Кукольник

Шериф секунду помялся, но все-таки спрашивать у раба, как там себя чувствует младший Лоуренс, не стал. Тяжело поднялся по устланной ковром лестнице на второй этаж, миновал несколько темных дубовых дверей, подошел к кабинету, решительно толкнул дверь и замер.

Пятнадцатилетний Джонатан сидел за отцовским столом и, тупо уставясь на висящий на стене кабинета отцовский поясной портрет, раскачивался: вперед, назад, вперед… и снова назад.

Мгновенно взмокший от напряжения шериф отчаянно попытался найти хоть какие-нибудь слова, вытащил платок и протер лицо, снова спрятал платок в рукав, огладил горячими ладонями широкий кожаный ремень и все-таки решился – подошел и положил руку на его плечо.

– Мы поймаем убийцу, сэр, непременно поймаем.

Джонатан поднял на него пустые, ничего не видящие серые глаза.

– Вот… читаю…

– Что? – непонимающе моргнул шериф и склонился ниже. Перед Джонатаном лежал толстенный том с золотистым обрезом. – Что это?

– Сенека… – нехотя объяснил Джонатан и, видя, что до шерифа не доходит, нагнулся над книгой и, водя серым от типографской краски пальцем по странице, прочитал вслух: – «Будь милосерден с рабом, будь приветлив, допусти его к себе и собеседником, и советчиком, и сотрапезником…»

Шериф оторопел. Он, конечно, знал, что сынок Джереми Лоуренса слывет умником, но всерьез читать книжонки вонючих северных янки, да еще когда на заднем дворе лежит, а точнее, валяется обезглавленное тело отца?!

– Это мои уроки. Отец приказал, – поймав его взгляд, дрогнувшим голосом пояснил Джонатан. – До вечера – три письма от Сенеки к Луцилию…

По спине шерифа пробежал холодок. В этом доме всегда почитали родительскую волю – что бы отец ни приказал.

Сэр Джереми точно такой же был… Господи, прими его душу!

Шериф Айкен выпрямился во весь рост, хотел было поощрительно потрепать мальчишку по рыжему загривку, но передумал. Он тоскливо взглянул в окно, прокашлялся и, пожав плечами, попятился к выходу; он не знал, что еще можно сказать юному сэру Лоуренсу.

* * *

Следующие два часа шериф Айкен пребывал в странном напряжении. Обезглавленное тело по его приказанию внесли в дом и уложили на стол, затем в сопровождении гремящего ключами Платона шериф тщательно осмотрел каждую комнату, каждую кладовую, а следом и весь двор, но ничего подозрительного ни внутри дома, ни вокруг него не обнаружил.

Не внесла ясности и последняя фаворитка покойного Джудит Вашингтон. Живущая в комнатушке под лестницей рыжеволосая и сероглазая мулатка четырнадцати лет от роду только и твердила, что масса Джереми вчера к ней в комнату не входил и к себе не вызывал, а потому она спала до тех пор, пока вышедшая по нужде Сесилия не споткнулась в темноте о тело и не подняла шум на весь дом.

Услыхав это, шериф поморщился. Он уже видел, что порочная склонность рабов сплетничать о своих господах все равно одержит верх над страхом наказания, а значит, не пройдет и полдня, как о валявшемся посреди двора обезглавленном трупе «масса Джереми» будут говорить по всему округу, причем в строгой связи с тем важным обстоятельством, что толстая Сесилия пошла по нужде.

И лишь тогда управляющий Томсон словно опомнился.

– Господи боже! У меня же три дня назад негр сбежал!

– Что за негр? – настороженно прищурился шериф. – Почему сразу не сказал? А ну, давай, рассказывай…

Но сразу стало ясно: не то. Просто четыре дня назад Томсон привез из Нового Орлеана свежую партию франкоговорящих негров – восьмерых, и один из них – самый старый, но и самый крепкий раб с необычным именем Аристотель – уже спустя сутки исчез.

Это была не бог весть какая зацепка. Перепроданные рабы частенько сбегали от новых господ, но вот чтобы напасть на хозяина…

– Пойдемте, – мрачно распорядился шериф. – Покажете всех, кого привезли.

Они сбежали по лестнице во двор, быстро миновали огромный сад, затем – небольшое кукурузное поле, поздоровались с караульными, вооруженными мушкетами и тесаками, и прошли в загон. И тут же оба зажали носы: лежащие вповалку негры ужасно смердели.

– Французишка чертов! Больных подсунул! – ругался управляющий. – Представьте себе, шериф: затычки им в задницы воткнул! Я только здесь понял, что у них понос!

Шериф презрительно усмехнулся. Разумеется, на аукционах жульничают… По меньшей мере, слишком старым ниггерам закрашивают, а то и начисто выдергивают седину. Но главное, такой опытный управляющий, как Томсон, просто обязан был знать, что в Новом Орлеане на негров напал мор, и должен был тщательно осмотреть рабов, и особенно задний проход!

– Кто-нибудь из них по-нашему понимает? – поинтересовался шериф и легонько пнул ближайшего негра в облепленную жирными слепнями спину.

Слепни раздраженно загудели и нехотя поднялись в воздух, негр издал невнятный звук, но подняться так и не смог.

– Нет, – сокрушенно покачал головой Томсон. – По-нашему не говорят. Они же все из Луизианы… Только на французском.

– А почем платили?

– По триста пятьдесят за штуку вышло.

Шериф сокрушенно покачал головой:

– Дорого. Я бы больше двух сотен не дал. Если отваром дубовой коры каждые два часа не поить, они и суток не протянут. Всех потеряете.

Управляющий всхлипнул:

– Как я могу об этом сейчас думать? Такое несчастье! Такое несчастье…

«А может, это Томсон? – озадаченно подумал шериф и направился к выходу из загона. – Проворовался да и нанял кого-нибудь… А на беглого негра свалил…»

– О несчастье думать буду я, – медленно проговорил он, откашлявшись.

«Но зачем отрезать голову? Непонятно…»

– И не вздумайте их свининой кормить. Кстати, где у вас тут мясо разделывают?

Вопрос был задан с подвохом, и по тому, как побледнел Томсон, шериф понял, что управляющий тоже это понял.

– Пойдемте, покажу… – облизнул губы подозреваемый номер один. – Это здесь, за деревней.

* * *

В то, что нож пропал именно отсюда, управляющий долго не мог поверить. Кухарка для черных – тощая долговязая негритянка с торчащими в разные стороны крупными белыми зубами – только разводила руками, хлопала себя по тощим бедрам и плакала.

– Я не знаю, масса Томсон! – причитала она. – Вчера здесь лежать. Сегодня смотрю – нет ножик! Не надо наказать! Я не брать!

Управляющий покосился на шерифа. Он понял, что кухарка только что перешла в ведение полиции, и теперь никак не мог решить, должен ли он что-то делать.

– Что вы на меня смотрите?! – не выдержав, заорал шериф. – Тридцать плетей – и под стражу! – и вышел на свежий воздух.

Солнце уже довольно высоко стояло над горизонтом. Еще часа два – и работать станет решительно невозможно. Тем не менее многое следовало сделать немедленно.

– Значит, так, Томсон, – даже не оборачиваясь, раздраженно проронил он. – Всю прислугу – на прочесывание усадьбы. Попробуйте найти нож. А если повезет… в общем, если и голову найдут, будет неплохо. Пусть проверят все: дом, сад, ближайшие посадки, задний двор, выгребные ямы – все! Тех, кто работает в поле, с работы снимите. Пусть обыщут плантации. Каждый акр!

– Но…

– Я сказал, снимите, – с угрозой в голосе повторил шериф. – А сами поедете со мной на поиски беглого.