Садовник

В глазах у Мигеля потемнело.

– Ты мне вот что, Рауль, скажи, – прерывая алькальда, хрипло потребовал полковник. – От моей Долорес хоть что-нибудь осталось?

– Да, Хуан… – дрогнувшим голосом произнес алькальд. – Там… у меня в машине…

Полковник оттолкнул алькальда и торопливо зашаркал вниз по ступенькам.

– Там немного… ты извини… сам понимаешь, – побежал вслед за ним алькальд, – пепел да костные фрагменты… но я привез все, что сумели собрать ребята из управления полиции…

Мигель ошарашенно тряхнул головой и медленно двинулся вслед за полковником и алькальдом, а когда подошел к машине, сеньор Эсперанса уже открыл стоящую на заднем сиденье большую черную лакированную шкатулку и смотрел внутрь застывшим взглядом.

– Это она?

– Без сомнения, Хуан… – нервно выдохнул алькальд. – Можно хоронить. Новая крышка для гробницы уже в склепе… И падре Франсиско на месте – только тебя ждет…

Полковник Эсперанса медленно закрыл шкатулку, пожевал губами, отчего прокуренные седые усы жутковато зашевелились, и кивнул:

– Тогда не будем откладывать.

* * *

Едва сеньор Эсперанса исчез в дверях, Мигель жестко взял алькальда за локоть.

– Сеньор Рохо, вы рискуете.

– Бросьте, лейтенант, – криво улыбнулся алькальд. – Это вы рискуете.

– Но это же полная чушь! Откуда у вас останки? Даже если суд состоялся до обеда, а это невозможно, их не могли привезти из Сарагосы так быстро!

Алькальд надменно поднял голову.

– Это вас не касается. Главное, что у меня есть все документы.

– Покажите, – демонстративно протянул руку Мигель.

Алькальд покачал головой:

– Есть официальный порядок. Пошлите официальный запрос вашему начальству, и, если оно сочтет нужным, вас ознакомят.

Мигель понимающе усмехнулся. Он еще не знал, как алькальд сумел это устроить, но понимал главное: сеньору Рохо, да, наверное, и полковнику, глубоко безразлично, где на самом деле захоронено тело покойной сеньоры и кто его на самом деле похитил. Главное – соблюсти внешние приличия. Но он в эти игры играть не собирался.

– Учтите, сеньор Рохо, я подал рапорт.

– Мне уже сообщили…

– А у Энрике Гонсалеса есть алиби.

– Да неужели?

– И я найду преступника, а вам еще придется краснеть за то, что вы сделали, – завершил Мигель.

– Штаны не порви, щенок, – зло дернул губой алькальд.

* * *

Уже в четыре часа пополудни останки тела сеньоры Эсперанса, а точнее, то, что выдали за ее останки в Сарагосе, в присутствии всей семьи, алькальда и начальника городской полиции снова отпели, погрузили в гробницу и закрыли новой, точь-в-точь похожей на прежнюю крышкой.

* * *

Себастьян наблюдал за приехавшей из Мадрида юной сеньоритой Долорес до самого вечера, – отсюда, с газона, расположенного прямо под распахнутыми настежь окнами дома, это было нетрудно.

Сначала она сидела во флигеле со своей матерью сеньорой Тересой и вслух повторяла вслед за ней диковинные, ни на что не похожие слова. Затем пришел старый полковник, и они, все трое, торжественно прошли в столовую – обедать. Затем юную сеньориту снова отвели во флигель, посадили за пианино, и около часа Себастьян выбирал камешки под дивные переливы гамм.

Душа его разрывалась на части. Он совершенно точно знал, что сеньора Долорес лежит в центре клумбы, укрытая полутораметровым слоем земли, и так же точно узнавал знакомые интонации старой сеньоры в этих чарующе капризных переливах молодого голоса. Это было так, словно какая-то часть покойницы вырвалась из-под земли и снова жила!

* * *

Эту ночь Мигель проспал как убитый, а весь следующий день ему пришлось следить за порядком на выборах, и мукам совести по поводу безвинно посаженного на четверть века Энрике Гонсалеса места просто не оставалось. А когда поздно вечером начальник полиции добрел до дома, ему хотелось только одного: смыть едкий пот с усталого тела и завалиться спать. Он за эти дни вымотался до предела.

Но в понедельник, 13 апреля 1931 года, сразу после инструктирования двух самых молодых полицейских и приведения текущих дел в порядок, Мигель оставил участок на Альвареса, начистил сапоги, проверил перед зеркалом, как сидит на нем китель, и отправился в муниципалитет. Следовало в обязательном порядке засвидетельствовать свое почтение вновь избранному алькальду.

Но уже на подходе к муниципалитету стало ясно: что-то не так. Вопреки ожиданиям, поблизости от центрального административного здания городка не видно было ни души.

Мигель растерянно хмыкнул, прошел в холл и вдруг увидел всех, кого ожидал встретить на улице. И алькальд, и два его заместителя, и начальники управлений, и даже секретарша и шофер – весь штат муниципалитета, человек двадцать, не меньше, – молча стояли возле мраморного камина…

«Что за черт?!»

Мигель невольно сбавил шаг и остановился возле Диего, но спросить, что произошло, не решился – таким напряженным выглядел лейтенант. И лишь когда стоящий на камине радиоприемник захрипел и оттуда снова полились слова диктора, до Мигеля дошло, что случилось нечто действительно из ряда вон выходящее, и он толкнул лейтенанта в бок:

– Что происходит, Диего?

Офицер обернулся. Вид у него был потрясенный.

– Социалисты взяли большинство.

– У нас в городе? – не поверил начальник полиции. Он совершенно точно знал, что эти выборы выиграл сеньор Рохо.

– По всей Испании…

На них зашикали, Мигель прислушался и понял, что по радио передают речь Его Величества.

По спине лейтенанта пробежал противный холодок.

«Состоявшиеся в воскресенье выборы, – печально произнес монарх, – доказали мне, что я более не вызываю у моего народа ни любви, ни привязанности».

«Господи, помоги Испании!» – обмер Мигель.

«Король может делать ошибки, – после небольшой паузы продолжил Альфонсо XIII. – Нет сомнений, что иногда ошибался и я, но я знаю, что наша страна всегда была снисходительной к ошибкам, совершенным без преступного умысла».