрытую коркой льда ступеньку, немного припорошенную снегом, и начала плакать. Ванька присел, обнял сестру и начал ее успокаивать. Снежинки проникали прямо в подъезд и оседали рядом с детьми.
Смотрел Ванька на снежинки и думал на этот раз о том, что идет война. Что они совсем одни, что нет ни мамы, ни папы, нет дома, нет еды.
Раздумья Вани прервали шаги вошедших в подъезд мальчика с девочкой. Девочка поднимала санки, а мальчик с трудом нес ведро, в котором вода, как заметил Ванька, еще не до конца успела замерзнуть. Они приостановились, увидев сидящих на ступеньках детей.
С виду вошедшие мальчик и девочка были очень худые. Лица вытянутые и бледные, кожа немного обвисшая, лица были перепачканы сажей.
– Как вас зовут? – с трудом сказал мальчик, окинув взглядом Ваню и Лизу.
– Я Ваня, это моя сестра – Лиза.
– Как вы здесь оказались?
– Мы очнулись в разрушенном доме. Вы нам все равно не поверите…. Мы из будущего.
Мальчик и девочка переглянулись.
– А меня, Вася звать, а это моя сестра Надя… Почему ж не поверим, – взглянув на телефон Вани, произнес он. – Ну и как там, в будущем? Победили фашистов?
– Победили. Каждый год 9 мая проходит военный парад в честь Дня Победы. Мы даже на нем с Лизой были в прошлом году.
– Мы все верим в победу, мама постоянно говорит, что мы победим, и скоро враг будет разбит. Есть ли у вас там мама и папа?
– Есть, ответила Лиза, и по щеке покатилась слеза.
– Знать переживают. Нашего папу убило по дороге на работу на завод месяц назад, а мама дома лежит больная. Истощена, нам втайне часть своего пайка отдавала вначале. Сейчас мы уж не берем. Свое отдаем, так она не ест, жалеет нас. Хлеба-то нынче совсем мало по карточкам дают в булочной. Брат Витька помер неделю назад от голода. Я это к чему говорю… Дети вы такие же, как и мы. У вас тоже есть родители, которые вас любят. У вас тоже есть Родина, вы тоже живете в нашем родном городе. Родители вас наверняка ждут и переживают… Пойдемте к нам, поможем вам, чем можем. Согреем. Познакомим вас с нашей мамой, братьями, которых приютили два месяца назад. Холодно тут. Пойдемте внутрь.
Ванька помог дотащить второе ведро, которое Василий оставил у входа в подъезд на вторую ходку. Поднимались они на третий этаж в квартиру номер одиннадцать. Как показалось Ване, лестничные пролеты здесь большие, идут по спирали. Ступеньки во льду, поэтому приходилось крепко держаться за поручень, поднимаясь с ведерком вверх.
– Вот мы и пришли, – сказал мальчик.
Дети вошли внутрь квартиры. Впереди растянулся пустой длинный коридор, в котором было шесть дверей. На стуле горела свеча, за счет которой можно было разглядеть очертания дверных проемов.
– Наша дверь вторая налево. За первой дверью жил Иван Иванович с женой. Он на фронте погиб. Матрена Васильевна умерла после того, как похоронка пришла. В следующей двери живет дядя Степан, тетя Марья, их дочь и двое внуков. В остальных комнатах проживали соседи, но все уехали в эвакуацию.
Вася распахнул дверь. В левом углу комнаты, потолок которой давно потемнел от копоти, на кровати лежала женщина. Рядом с кроватью стоял стол, на котором разместилась керосиновая лампа. На стене рядом с кроватью висели настенные часы, стрелки которых остановились на двенадцати, с установленным в них осколком зеленого камня. Точно таким же, какой нашел Ваня! А между двумя окнами висел какой-то круглый металлический предмет. В правом углу стояла «буржуйка», от которой труба дымохода выходила прямо в окно. Частично затеняющие окно темные шторы были отодвинуты влево, а само окно заклеено крест-накрест бумажными белыми полосками.
На полу, укутавшись, лежали два мальчика. Один из них дремал. И, услышав, что дверь приоткрылась, тотчас приоткрыл глаза.
– Это наша мама, Анастасия Владимировна, – повернув голову к Ваньке и Лизе, сказал Вася,
– Здравствуйте, – в один голос промолвили Ваня и Лиза.
– Мама, в подъезде мы нашли Ваню и Лизу, они потерялись, разреши мы им поможем, пусть они живут с нами.
– Ну коли нашли, пусть живут, – еле-еле прошептала мать. Прошу, подойдите ко мне, хоть посмотрю. Как вас зовут? – приподняв голову, сказала женщина. Ее голос походил на голос очень старого человека. Подойдя ближе, они увидели женщину, все лицо которой было усыпано морщинами, под глазами были фиолетовые впадины, а ведь ей всего тридцать лет!
– Меня – Ванька, а это моя сестра – Лиза.
– Откуда Вы?
– Потерялись мы, тетя.
– Мама, – встрял Вася, – они из Ленинграда, их дом разрушен, у них нет родителей.
– Меня зовут Анастасия Владимировна, называйте меня, пожалуйста, тетя Настя, – сказала она и прокашлялась. – У нас там хлебушек чуть-чуть есть, дайте им покушать, – распорядилась мать.
– Нет-нет, спасибо, – сказал Ванька, вспомнив, что вчера вечером их изрядно покормили в комендатуре.
– Да, мы не голодны, – поддержала брата сестра, мы совсем не голодны, спасибо вам.
Мать недоуменно взглянула на детей, приоткрыв глаза и приподняв брови.
Тут Ваня, окинув взглядом комнату, подумал: «Каково это? Семья, которая приютила нас, хочет отдать последнее. В комнате стоит два ведра с замерзжшей водой. А на столе несколько маленьких с палец кусочков хлеба, поджаренных на верхней части «буржуйки». И это при наличии четырех детей у тети Насти!».
– Ваня и Лиза, – прервал размышления Вани Василий, знакомьтесь, это наши младшие братья – Петр и Константин.
– Здравствуйте, – еле промолвили лежащие на полу ребята, укутанные в пледы.
Родители их погибли при немецком артиллерийском обстреле, – мальчик закашлял, – однажды с мамой возвращались из булочной. Смотрим, сидят неподалеку от булочной дети. Некоторые на их месте хлеб просят, а они даже не спросили. У меня выпал завернутый в ткань хлеб, так Костя поднял его и протянул мне. Жалко их стало. Приютили мы их. За это время они стали для нас родными… Если захотите пить, то зачерпывайте в ведерке кружкой и в чайник, – добавил Вася. – Будем воду кипятить, попьем тепленькую. Как холода грянули сожгли в «буржуйке» стулья, да шкафчик. Столик вот остался, а сейчас книги дожигаем, – показал рукой Вася на стопку потертых толстых книг, сложенных в углу. – Потом будем дрова подыскивать.
Вот так и разговаривали, весь оставшийся день дети. Мать спала.
В ходе разговора Лиза и Ванька описывали будущее, прежде всего военный парад. Дети внимательно и с интересом слушали.
Когда Лиза рассказывала очередную историю, она решила поправить куртку и обнаружила у себя в кармане шоколадку, вспомнив про нее и комендатуру.
Она сразу же предложила разделить ее на пять частей. Один кусочек – тете Насте и четыре ее детишкам. Но мать наотрез отказалась, а дети с удовольствием съели разделенный на четыре ровные дольки батончик с карамелью и шоколадом.
Вскоре в комнату зашел крепкий седовласый мужчина, на вид лет семидесяти. Его грудь окутывала когда-то белая, но сейчас запачканная сажей рубаха, на плечи было накинуто черном пальто. На самом деле ему 52 года. Голод сделал его таким. Его нос вытянулся на фоне густых усов, а щеки впали.
– Анастасия Владимировна, простите за беспокойство, я слышал кто-то пришел, – войдя, сказал он. – Вот, дуранды вам принес, – протянув небольшой кулек, сказал он. – К тому же, я обещал забрать часы посмотреть. Стрелки стоят, – разглаживая усы, добавил он.
– Спасибо, Степан. Приютили мы этих детей. Одни ведь, – ответила тетя Настя. – А часы берите. Буду Вам очень благодарна, если посмотрите.
– Как звать? – спросил дядя Степан, подойдя к детям и присев на корточки.
– Ваня, а это моя сестра, Лиза.
– Очень приятно, ребята. Живу я в соседней комнате. Марья Николаевна, дочка наша Соня, да два внучка, младшенькой Сони дети – Андрей четырехлетний и семилетний Юрка. Сын старший на фронте. Так что заходите в гости, – сказал он, поднялся и снял со стены часы. – А сейчас мне пора. Завтра, дети, пойдете за хлебом в булочную, потом за водой, а потом я с вами за дровами для «буржуйки». А пока отдыхайте с Лизой. Пойду, – сказал дядя Степан, закрыв дверь, и подмигнул Ване на прощание.
В ходе разговора Ванька обратил внимание на тот круглый тарелкообразный металлический предмет, закрепленный между окон на стене.
– А что это, – показав на тарелку на стене, спросил Ванька.
– Репродуктор, – ответила Надя. – Бомбят и обстреливают город часто, и он тогда объявляет, чтобы предупредить товарищей, чтоб они спрятались.
– А когда начинает темнеть, нам обязательно нужно закрывать шторы, – вмешался в разговор Вася, – они нужны для светомаскировки во время бомбежки. Ни один луч света не должен проникать в окно и нельзя зажечь керосиновую лампу, пока их не закрыл. По улице ходит патруль. Если шторы не закрыты, патруль сразу же увидит.
Василий, демонстративно подойдя к окну, потянул за белую полоску ткани. Тотчас начала спускаться черная занавесочка. Затем снова потянув за нее, он поднял занавеску обратно.
В этот момент репродуктор заговорил: «Воздушная тревога! Воздушная тревога! Внимание! Внимание! Говорит штаб местной противовоздушной обороны города. Воздушная тревога!».
Послышался гул летящих бомбардировщиков. Эхо разрывающихся снарядов заполнило комнату. Дом начало трясти.
Будто не замечая этого шума, вибрации, исходящей от дома, Вася начал:
– Раньше мы ходили в бомбоубежище, а если не шли, то нам в дверь дружинники стучали, призывая идти с ними, а теперь сидим вот в комнате. Уже просто нет сил так часто туда ходить. Ведь надо спуститься с третьего этажа, дойти до дома, в котором оно находится, ждать там, а потом идти назад и опять по лестнице вверх… Лучше уж воды принесем маме.
Сверху раздался треск. Они обмерили взглядом потолок, с которого посыпались куски лепнины. Видимо, один из снарядов попал на крышу, потому что дядя Степан с соседом, который жил этажом ниже, отправился на чердак с криком: «Да что ж такое! Опять чертова «зажигалка» наверху!»
И вернулся дядя Степан примерно через час после окончания бомбежки. Со стуком открыв дверь и тяжело вздыхая, произнес:
– Вода на чердаке замерзла, еле потушили «зажигалку» эту… Мы ее прям в бочку со льдом запихнули, он и расстаял, – стирая рукавом пот со лба, добавил он.
Ребята говорят, что падала эта зажигательная бомба уже на их крышу несколько раз. Такую бомбу нужно было поместить в бочку с водой, взяв «зажигалку» специальными железными клещами. Падая, бомба «прошивала» крышу и попадала на чердак. Еще они рассказали, что, «прошивая» крышу, она воспламеняла деревянные стропила, расположенные под кровлей, которые формировали каркас крыши. Их тоже необходимо было тушить, помимо самой бомбы, а иначе дом загорался.
Размышленья Ваньки прервали шаги: тетя Настя приподняла руку и жестом пригласила стоящего в дверном проеме дядю Степана войти.
Тот сделал еще пару шагов вперед в своих истоптанных сапогах и махнул рукой.
Вот фашисты! Поди они промахнутся! Немец зря снаряды не швыряет! Бомбит, сволочь фашистская! Бомбит заводы, бомбит дома, детей сколько гибнет! Благо живем на третьем этаже и не замечаем сильно разрывов. Первые этажи вон оно как разворотило, осколки первым делом туда летять! Вспомнить только семью Котловых… – продолжил дядя Степан и перевел взгляд на Ваню и Лизу. – Как-то приелось всё, сначала страшно было Ваня, потом приспособились. Вот если б не Анастасия Владимировна, мы б пропали. Приспособила нас всех. Раньше ходила, всё делала, а теперь слегла от недоедания, сил-то нет. Водопровод замерз. Электричество отключили. Дети сами теперь и за водой ходять и хлеб получать. Молодцы, и своей мамке помогут и мне. И мы им, чем можем. У нас ведь запасы дуранды еще не кончились, делимся с соседями. С нами не пропадешь! Вот что… Пойду я к Марье Николаевне, жене моей. Устал что-то.
На этом дядя вышел.
– Темнеет, – сказала мама, – дети, закройте шторы.
Шторы закрыли и затем зажгли керосиновую лампу. Поверхность стола осветилась легким дрожащим огоньком. На настенных часах было почти четыре часа дня.
Вася поднялся.
– Будем есть, – разливая из кипяченого чайника воду в чашки, произнес он, – подходя к столу. – Так, вот водичка кипяченая, кружки четыре. Сначала мама, Надя, Лиза и Костя попьют, потом налью Петру, Ване и себе. А пока, вот, кусочек маме, вот Наде, – продолжил Вася, раздав каждому по пальчику хлеба.
– А это вам ребята, – протянув нам по палочке хлеба, произнес он. – Завтра пойдем в булочную отоваривать карточки. У нас осталась карточка Витьки, брата нашего покойного. Вот так и проживем. Надо вам тоже карточки получить будет попробовать.
– Чтоб карточку получить уйдет несколько недель в Райсовете… Больно долго… – проснувшись прошептала мама.
– Да, мама, – продолжил Вася, это очень долго… – Значит пока будем есть то, что по маминой, моей, Надиной карточкам дают, по карточке Петра, Константина и покойного Витьки. Не сообщали мы, что он помер, а то б карточку отобрали. Да и никто не проверял пока.
Вася приблизился к свертку дяди Степана, и извлек из него какие-то серые квадратики, протянув Ване и Лизе по одному.
– Возьмите, это дуранда. Кладите кусочек в рот и обсасывайте.
Ваня положил его в рот. Вкус напомнил ему подсолнечное масло. Квадратик был жесткий, как камень, умещавшийся на ладони. Вкус пропал быстро, и Ванька положил кусочек на стол.
Вскоре на детей накатила усталость, и они легли спать, хотя было только шесть часов вечера. Разговаривать уже не было сил. Лиза уснула, а Ванька опять не мог заснуть. В животе урчало, потому что не привык Ванька так мало есть. А ведь так каждый день здесь! Надо еще за хлебом сходить, за водой, за дровишками. На все это нужны силы. А какие силы в голоде. Тут сила воли нужна, тяга жить, чувствовать себя нужным. Чувствует Ваня, что нужен сестре, семье, которая их приютила. Может даже не просто думал, а переосмысливал свою жизнь, жизнь ребенка. Репродуктор то и дело включался и делал объявления, начинался грохот, потом всё затихало. В конце дня Лиза проснулась, и дети получили еще по пальчику поджаренного хлеба. Так прошел день.
Глубокой ночью, смотря в потолок и думая о родителях, Ванька услышал скрип у двери. Она приоткрылась и дядя Степан, освещенный догорающей свечкой, махнул мальчику рукой, будто приглашая его. Ваня поднялся с пола, осторожно откинув шубу, которой он укрывался, помимо своей, в которую он был одет.
Покинув комнату, мальчик направился за дядей Степаном, за которым приятно тянулся запах жженого воска. Они вышли на лестничную клетку и стали подниматься вверх по занесенной снегом лестнице.
– Я сегодня дежурю на чердаке, Ваня. Решил показать тебе наш город, хоть и война идет и пылает город, дымится, но не теряет своей красоты. Не отдадим мы его врагу, – вполголоса сказал он.
Наконец показалась дверь чердака. Приоткрыв ее и пройдя внутрь, дядя Степан начал:
– Пойдем с тобой на крышу ненадолго, вон, видишь окно… – кивнул дядя Степан в сторону окошка, расположенного у ряда деревянных балок, к которому подходили деревянные ступеньки. – А теперь потушим свечу, – дунув на нее, сказал дядя Степан. – Не будем привлекать внимания патруля.
Они прошли по ступенькам вверх и оказались на пологой крыше, покрытой железными листами. С одной стороны виднелась большая кирпичная труба. Снег прекратил идти, и впереди открылся целый океан крыш с «плавающими» в нем трубами. То и дело сияли вспышки, воздух прочесывали прожекторы, хлопали зенитки, а вдали с одной из крыш начала подниматься красная ракета, а затем еще одна от другого здания.
– Ваня, это сигнальщики, предатели и диверсанты, которые подсвечивают важные места в городе для бомбежки немецкими самолетами. Ловят их, отслеживают. Вот на соседней крыше на прошлой неделе поймал капитан Петров одного, как сейчас помню. Весь дом только об этом и говорил. Вон река, а вон булочная наша. Видишь?
– Да, дядя Степан. Красиво тут…
– Конечно, Ваня, освободим от врага нашу землю, я тебе такие места покажу здесь. И не такое увидишь. Сын у меня на фронте, а я здесь. Помочь бы, да тут тоже война идет, мы в кольце. Пока пишет письма, моя душа за него спокойна, – дядя Степан тяжело вздохнул, опустив голову, и продолжил:
– Вот ты как думаешь на войне ли только те, кто на фронте? Отвечу я тебе, нет, Ваня, все мы на войне. Делаем одно дело, наше дело правое. А думали ли фашисты, что так все будет? Что народ наш такой самоотверженный. Нет, конечно. И Наполеон не думал. Не победить им нас, пока хотя бы одна русская душа на этом свете, не победить! Эх, Ваня, Ваня… Подрастешь вот, поймешь,.. И ты люби и защищай нашу землю… Ладно, заговорился я… А сейчас, пойдем обратно, пока пропажу не обнаружили, – положив руку на плечо мальчика, промолвил дядя Степан.
– А далеко ваш сын? – спросил мальчик.
– Он Ленинград защищает, – сказал дядя Степан и потер рукой подбородок. – Немцы хотят прорваться, да не получается благодаря нашим бойцам. Пойдем Ваня, поздно уже.
Подходя к двери комнаты тети Насти, дядя протянул ему сжатый кулак.
– На вот, держи.
Ванька подставил ладонь, дядя Степан расслабил пальцы, и Ванька увидел на ладони зеленый осколок.
– Возьми, пригодится. Береги его.
Ванька было открыл рот, но дядя Степан начал:
– Тссс… И ничего не спрашивай. Просто держи при себе, сказал дядя Степан, развернувшись, и начал удаляться в свою комнату,
Смотря вслед идущему по коридору дяди Степану, Ваня заметил, что пространство вокруг будто окутало дымкой.
Сердце сильно забилось. Мелькнула ослепительная вспышка.
И вот Ваня стоял в какой-то комнате, затянутой белой пеленой, по полу стелился туман. Он разжал кулак, и посмотрел на ладонь, в ней лежал тот самый камень, а прямо перед ним на стене в темной комнате висели те самые часы. Холодок пробежал по телу мальчика, и в то же время к часам подошел, появившийся, словно из ниоткуда, мужчина с клюкой и в плаще, прихрамывая. Он огляделся, посмотрел, словно через Ваньку, вставил в глазную впадину окуляр и повернулся к часам. Только он поднял руки, говоря: «Файнелли!», как мимо пробежал дядя Степан.
«Дядя Степан!», – сказал Ванька, но дядя его не слышал. Ваня хотел помочь, но не мог. Его ноги сковало, не было сил двигаться.
Дядя Степан налетел на мужчину со спины. Вспышка. И вот уже дядя Степан тащит на спине мужчину, пенсне которого на цепочке качается из стороны в сторону.
Опять сверкнуло, на этот раз Ваня стоял на улице рядом с домом тети Насти, прямо под ее окнами. Погода ясная, улица густо населена. Ванька закрыл глаза от испуга: мальчик, держащий мать за руку, прошел сквозь Ваню. Каждый проходящий человек проходил сквозь мальчика. Недалеко у угла дома спиной к Ваньке стоял спиной офицер и беседовал с грузным высоким мужчиной в темном костюме. Офицер показал рукой на одно из окон в доме, и мужчина в костюме направился туда.
Снова мелькнул свет. Ваня стоял на крыше прямо у слухового окна. Мелькнул мужчина в черном костюме, остановился, отдышавшись, в ладони он держал тот самый камень от часов. Опять появился дядя Степан. Завязалась драка, мужчина нечаянно сорвался и полетел вниз. Камень, поблескивая, лежал на краю крыши. Его поднял дядя Степан.
Туман окутал всё вокруг, и когда он растаял, Ваня увидел перед собой дверь комнаты тети Насти. Он вошел и, укутавшись в пальто, попытался уснуть и осознать увиденное, еще раз взглянув на камень. Мысли не давали покоя. Ваня не спал всю ночь.
На следующий день утром дядя Степан вернул часы. Там, где был осколок камня, красовался зеленый граненый осколок зеленой бутылки.
Чуть позже Вася, Надя, Лиза и Ваня пошли в булочную отоваривать карточки. С собой они взяли ведерки, чтобы принести воды, да санки, на которых эти ведра везти. Это было по дороге.
