Николас знал, куда бить. В школе его хвалили многие учителя, особенно по литературе: если тема ему нравилась, никто не писал сочинения лучше его. Де Марино, преподаватель литературы, еще на первом родительском собрании сказал: “У вашего сына талант, он очень точно подмечает многие вещи и описывает их. Умеет, так сказать, – учитель улыбнулся, – улавливать звуки в этом мире и находить нужные фразы, рассказывая о них”.
Эти слова грели отцовскую душу, он пестовал их, как дитя, повторял про себя всякий раз, когда поведение Николаса его расстраивало и злило. Он всегда успокаивался, когда видел, что сын читает, учит уроки, ищет что?то в интернете.
– Не, не буду. Нет уроков. – И огляделся по сторонам, как будто хотел еще раз убедиться в несостоятельности – этих стен, этой посуды, фотографии, на которой стоял отец в спортивной форме со своими учениками: лет десять назад они выиграли очередной турнир по волейболу. Волейболу? Это что вообще? Писать сочинение про эти жалкие чемпионаты для каких?то придурков? Этого ждет от него отец? Описывать прыщавых волейболистов и их родителей-идиотов? Он вспомнил о твердом предмете, лежавшем в трусах, и машинально пощупал его.
– Что ты там щупаешь? Ты за столом! – На лбу у отца пролегла глубокая морщина, как обычно, когда он входил в роль главы семейства.
– Ешь, понял?
– Не, не хочу. – Николас посмотрел на отца пустым, ничего не выражающим взглядом, который хуже, чем открытый бунт. “Что я должен сделать?” – читал он в глазах отца. “Ты ничтожество, физрук”, – отвечал ему сын своим безразличием.
– Нужно учиться, ты молодец, у тебя получается. Я готов оплатить тебе потом серьезное образование, университет. Сможешь поехать в Англию, в Америку. Многие так делают. Да, я знаю. Возвращаются и легко находят работу. Я даже готов взять кредит… – Отец отодвинул тарелку и, чтобы не казаться жалким, набил рот и встал рядом с сыном-подростком, который в ответ на предложение оплатить ему “серьезное образование” чуть не засмеялся. Сдержался, конечно, но не из уважения к отцу, а потому, что впервые по?настоящему задумался о том, что образование, это “серьезное образование”, он смог бы оплатить себе сам. Нет, даже не так: он купит себе его сразу, как поступают настоящие боссы, а не станет, подобно остальным, брать кредиты на машину, на мопед, на телевизор. Тут в поле зрения Николаса попал братишка, чья широкая улыбка вернула его на землю.
– Папа, мне надо сначала эту школу закончить, – сказал он, – эту дурацкую, никчемную школу.
– Нико, прекрати! Дурацкую, никчемную… Мы… – Он замолчал на полуслове.
Ужин был окончен. Отец отнес посуду на кухню, сам все убрал и, чтобы не остаться в одиночестве в этом домашнем театре, попытался возобновить разговор.
Кристиан ел молча, глядя в тарелку: он только и ждал, чтобы запереться в комнате с братом. Николас пару раз подмигнул ему и улыбнулся с видом знатока; ясное дело, он хочет рассказать что?то важное. Отец тоже заметил эту улыбку и снова взорвался:
– Какого черта, Николас?! Ты столько дров наломал! Втянулся в опасное дело. Остался на второй год. Откуда столько наглости? Тебе даны способности свыше, а ты ведешь себя как последний идиот! – Отец пользовался моментом, пока матери не было дома.
– Знакомая песня, па.
– Так выучи ее наизусть! И прекрати хамить.
– А чё я такого сделал? – Однако ему показалось, отец что?то учуял. Хоть Николас и умел хорошо притворяться, на нем неизбежно оставался налет его авантюр. Важное событие – это веревка, которая крепко тебя обвивает и с каждым твоим движением все больше впивается в тело, оставляя на коже следы, заметные всякому. Николаса, обвязанного за бедра, тянула назад веревка, закрепленная у китайского склада на улице Джантурко. Его первого оружия.
Проще всего в домашнем театре делать вид, что ничего особенного не происходит. Николас так и делал.
Когда отец решил, что урок окончен, Николас потихоньку ускользнул в свою комнату, Кристиан за ним.
– Чую, ты что?то натворил… – Кристиан сгорал от нетерпения. Николас хотел еще немного потянуть ожидание и вооружился мобильным телефоном, но тут в комнату заглянула вернувшаяся домой мать. Сделав вид, что уже засыпают, братья легли в кровать, не включая телевизор, бросили вялое “Привет, ма” в ответ на ее робкое намерение завязать разговор. Тишина, последовавшая в ответ на вопросы матери, дала ей понять, что продолжения не будет.
Как только дверь снова закрылась, Кристиан прыгнул в постель к брату:
– Давай, выкладывай!
– Смотри?ка! – Николас вытащил бельгийский металлолом.
– Вот это да! – Кристиан попробовал вырвать пистолет из рук брата.
– Эй, осторожно! Он стреляет!
Они тысячу раз перекладывали револьвер из рук в руки и любовно гладили.
– А давай откроем! – попросил Кристиан.
Николас открыл барабан револьвера, и Кристиан покрутил его. Как ребенок, впервые взявший в руки ковбойский пистолет.
– И что ты с ним собираешься делать?
– С ним я собираюсь работать.
– То есть?
– Получить то, чего хочу…
– А меня возьмешь с собой?
– Посмотрим. Слушай, только никому ни слова.
– Конечно. Что я, не понимаю? – Кристиан обнял брата, как всегда, когда выпрашивал подарок. – Можешь дать мне его? На одну ночь.
– Нет, не сегодня, – сказал Николас, убирая пистолет под подушку. – Сегодня он будет у меня.
– Тогда завтра!
– Ну хорошо, завтра он твой!
Игра в войнушку.
Шарики
Николас думал только об одном: как помириться с Летицией. Ситуация осложнялась тем, что она не отвечала. Ни по телефону, ни через окно, и это было впервые. Летиция не хотела выслушать его, а он заискивал, просил прощения, клялся в любви. Могла бы накричать, как вначале или когда они ругались, могла бы обозвать последними словами, но она не снизошла даже до этого. Ему же белый свет стал не мил. Без ее сообщений в Вотсапе, без ее нежности он ощущал пустоту. Он хотел, чтобы Летиция его обняла. Все герои нуждаются в ласке.
Нужно было что?то придумать, и первым делом он решил разыскать Цецилию, лучшую подругу Летиции.
– Отстань от меня, – отрезала Цецилия. – Отстань, это ваше личное дело.
– Нет, подожди. Ты должна мне помочь.
– Я никому ничего не должна.
– Не, я серьезно, помоги, а? – Он остановил ее, перегородив вход в подъезд. – Есть одно дело, мне нужен скутер Летиции, здесь, на улице. В дом к ней мне не войти, в гараж тоже. – Впрочем, он прекрасно мог взломать гараж родителей Летиции, но понимал, что ничем хорошим это не кончилось бы.
– Нет, Нико, даже не думай. – Цецилия скрестила руки на груди.
– Попроси меня о чем угодно, попроси, и я сделаю, если ты мне поможешь.
– Нет… Летиция на самом деле, то есть… после того, что ты сделал с Ренатино…
– Мне плевать! Если кого?то любишь, сильно любишь, по?настоящему, никого не подпустишь к этому человеку.
– Да, но не таким же способом, – сказала Цецилия.
– Просто скажи, что ты хочешь за услугу.