Лесной маг

Трещины на стенах ущелья открывали взгляду разноцветные полосы камня, ослепительно-белого, темно-оранжевого и красного и даже тускло-голубого. На дне раскинулся город без крыш, с обрушенными до высоты коленей стенами и грудами мусора. Я задумался, что за война или разразившееся в древние времена бедствие могли уничтожить этот город. Но даже ущелье выглядело не таким глубоким, а город – и вовсе крошечным в сравнении с Танцующим Веретеном жителей равнин. Никакие рассказы не могли подготовить меня к этому зрелищу. Громадный столб наклонялся под острым, невозможным углом. От его вида меня пробрала дрожь.

Веретено и в самом деле напоминало инструмент, которым женщины пользуются для прядения, но совершенно немыслимых размеров. Его вырубили из красного с белыми прожилками камня. Один конец уходил далеко вверх над дном ущелья, а другой покоился в большом углублении в земле, словно вонзился в каменистую почву. Закрученные по спирали белые полосы и дрожащий от жары воздух создавали весьма правдоподобную иллюзию того, что Веретено вращается.

Монумент отбрасывал длинную черную тень на землю у основания. Единственным зданием, уцелевшим, когда был разрушен весь остальной город, была башня с винтовой лестницей, которая доходила почти до верхнего острия наклонного Веретена. Я никак не мог понять, почему оно давным-давно не рухнуло. Я сидел на лошади, улыбался и наслаждался обманом зрения, почти ожидая, что Веретено в любой миг может потерять равновесие и упасть.

Но ничего такого не произошло. Я начал спускаться вниз по крутому склону, удивляясь, какая же сильная иллюзия вращения создается. Эта картина так меня захватила, что я едва заметил жалкую хижину, примостившуюся в тени Веретена. Она ютилась на границе углубления в земле, куда уходил нижний конец монумента. Руины вокруг состояли из камня и глины, но хибара была построена позже, из крупных грубых досок, выцветших от непогоды, и казалась заброшенной. Поэтому я был несколько ошеломлен, когда на пороге появился мужчина, вытирающий рот салфеткой, как если бы мое появление прервало его трапезу.

Когда я подъехал ближе, он обернулся и швырнул тряпицу женщине из равнинных племен, которая вышла посмотреть на меня следом за ним. Она ловко поймала салфетку и по знаку хозяина вернулась в сомнительную безопасность хижины. А сам мужчина направился ко мне, с чрезмерным радушием размахивая руками. Когда я был еще довольно далеко, он заорал:

– Приехали посмотреть на Веретено?

Вопрос показался мне довольно глупым. Зачем еще кто-нибудь поехал бы сюда по разбитой дороге? Я ничего не ответил, потому что мне не хотелось повышать голос, и вместо этого медленно двинулся вперед. Впрочем, мое молчание его не смутило.

– Это чудо примитивного строительства. Всего за один гектор, сэр, я покажу его вам и расскажу его удивительную историю. Из дальних стран и ближних – отовсюду сюда приезжают сотни людей, чтобы полюбоваться на чудо. И сегодня вы войдете в число тех, кто может сказать: «Я видел Танцующее Веретено собственными глазами и поднялся по ступеням башни Веретена».

Он был похож на балаганного зазывалу. Гордец косился на него с подозрением. Когда я натянул поводья, мужчина остановился и, улыбаясь, уставился на меня. Его одежда, хотя и чистая, была потрепанной, свободные штаны залатаны на коленях, а на больших пыльных ногах красовались изношенные сандалии. Рубашку он носил навыпуск, подпоясав ярким кушаком. Черты лица и язык были гернийскими, но одежда, манеры и украшения выдавали жителя равнин. Значит, полукровка. Я чувствовал и жалость, и отвращение, но по большей части – сильное раздражение. Размеры и необычайность этого равнинного монумента повергали меня в благоговение. Веретено было величественным и единственным в своем роде, и, должен признаться, от этого зрелища я воспарил духом. Мне хотелось созерцать его в тишине и покое, чтобы ничья пустая болтовня не мешала мне.

Я счел его глупцом, когда он потянулся к поводьям Гордеца, чтобы придержать его, пока я спешиваюсь. Неужели он не способен узнать лошадь каваллы? Гордец, приученный не подпускать к себе чужих, одним плавным движением встал на дыбы и повернулся. Опустившись на землю, он сразу же отпрыгнул на полдюжины шагов от «врага». Прежде чем он успел лягнуть мужчину, я торопливо остановил его, спешился и бросил поводья, и Гордец послушно замер на месте. Я оглянулся на полукровку, ожидая увидеть его испуг и потрясение.

Вместо этого он подобострастно улыбался. Пожав плечами, он вскинул вверх руки в жесте преувеличенного удивления:

– О, какой великолепный скакун, какой гордый конь! Я завидую вашему везению. Владеть таким конем – счастье!

– Спасибо, – холодно ответил я.

Этот человек меня смущал, и мне хотелось оказаться от него как можно дальше. Гернийские черты лица вступали в противоречие с манерами жителя равнин. Выбор слов и речь, в которой почти не слышалось гортанного варварского выговора, выдавали образованного человека, но все же он стоял передо мной в поношенных сандалиях и одежде, похожей на лохмотья, и его жена-дикарка поглядывала на нас из дверного проема их жалкой хижины. Мне было не по себе от противоречивости этой картины. Он подошел ко мне и приступил к явно отрепетированному монологу:

– Конечно же, вы слышали о знаменитом Танцующем Веретене, самом загадочном из пяти монументов Средних земель! И наконец вы пришли сюда, чтобы собственными глазами увидеть шедевр древних каменотесов. Как – должно быть, удивляетесь вы, – как могли предки жителей равнин создать это чудо при помощи своих простых инструментов? Почему Веретено сохраняет равновесие и не падает? Каким образом создается иллюзия вращения, когда вы смотрите на него с большого расстояния? И что – несомненно, спрашиваете вы себя – означало это поразительное сооружение для тех, кто его построил? Должен вам сказать, что эти вопросы интересуют не только вас. Ученые, философы и инженеры пытались найти на них ответы. Они приезжали сюда даже из Скея и Колючего, и я, в чьих жилах течет кровь жителей равнин и гернийцев, с удовольствием помогал им и теперь рад просветить вас за скромную сумму всего в один гектор!

Его гладкая речь напомнила мне монотонный речитатив зазывал балагана уродов во время Темного Вечера в Старом Таресе. Память о том дне и всем, что за ним последовало, всколыхнулась во мне. Я оттолкнул протянутую руку и отпрянул в сторону. Он отшатнулся, хотя я не причинил ему боли.

– Я пришел посмотреть на необычное скальное образование, без сомнения возникшее естественным путем и лишь приукрашенное вашим народом. Мне нет необходимости платить за то, что и так у меня перед глазами. Пожалуйста, оставьте меня в покое.

На мгновение он прищурился, и мне показалось, что он собрался огрызнуться, но потом глаза у него широко раскрылись и, к моему удивлению, он вновь демонстративно пожал плечами. Затем показал на возвышающийся у нас над головами камень и слегка поклонился.

– Как пожелаете, сэр, – сказал он.

Затем снова поклонился и отошел от меня, а я удивленно смотрел ему вслед, поскольку не уловил в его словах грубости или насмешки.

Впрочем, когда он отвернулся, я поднял взгляд и понял, почему он столь неожиданно потерял ко мне интерес. По крутому склону холма, скрипя колесами, спускались упряжка лошадей и повозка. Открытый фургон с натянутым над головами пассажиров желтым тентом был украшен, словно для праздничной прогулки. На борту красовалась надпись: «Взгляните на чудесное Веретено!» Внутри на мягких сиденьях устроилось около дюжины человек самых разных возрастов, дамы держали в руках зонтики от солнца. Когда мой несостоявшийся экскурсовод бросился к ним, я понял свою ошибку. Я оказался случайной, ничего не подозревающей дичью, но, когда прибыла настоящая добыча, он тут же обо мне забыл. Лично меня это вполне устраивало, я отвернулся от вновь прибывших и стал смотреть на Веретено.

Оно было выше самого высокого здания, которое мне доводилось видеть, и гораздо массивнее. Я поднял взгляд к его вершине, затем медленно опустил их к основанию – казалось, оно сужалось до точки, касающейся земли, – подошел к яме и заглянул в нее. Ее края круто уходили вниз, и острие Веретена терялось в густых тенях, словно гигантское перо, опущенное в громадную чернильницу. Все сооружение клонилось к земле под острым углом, не касаясь стен ямы; очевидно, его поддерживали какие-то опоры, спрятанные в провале. Все это противоречило моим представлениям об инженерном деле. Как могли небольшие опоры удерживать такой вес? И даже со столь близкого расстояния иллюзия вращения не исчезла.

Некоторое время я стоял на месте, вытянув шею и глядя вниз, на конец Веретена, прячущийся в тени. С расстояния казалось, что гигантское веретено заостряется книзу, но на самом деле я смотрел на огромную каменную глыбу. Там, где она исчезала в глубине ямы, словно бы проделанной в земле ею самой, обхват ее был равен основанию сторожевой башни. Она должна была пребывать в неподвижности, иначе трение камня создавало бы оглушительный грохот, как если бы гигантский пест растирал что-то в ступе. Однако мои легковерные глаза настаивали, что Веретено вращается. Я тряхнул головой, чтобы избавиться от наваждения, и попытался сосредоточиться на настоящей загадке. Что удерживает Веретено на месте? Учитывая его массу и наклон, почему оно не упало века назад?

Я был уверен: стоит подойти поближе, и хитрость сразу же станет очевидна. Но теперь, стоя почти у самого основания и едва ли не рискуя свалиться в яму, я все еще недоумевал. Башня с винтовой лестницей доходила почти до верха наклонного Веретена. Я решил подняться по ступеням. Казалось, башня заканчивается так близко к верхнему острию, что я смогу дотронуться до Веретена и убедиться в его неподвижности. Я уже не думал о том, чтобы поскорее продолжить прерванное путешествие, но хотел любой ценой удовлетворить свое любопытство. Я поднял глаза, чтобы выбрать лучшую дорогу по усыпанной обломками земле, и тут же увидел едва различимую тропинку. Очевидно, я оказался не единственным зевакой с подобными намерениями. Уверенный в том, что Гордец сможет о себе позаботиться, я оставил его ждать и ступил на тропинку.

Когда дорожка привела меня в тень Веретена, я вошел в нее с некоторым трепетом. В самом сердце тени казалось, будто день потускнел, и я мог бы поклясться, что легкий ветерок, рожденный движением монумента, коснулся моей щеки. И тут же я почувствовал в груди – не услышал, а именно почувствовал – глухой рокот вечного вращения Веретена. Призрачный ветер словно погладил меня по голове, разбудив неприятные воспоминания о ласках древесного стража. Я был рад выйти из глубокой тени, отбросив неуютные фантазии, хотя день стал намного ярче, а солнце припекало слишком сильно.

Тропинка оказалась совсем не прямой, она извивалась между разрушенными стенами и загроможденными улицами мертвого города. Обломки подтверждали слова полукровки о том, что Веретено является делом человеческих рук, потому что некоторые были из такого же красноватого камня, все еще покрытые странными узорами из клеток и спиралей, одновременно и чуждых, и знакомых. Я пошел медленнее и начал различать очертания лиц, выступавшие на камнях. Распахнутые рты с затупившимися зубами, руки, превратившиеся со временем в жалкие лапки, пышные женские фигуры, истонченные ветром почти до бесполости, дразнили мое воображение.

Я взобрался на угол стены и огляделся. Я почти видел смысл в разрушенных стенах и обвалившихся крышах. Я спрыгнул вниз и пошел дальше по… чему? Храмовому городу? Деревне? Кладбищу с древними могилами? Чем бы оно ни было, оно пало, предоставив Веретену и башне владычествовать над изъеденными временем останками. Как могли люди с инструментами из камня, кости и бронзы создать такое грандиозное сооружение? Я даже подумывал по возвращении дать полукровке гектор, чтобы посмотреть, есть ли у него правдоподобный ответ на этот вопрос.

Добравшись до основания башни, я обнаружил две вещи: во-первых, что она находится в гораздо худшем состоянии, чем казалось издали, и, во-вторых, что это вовсе не настоящее здание, а всего лишь винтовая лестница, поднимающаяся вокруг массивного внутреннего столба. Войти внутрь было невозможно, я мог лишь подняться к ее вершине по внешним ступеням. Условная преграда из шестов и веревок перекрывала вход на лестницу, словно в качестве предупреждения. Я не обратил на нее внимания. Края ступенек скруглялись, а в центре каждой образовалось углубление – дань прошедшим годам и ногам. Стены основы когда-то были выложены мозаикой, от которой остались лишь небольшие фрагменты: глаз и искривленные в усмешке губы, лапа с выпущенными когтями, лицо пухлощекого малыша с зажмуренными от удовольствия глазами. Я поднимался выше виток за витком. Все это казалось ошеломляюще знакомым, хотя я не мог вспомнить, когда и где мне довелось испытать нечто подобное. Вот из остатков мозаики выглядывает голова красно-черной птицы с широко распахнутым клювом. Вот дерево протягивает к солнцу руки и подставляет лицо лучам. Только через дюжину ступенек я сообразил, что у дерева не может быть ни рук, ни лица. Кое-где встречались обычные надписи, провозглашавшие, что кто-то тут был или что такой-то будет любить такую-то вечно. Некоторые казались очень старыми, но большая часть была довольно свежей.

Я ожидал, что скоро устану от подъема, день выдался жарким, палило солнце, а мое тело никогда еще не было таким большим и неуклюжим. Однако было нечто бодрящее в том, чтобы находиться так высоко, ничем не отгороженным от края пропасти, в которую в любой миг можно свалиться. С каждым новым шагом музыка вращающегося Веретена становилась все громче; я чувствовал его вибрации всем телом, ощущал легкий ветерок, касавшийся лица, и особенный запах, рождаемый движением камня, теплый, восхитительный, похожий на подогретые специи. Подняв взгляд от ступенек, я посмотрел на монумент. Я видел его основу из полосатого камня. Она, возможно, была неподвижной, но ее окружал смутный покров воздуха или дымки, и он вращался. Не могу объяснить, почему это вызвало у меня такой восторг.

Башня заканчивалась открытой площадкой размером с небольшую комнатку. Ее окружала низкая каменная стена, но с одной стороны ее прорезала трещина, и кладка обрушилась неровной горкой, достигавшей моих коленей. Я встал посреди площадки, глядя на острие Веретена прямо над моей головой. Я довольно высок, но его каменная сердцевина оставалась вне пределов моей досягаемости. Это меня озадачило. Зачем древние люди возвели башню, позволяя так близко подойти к удивительному сооружению, но не давая коснуться его? Это казалось бессмысленным. Ветер от его вращения тепло касался моего лица и нес с собой пряный аромат.

Я огляделся по сторонам. В ущелье внизу раскинулся разрушенный город. Группа любопытствующих покинула фургон и почтительной толпой окружила полукровку. Я знал, что он им что-то рассказывает, но до меня не долетало ни звука, если не считать тихого гудения Веретена. Я снова поднял на него взгляд и вдруг понял, что у меня была причина прийти сюда. Я медленно вытянул над головой руку.

– Не трогайте, – внезапно предостерег меня голос откуда-то поблизости.

Я подпрыгнул от неожиданности и обернулся посмотреть, кто со мной заговорил. Это оказалась женщина с равнин, которую я видел около хижины экскурсовода, или кто-то очень на нее похожий. Видимо, она поднялась сюда следом за мной. Я нахмурился. Мне хотелось одиночества.

– Почему? – не опуская руки, спросил я.

Она подошла на шаг ближе, чуть склонила голову набок и посмотрела на меня так, словно раздумывала, не встречались ли мы раньше. Улыбнувшись, она шутливо ответила:

– Старики говорят, трогать Веретено опасно. Вас поймает его пряжа и утащит…

Мои пальцы коснулись вращающейся субстанции, на ощупь определив в ней туман, а в следующее мгновение я почувствовал под рукой шершавый камень, меня выдернуло из тела и подняло в воздух.

Я видел, как женщины прядут, как клочья шерсти подхватываются и вытягиваются в тонкие нити, наматываясь на вращающееся колесо. Со мной произошло то же самое. Я утратил человеческую форму, из меня что-то вытягивалось, мой дух или сущность, и превращалось в тонкую пряжу, которая накручивалась на громадное Веретено. Оно превращало меня в витки туго натянутой нити. Я стал очень тонким. Все мои чувства утонули в магии Веретена, и я ощутил, как во мне просыпается другой «я».

Он знал, зачем существует Веретено. Оно собирало разбросанные по всему миру нити магии и превращало их в пряжу. Оно сосредоточивало силу. А еще он знал, зачем была построена башня: она давала доступ к этой силе. Отсюда житель равнин, наделенный могуществом, маг камня, мог творить чудеса. Танцующее Веретено было сердцем магии равнин, и я нашел его. Из этого источника черпали силу все жители равнин, не только кидона. Мое второе «я», мой двойник вдруг вырвался на поверхность. Он окунулся в величие магии. Часть ее он вобрал в себя, но лишь столько, сколько могло удержать мое тело. Что до остального… ну, теперь, когда ему был известен источник, ни один житель равнин не сможет больше спустить свою магию на спеков с гор. Я об этом позабочусь. Вся собранная ими магия находится у меня в руках. Я громко, ликующе рассмеялся. Я уничтожу…

Я напрягся, стараясь удержать то, что не мог увидеть. Нить оказалась слишком прочной, меня резко отшвырнуло назад, в мое тело, и я почувствовал такой сильный удар, словно опрокинулся на спину на жесткую кладку.

– …на грань совершенного могущества. Это путешествие не для неподготовленного, – закончила фразу женщина равнин.

Она улыбалась, делясь со мной глупым предрассудком.

Я покачнулся и опустился на колени. Мне удалось сохранить толику достоинства и осесть на пятки, вместо того чтобы повалиться ничком. Я видел, что мои руки касаются поблекшего рисунка, вырезанного в камне. Женщина нахмурилась.

– Вам плохо? – скорее с тревогой, чем с сочувствием, спросила она.

– Не думаю, – ответил я.

Я глубоко вдохнул, стараясь прийти в себя, и услышал приближающийся монотонный голос. У меня кружилась голова, и мне совсем не хотелось оборачиваться, но я заставил себя. Полукровка медленно поднимался по ступеням. Он надел соломенную шляпу, придававшую ему забавную солидность. За ним следовала группа любопытствующих, те из них, кто отважился на восхождение. Одна женщина держала над головой зонтик от солнца, две другие обмахивались веерами от жары. В группе оказалось только двое мужчин, и мне показалось, что они скорее сопровождают дам, чем отправились сюда по собственному желанию. За взрослыми поднималось около дюжины ребятишек. Девочки подражали дамам, а мальчишки, явно скучая, пихали друг друга, соревновались, кто первый доберется до площадки, и передразнивали манеры и жесты проводника.

– Я прошу вас всех соблюдать осторожность и не подходить к краю. Стена не вполне надежна. Отвечая на ваш вопрос, сударыня, скажу, что в башне четыреста тридцать две ступеньки. А теперь, пожалуйста, посмотрите на само Веретено. Отсюда его видно лучше всего. Вы уже, наверное, поняли, что иллюзия вращения создается полосами на камне. Естественно, на таком близком расстоянии она не действует, и можно увидеть, что Веретено неподвижно.

Не поднимаясь с колен, я снова посмотрел на Веретено.

– Оно вращается, – тихо проговорил я и с ужасом услышал собственный голос, словно доносящийся издалека. – По-моему, оно вращается.

Несмотря на все мои старания говорить громче, мой голос звучал словно голос Эпини, находящейся в трансе. Двойник пытался одержать надо мной верх, и я с огромным трудом его сдерживал.