Платформа

Таллен закрыл окошко. Он предоставил монитор самому себе и, не в силах усидеть на месте, набросил куртку и вышел на улицу, чувствуя странную вину из-за того, что одобрил «ПоискСердца».

Он уже сожалел об этом. Что он вообще делает? Когда Таллен вот так рассказывал или писал о себе, то начинал слишком много думать. Как, черт возьми, он оказался в подобном месте – женщина, с которой он познакомился несколько вечеров назад в красном баре, писательница, сказала, что Форпост наполнен яростью и шумом[1 - «Макбет» цитируется по переводу Виталия Рапопорта (прим. переводчика).], сказала так, словно сама услышала это описание где-то еще. Теперь оно застряло у Таллена в голове вместе с ее интонацией. В писательнице было что-то необычное, какое-то ощущение жизни и любопытства, и ему хотелось бы говорить с ней и дальше. Он подумал было, что и она им тоже заинтересовалась, но писательница отвернулась, как только в бар вошел здоровяк-паксер, этим все и закончилось. Рейзер – вот как ее звали. Может, они еще увидятся. Когда Таллен ушел из бара, Рейзер с паксером все еще сидели там и надирались. Люди – даже не криминалы – в присутствии защитников правопорядка обычно нервничали, но только не Рейзер.

Нет, Таллен не должен был позволить втянуть себя в очередной «ПоискСердца». Стоило только взглянуть на советы для подписчиков. Что и кому он мог предложить? Лена была права, как и та, что была до нее, и все остальные. Стоило только посмотреть на безумное место, в котором он жил. Кто поселится здесь по своей воле?

Он шел мимо домов, и мысли его в кои-то веки были кристально ясны. Ночью в Форпосте почти не было теней. Здесь и дни-то были странными, но, чтобы привыкнуть к ночному городу, Таллену потребовался год. Из-за причудливого свечения щита воздух не давал ощущения перспективы или расстояния, и все казалось не далеким или близким, а только большим или маленьким. Мозгу приходилось учиться по-новому оценивать визуальную информацию. Со зданиями проблем не было, а вот дверные ручки создавали неудобства, и бинокулярный параллакс тут был важнее, чем глазной фокус. Гулять по Форпосту после заката было словно бродить по детской листалке.

А еще был сам щит. Во время прилива щит, защищавший комплекс, представлял собой гудящее кружево магнитных и электрических полей. Таллен мысленно называл его дымовой завесой. Он, однако, в существование щита верил, в отличие от того ежегодного плюс-минус десятка алкашей или психов, которым взбредало в голову пробежать сквозь него, после чего их уносил ветер, как ту девочку из листалки про страну Оз, которую Таллену в детстве читала мама. Только их больше никто никогда не видел.

Днем щит был почти незаметен – волнующаяся дымка, которую можно было кое-как разглядеть, если прищуриться. Приходилось крепко стоять на ногах и сосредотачивать взгляд на стене, на земле, на чем угодно твердом. Ничто не было способно одолеть этот ветер, но мягкий, многослойный щит мог ему сопротивляться. На внешней границе он едва существовал, всего лишь измеряя скорость ветра. Через несколько метров он принимал удары на себя, смягчая и рассредотачивая, а еще через несколько – поглощал их, перерабатывая в энергию, которой хватало, чтобы питать и комплекс, и сам щит. Сохраненных излишков энергии хватало, чтобы Форпост работал весь оставшийся год. Ветры Хлада были неиссякаемым источником электричества и бедствий.

Таллен продолжал идти, не в силах избавиться от странного ощущения, будто кто-то крадется за ним по улицам. Но причиной тому была всего лишь абсурдность этого места. На Хладе ненормальным было все.

Было уже холодно и далеко за полночь, и щит гудел. Как всегда, Таллен спустился к пляжу, подойдя так близко к воде, что она облизывала ему ботинки. Прибой шипел в камнях под ногами. Галька больше нравилась ему ночью, когда омытые морем блистающие дневные краски выцветали до фиолетовой и алой.

Сегодня морской покой не развеял его смутного уныния. Он ошибся, выйдя на улицу. Вредная привычка – эти еженощные прогулки. Нужно было проглотить капсулу и позволить себе хотя бы химический отдых.

Медленно переступая с ноги на ногу, чтобы не увязнуть в гальке, он думал о том, куда катится его жизнь. Здесь было больше полумертвых, чем живых. Говорили, что в Форпост переселяются те, кто устал жить, а на платформы отправляются те, кто готов умереть. Бары Форпоста полнились такими вот беседами о конечности бытия. Беда была в том, что Таллен и сам начинал об этом заговаривать.

Он снова подумал о женщине из бара. Рейзер. Как она здесь оказалась? Большинство людей рассказывали о том, что их сюда привело, после первого стакана. Но не она. В ней была жизнь.

Таллен наклонился и поболтал пальцем в неторопливой воде, глядя, как рябь уходит в буйное море за пределами щита и там исчезает. Вдали было видно, как щит высекает из ветра вспышки, красные, и синие, и переливчато-фиолетовые – осколки света, плотного как камень и гаснущего в одно мгновение. Дальше смотреть было не на что. В космосе есть звезды, а вот в море нет абсолютно ничего. Ничего, кроме сарков и платформ, по крайней мере.

Может, ему полегчает через пару дней, когда он вернется к работе. Выходные в Форпосте ничего хорошего не несли.

Он отпустил свои мысли в свободное плавание, гадая, какова жизнь там, на платформах. Одинока и безумна, предположил он, в окружении круглосуточно стучащей машинерии, и ветра, и моря. Таллен закрыл глаза, пытаясь представить себе грохот буров и ярость стихии, неустанно работающей над тем, чтобы сорвать тебя с места.

А потом он забыл о платформах и склонил голову, прислушиваясь. Что-то было не так. Он слышал какой-то звук… вот он, снова, громче. Таллен поднялся и поспешно направился в сторону дома.

За спиной у него определенно слышались шаги. Таллен на мгновение оглянулся, споткнулся и перешел на неловкий бег.

Три. Рейзер

Рейзер сидела с Бейлом за маленьким столиком под перегоревшей лампой в уголке бара, и оба они непрерывно пили. Поздним вечером здесь было тихо, в зале, кроме них, клиентов было немного: кто-то разговаривал, но большинство сидели и мониторили в одиночестве. Оглядевшись, Рейзер насчитала пятнадцать мониторщиков, а это значило, что по статистике восемь или девять из них сидели на «ПослеЖизни» или одном из ее ПараСайтов. Когда-то Рейзер задавалась вопросом, почему бы им не оставаться дома и не мониторить там, пока кто-то не объяснил ей, что временны?е ограничения на просмотр «ПослеЖизни» не распространялись на мониторию в общественных местах. Это помогало людям не выключаться из общественной жизни и давало повод выходить из дома. Или, по крайней мере, помогало «ПослеЖизни» оставаться популярной среди владельцев баров и угождать Администрате Системы.

Здешние мониторщики тоже казались вполне довольными – кивали самим себе, сосредоточенно бормотали, тыкали пальцами в воздух. Хотя бы ни один из них не сидел на порносайтах. Большинство людей – пусть и не все – оставались для этого дома. Рейзер подумала, не подключен ли кто-нибудь здесь к «ПравдивымРассказам».

Что-то ее грызло, грызло с тех пор, как она сюда пришла, но она не сразу сообразила, что: сегодня не было Таллена. Не то чтобы теперь, когда у нее был Бейл, это имело значение, но все равно, в нем проглядывало нечто интересное и нечасто ей встречавшееся. Рейзер была уверена, что из него получился бы неплохой рассказ. Она подбросила ему цитату из «Макбета», и Таллен на нее клюнул. А как он рассказывал о верфях… Да, в нем определенно что-то было. И еще странно, что Синт поначалу словно не могла принять решение, назначив ей обоих мужчин в качестве материала для ПравдивогоРассказа. Бейл, конечно же, оказался далеко не обычным человеком, и Синт, с ее логикой искусственного интеллекта, была права, что привела ее сюда, но да, если бы не Бейл…

Рейзер вновь переключила внимание на паксера. Что-то с ним сегодня было не так, но она не могла понять причину. Обычно достаточно было пропустить несколько стаканов, выслушать одну-две истории, которые Рейзер потом записывала, и, может быть, вызвать у него улыбку – и на вечер этого хватало. Но не сегодня. Сегодня Бейл упорно напивался, не выказывая никаких следов воздействия алкоголя, кроме непривычной задумчивости. А вот расслабленности в нем не было совсем.

– Рейзер, тебе нравится здесь, на Хладе? – спросил он. Спросил, как будто обвинил.

Она неопределенно махнула рукой.

– Этого мало. Скажи мне. Что тебе в нем нравится?

– Тут спокойно, – сказала она.

– Я не в настроении шутки шутить. Что тебе тут нравится?

– Обычно мне нравится выпивать с тобой.

На мгновение Рейзер отчетливо представила Бейла в одной камере с человеком, который дал неверный ответ. Она содрогнулась. И сказала:

– Мне нравится море. Мне нравятся ветер и шум. Хорошее место для раздумий.

– Глаз урагана. Вот что ты мне сказала в первую встречу.

– Да? – спросила она, хотя прекрасно все помнила. – Бейл, что-то случилось? У тебя настроение паршивее обычного.

Он смотрел мимо нее, и Рейзер заметила, как все не-мониторщики затихли под его взглядом. То же самое случилось в тот первый вечер, когда Бейл протиснулся в двери и позволил ей попасться ему на глаза. Он целый час допрашивал ее, как будто подозреваемую, пил прохладительное, хотя она пила горячительное, заявил к тому же, что никто не прилетает на Хлад без очень серьезного повода, а потом бросил допрос и начал хлестать с ней ваводку, догнав и перегнав Рейзер за пятнадцать минут.

Она никогда не встречала никого, похожего на Бейла, ни на одной планете Системы. Они переспали трижды, во второй раз – чтобы понять, не случился ли первый только потому, что оба они были слишком пьяны, а в третий – чтобы понять, не слишком ли на них давило то, что во второй раз они были трезвыми. Рейзер еще с первого раза сообразила, что из этого ничего не выйдет, но уже достаточно привязалась к Бейлу, чтобы позволить ему дойти до этого своим умом. Она должна была увидеть, настолько ли он силен, чтобы дать хоть какому-то подобию дружбы выбраться из-под обломков их близости. Ему потребовалась пара недель, но он вроде бы справился, хотя с мужчинами не поймешь.

Это была странная дружба. Рейзер постаралась, чтобы Бейл понимал, что его раскручивают на истории, но его это, похоже, не беспокоило. Ей было очевидно, что других приятелей у него на Хладе немного. И – как ни жаль – что он настоящий профессионал и не выдаст ей никакой конкретной или конфиденциальной информации. В своем деле он был хорош – в этом она не сомневалась. Для чего-то, кроме солдатской работы, Бейл не годился, но в Системе были тысячи мест для жизни лучше, чем Хлад. Большинство из них Рейзер посетила по указке Синт, и ничего хуже не нашла.

Но благодаря Бейлу она узнала о платформах и жизни на Хладе больше, чем можно было выудить из Песни. Синт сделала хороший выбор.

– Ты о жизни когда-нибудь задумываешься? – спросил Бейл чуть заплетающимся языком.

Рейзер проглотила шутливый ответ. Одной из немногих известных ей личных черт Бейла было то, что, помимо своей работы, он не думал почти ни о чем. В том числе поэтому рядом с ним было так легко расслабиться. Эта идеальная сосредоточенность помогала ему в работе, но она же делала его уязвимым. Когда для тебя все вокруг либо черное, либо белое, ты не видишь серого. Рейзер видела оттенки серого повсюду.

– Задумываюсь, – сказала она. – А что?

– Я тут думал. Администрата, Корпус, Пакс – они все как будто в герметичной камере, куда поступает единственный поток воздуха. Людей много, а источник кислорода один, наверху.

Она кивнула, бездумно оглядывая бар. Таллен все еще не появился.

– Рядом с источником, на плечах остальных, стоят генералы и президенты, им прекрасно дышится, они ссут и срут вниз. – Бейл был уже почти невменяем и щурился на влажные круги на столе. – Под ними мочи и дерьма немного, а воздух еще нормальный. Парочкой тел ниже – и вкус у него уже не тот. А у дна сплошное говно, воздух мерзкий, люди не могут двигаться из-за давления сверху, но они живые.

Рейзер хотела что-то сказать, но Бейл поднял руку.

– Штука в том, – сказал он, – что людям сверху нужны те, кто на дне, чтобы подставить свои пасти к лучшему воздуху, а те, кто чуть ниже, не сводят глаз с пригодного для дыхания кислорода. Им плевать на верхушку, и так будет всегда, и плевать на тех, кто внизу, и так будет всегда.

Бейл налил себе еще. Один из работников бара подошел, забрал несколько опустевших стаканов и одним плавным движением вытер стол. Рейзер попыталась поблагодарить его за обслуживание, но он смотрел куда-то вглубь себя.

Она думала, что ей ответить, не понимая, как относиться к этому настроению Бейла. В конце концов она сказала:

– Метафора простая, но точная. Большинство умирает на том же уровне, на котором родилось. Это твоя жизненная философия?

– Это факт.

Она осторожно рассмеялась.

– И где тогда находишься ты?

Бейл выдохнул поток несвежего воздуха и ответил: