Магия отступника

Сперва я предположил, что мрак вскоре рассеется. Я все еще надеялся, что щель вверху вот-вот появится снова. Но я ошибся. Ручеек, бегущий вдоль нашей тропы, давал о себе знать журчанием и влагой в воздухе. Холод сделался промозглым, с узнаваемым запахом воды и растительности. Наше свечение на краткий миг выхватывало из мрака белый мох и облепивший стены лишайник. Когда Оликея заметила семейку бледно-желтых грибов, свесившихся из мшистой трещины, она радостно вскрикнула и бросилась поспешно их собирать. Она разделила свою добычу между нами, и мы съели ее на ходу. После этого, как мне показалось, мальчик-солдат начал яснее воспринимать пещеру. У него словно бы прибавилось сил, и свечение, которое он испускал, сделалось ярче. Оликею и Ликари грибы тоже явно подкрепили, и еще некоторое время мы шли быстрее.

Изредка я слышал всплески, как будто наше свечение спугивало маленьких рыбок или лягушек. Блеск скальной стены в этой части пещеры подсказывал, что еще больше воды стекает по ней, питая ручеек. Он весело журчал вдоль тропы, и это куда в большей степени, чем ощущение уклона под ногами, убеждало меня, что наш путь постепенно уводит нас вниз.

Когда мальчик-солдат наконец решил сделать привал, остальные уже успели сбить ноги, замерзнуть и вымотаться. Оликея явно обрадовалась тому, что он выбрал обычную стоянку. Здесь пещера заметно расширялась, а посередине виднелся большой почерневший круг. Оликее удалось собрать немало обгорелого дерева, и, пока она разводила костер, Ликари отправился проведать странное сооружение, возведенное в ручье. Он вернулся с тремя бледными рыбами:

– Верша была почти пустой. Это все, что удалось в ней найти.

– Обычно она кишит рыбой, и то не вся помещается. – Оликея многозначительно покосилась на мальчика-солдата.

– Скорее всего, в этом году мы проходим последними. Когда идешь по пятам стольких людей, неудивительно, что все, что можно, уже поймано и собрано до нас. Трех рыб нам на сегодня будет достаточно.

– Достаточно? – потрясенно переспросила она.

– Никто из нас не умрет от голода, – пояснил он.

– Но когда мы прибудем на зимовье, ты не будешь выглядеть великим.

– Это моя забота, а не твоя, – укорил ее он.

– Значит, меня не должно заботить, если все вокруг начнут высмеивать меня – мол, я забочусь о своем великом так плохо, что он похож на мешок с костями? Не должно заботить, что на зимовье тебе может не хватить магии, чтобы разжечь себе костер? Я буду унижена, а тебя станут высмеивать и презирать. Это тебя не волнует?

– Меня больше волнует другое, – сообщил он ей и отвернулся, показывая, что разговор окончен.

Бормоча что-то себе под нос, она занялась рыбой. Ликари бродил на границе освещенного круга, изучая забытый хлам. Вскоре он подошел к костру с куском изорванной ткани.

– Мы можем сделать из этого обувь? – спросил он ее, и они вместе занялись делом.

Мальчик-солдат оставил их и двинулся в сторону, и с ним вместе – его собственное свечение. Он направлялся к стене пещеры. Потолок там нависал низко, но он наклонился и еще некоторое время шел пригнувшись. В тусклом свете я видел лишь каменный пол под его ногами. Его спина заныла, а я гадал, куда и зачем он идет. Когда потолок снова стал выше, он выпрямился в полный рост, закрыл глаза, с силой выдохнул, и вокруг вдруг вспыхнуло яркое сияние. Это было уже не его собственное свечение. Мы оказались в другой пещере, отделенной от длинного прохода, по которому шли, огромной, точно бальный зал, и на ее стенах, куда бы я ни взглянул, сверкали кристаллы. Мальчик-солдат каким-то образом пробудил в них свет, и они озаряли пещеру.

Когда он к ним приблизился, они вспыхнули ярче. Они были влажными, блестящими и словно росли прямо из стен пещеры – большие, с хорошо различимыми гранями, и совсем крошечные, яркие искорки на темных стенах. Мальчик-солдат довольно долго их разглядывал, затем выбрал выступающий кристалл и отломил его от стены. Удивительно, как легко он отделился от основания и насколько острым оказался. С пальцев мальчика-солдата капала кровь, пока он нес свою добычу на середину пещеры.

Там обнаружился прудик, настолько же темный, насколько ярко сияли кристаллы. Мальчик-солдат тяжело опустился наземь рядом с ним. Затем он окунул туда пальцы, а когда вытащил, их покрывала чернильно-черная густая слизь. Он кивнул каким-то собственным мыслям. В следующее мгновение он начал прокалывать себе кожу острием кристалла и наносить поверх вонючую слизь. Ранки саднили, но сама слизь не усиливала боль, наоборот, казалось, она запечатывает порезы.

Мальчик-солдат трудился последовательно, начав с плеч и постепенно спустившись до тыльных сторон кистей. Он занимался левой ногой, прокалывая кожу и замазывая ранки слизью, когда я заметил, что в пещере появился новый источник света, желтого и мерцающего. Оликея заклинила один обгоревший факел в другом, получив целый, но едва достаточной длины, чтобы держать его, не обжигаясь. Подойдя ближе, она вскрикнула от боли и выронила факел. Впрочем, нужды в нем уже не было. Вокруг нас по-прежнему сияли кристаллы.

– Я не знала, куда ты ушел, и забеспокоилась. А потом заметила здесь свет. Что ты делаешь? – сердито спросила она.

– Что ты предлагала. Становлюсь спеком, чтобы народ меня принял, – ответил он.

– Это делают только с младенцами, – заметила она, – во время их первого перехода.

– Я не ребенок, но это мой первый переход. Так что я решил, что это будет со мной сделано, даже если заниматься этим придется мне самому.

Его слова заставили ее замолчать. Некоторое время она наблюдала за тем, как он прокалывает мою кожу осколком, а потом смазывает ранки черной слизью. Оликея обернула ноги грубыми обмотками из тряпки, найденной Ликари. Гаснущий факел добавлял свое желтое мерцание к сиянию вокруг нас и отражался в кристаллах на стенах.

– Хочешь, я помогу тебе со спиной? – тихо спросила Оликея, когда он почти совсем догорел.

– Да.

– А ты… какой рисунок ты хочешь? Как у кошки? Или у оленя? Или рябь, как у рыбы?

– На твой выбор, – ответил он и наклонился вперед, подставляя ей спину.

Оликея взяла у него из рук осколок и занялась его спиной. Работа спорилась, как будто ей уже приходилось делать такое раньше. Она быстро нанесла ряд уколов, а потом замазала ранки пригоршней густой, мягкой грязи. Когда этим занимался кто-то другой, боль казалась сильнее.

Я услышал за спиной какой-то шум и понял, что к нам подошел Ликари.

– Рыба готова. Я снял ее с огня, – сообщил он, и голос его был переполнен неуверенностью.

– Мы скоро. Можешь пока съесть свою долю, – отозвалась Оликея.

Но мальчик не ушел, а осторожно присел на каменистый пол и принялся наблюдать за нами.

Закончив со спиной мальчика-солдата, Оликея попросила его встать и занялась ягодицами и ногами сзади. Затем она обошла его кругом, критически оглядывая:

– Ты еще не сделал лицо.

– Оставь как есть, – тихо велел он.

– Но…

– Оставь. Я принадлежу к народу, но не хочу, чтобы они когда-нибудь забыли, что я пришел к ним извне. Оставь мое лицо таким, какое есть.

Оликея надула щеки, не скрывая неодобрения, затем вернула ему кристалл.

– Еда остывает, а костер вот-вот погаснет, – заметила она, повернулась и ушла.

Он остался стоять у заполненного черной слизью пруда, медленно поворачивая в руках кристалл. И вдруг вспомнил кое-что из моего прошлого. Когда я был ребенком и сержант Дюрил учил меня быть солдатом, он всегда носил с собой пращу и мелкие камешки. Всякий раз, когда он заставал меня врасплох, он метал их мне в спину, ребра или даже в голову.

– И ты мертв, – всегда говорил он мне после этого, – потому что отвлекся.

Вскоре я начал подбирать камешки, которыми он меня «убил», и до отъезда из дома у меня набралась целая коробка.

Он показал кристалл Ликари:

– Я хочу его сохранить. У тебя найдется для него место в сумке?

– Я могу положить его вместе с твоей пращой.

– Моя праща у тебя? – удивился мальчик-солдат.

– Я нашел ее в твоей старой одежде и подумал, что она может тебе еще понадобиться.

– И ты был прав. Молодец. Положи кристалл вместе с ней.

Мальчик кивнул, обрадованный похвалой, и потянулся за осколком.

– Осторожней, он острый, – предупредил его мальчик-солдат.