Неандертальский параллакс. Гоминиды

Это никакой не секс, – думала Мэри, когда слёзы брызнули из уголков зажмуренных глаз. – Это насильственное преступление. Её поясница стукалась о бетон каждый раз, как насильник налегал на неё, проникал глубоко снова, и снова, и снова, и его животные стоны становились громче с каждым разом.

А потом всё наконец кончилось. Он вышел из неё. Мэри знала, что сейчас она должна посмотреть вниз, попытаться запомнить характерные приметы, увидеть хотя бы, обрезан он или нет, всё что угодно, что помогло бы осудить ублюдка, но она не могла на него смотреть. Она вскинула лицо к тёмному небу; всё расплылось в пелене жгучих слёз.

– Теперь ты останешься здесь, – сказал насильник, похлопав её по щеке плоским лезвием ножа. – Ты не издашь ни звука и останешься здесь в течение пятнадцати минут. – А потом она услышала звук застёгиваемой молнии и его шаги – он бежал через поросший травой газон.

Мэри оперлась спиной о бетонную стену и скользнула по ней вниз; колени упёрлись в подбородок. Она ненавидела себя за вырывающиеся из груди тяжёлые всхлипы.

Через некоторое время она просунула ладонь между ног, потом вытащила и осмотрела её, чтобы узнать, не идёт ли кровь; слава богу, нет.

Она подождала, пока не выровняется дыхание, а желудок не уляжется достаточно, чтобы она смогла встать и её бы не вывернуло. И тогда она встала, медленно и мучительно. Она слышала голоса – женские голоса – в отдалении: две студентки болтали и смеялись на ходу. Часть её хотела их позвать, но она не смогла выдавить из горла ни звука.

Она знала, что температура воздуха никак не ниже двадцати пяти градусов, но ей было холодно, холоднее, чем когда-либо в жизни. Она начала растирать руки, чтобы согреться.

Непонятно, сколько времени ей потребовалось на то, чтобы прийти в себя. Пять минут? Пять часов? Она должна найти телефон, набрать 911, позвонить в полицию Торонто… или в полицию кампуса, или – она знала о таком, читала в справочнике для студентов – в центр помощи жертвам изнасилований Йоркского университета, но…

Но она не хотела ни с кем говорить, не хотела никого видеть… не хотела, чтобы кто-то увидел её такой, как сейчас.

Мэри застегнула брюки, сделала глубокий вдох и зашагала. Лишь через несколько секунд она осознала, что направляется не к машине, а возвращается в Фаркуарсон-билдинг, к себе на факультет биологии.

Войдя в здание, она поднялась на четыре лестничных пролёта вверх, всё время держась за перила, боясь потерять равновесие, если их отпустит. К счастью, коридор был по-прежнему пуст. Она добралась до своей лаборатории, никем не замеченная. Замерцали и зажглись флуоресцентные лампы.

Мэри не беспокоилась насчёт беременности – она принимала противозачаточные таблетки (не грех в её глазах, хотя несомненный грех в глазах её матери) с тех пор, как вышла замуж за Кольма, и просто продолжила их принимать после того, как они разошлись, хотя, как скоро стало ясно, потребности в этом никакой не было. Но ей совершенно точно надо будет найти клинику и провериться на СПИД, просто для душевного спокойствия.

Мэри не собиралась сообщать о преступлении; она уже определилась на этот счёт. Сколько раз она проклинала тех, о ком читала, что они не стали заявлять в полицию об изнасиловании? Они предают других женщин, дают чудовищу уйти, дают ему шанс сделать это снова с кем-то ещё, со мной, сейчас, но…

Но легко проклинать кого-то, когда это случилось не с тобой, когда не ты была там.

Она знала, что случается с женщинами, которые обвиняют мужчин в изнасиловании; она видела это по телевизору множество раз. Они пытаются доказать, что в этом была её вина, что её показаниям нельзя верить, что она каким-то образом согласилась на это, что её моральные устои не слишком крепки.

– Так вы говорите, что вы – добрая католичка, миссис О’Кейси… о, простите, вы больше не носите эту фамилию, правда ведь? С тех пор, как разошлись с вашим мужем Кольмом. Теперь вы мисс Воган, так? Но вы и профессор О’Кейси юридически до сих пор состоите в браке, не так ли? Пожалуйста, расскажите суду, спали ли вы с другими мужчинами с тех пор, как ушли от мужа?

Она знала, что справедливость редко можно найти в зале суда. Там её разорвут на части и соберут из них такое, что она сама не узнает.

А в результате ничего, по сути, не изменится. Монстру всё сойдёт с рук.

Мэри сделала глубокий вдох. Возможно, потом она передумает. Но прямо сейчас самым важным делом был сбор вещественных доказательств, и она, профессор Мэри Воган, была в этом не менее компетентна, чем женщина-полицейский с чемоданчиком для сбора улик.

В двери в её лабораторию было окно; она встала так, чтобы её было невозможно увидеть из коридора. Сняла брюки, едва не подпрыгнув от звука расстёгиваемой молнии. Потом взяла стеклянный контейнер для образцов и несколько ватных тампонов и, смаргивая выступившие слёзы, промокнула оставшуюся внутри её гадость.

Закончив, она запечатала контейнер, написала на нём дату красным маркером, и пометила как «Воган 666»: её фамилия и номер образца, как нельзя лучше подходящий для маньяка. Потом она запечатала свои трусики в непрозрачный пластиковый контейнер и пометила его той же датой и обозначением. И то и другое она поместила в холодильник для хранения биологических образцов рядом с ДНК странствующего голубя, египетской мумии и шерстистого носорога.

Глава 7

– Где я?

Понтер знал, что в его голосе слышна паника, но ничего не мог с собой поделать. Он всё ещё сидел в странном кресле, катающемся на двух обручах, что было хорошо, поскольку он сомневался, что сможет устоять на ногах.

– Успокойся, Понтер, – сказал имплант-компаньон. – У тебя пульс подскочил до…

– Успокойся! – огрызнулся Понтер, будто Хак предложила что-то до смешного невозможное. – Где я?

– Я не уверена, – ответила компаньон. – Я не принимаю сигналов от башен системы позиционирования. Вдобавок я отрезана от планетарной инфосети и не получаю подтверждений от архивов алиби.

– Ты не повреждена?

– Нет.

– Значит… значит, мы не на Земле? Иначе ты принимала бы сигналы от…

– Я уверена, что мы на Земле, – ответила Хак. – Ты обратил внимание на солнце, когда они вели нас к экипажу?

– А что с солнцем?

– Его цветовая температура 5200 градусов, а угловой размер – одна семисотая большого круга, как и должно быть у Солнца, видимого с орбиты Земли. К тому же я опознала породу большей части деревьев, которые успела рассмотреть. Нет, это вне всякого сомнения Земля.

– Но эта вонь! Воздух такой грязный!

– Могу лишь поверить тебе на слово, – ответила Хак.

– А мы не могли… скажем, переместиться во времени?

– Маловероятно, – ответила компаньон. – Но если сегодня ночью мне удастся взглянуть на звёзды, я смогу сказать, сдвинулись ли они вперёд или назад на заметное расстояние. А если я смогу зафиксировать положение других планет и фазу луны, то, возможно, мне даже удастся точно определить дату.

– Но как нам вернуться домой? Как мы…

– Понтер, я снова должна повторить свой совет: успокойся. Ты близок к гипервентиляции. Сделай глубокий вдох. Вот так. Теперь медленно выдыхай. Правильно. Расслабься. Ещё один вдох…

– Кто эти существа? – спросил Понтер, делая рукой жест в сторону костлявой фигуры с тёмной кожей и без волос и другой фигуры, с кожей посветлее и обмотанной тканью головой.

– Хочешь знать, что я думаю? – спросила Хак. – Это глексены.

– Глексены! – воскликнул Понтер достаточно громко, чтобы две странных фигуры повернулись в его сторону. Он понизил голос. – Глексены? Не говори ерунды…

– Взгляни на вон те изображения черепов. – Хак разговаривала с Понтером через пару кохлеарных имплантов, но изменяя звуковой баланс между правым и левым имплантами, она могла указывать направление так же точно, как если бы тыкала пальцем. Понтер поднялся с кресла и нетвёрдой походкой проковылял через комнату, прочь от странных существ, к одной из освещённых панелей, такой же, какую изучали они, с прикреплёнными к ней рентгенограммами головы.

– Зелёное мясо! – выругался Понтер, разглядывая странные черепа. – Они и правда глексены. Точно ведь?

– Я бы сказала, очень похоже на то. Из всех приматов только у них отсутствует надбровный валик и есть такой вот выступ на передней части нижней челюсти.

– Глексены! Но они ведь вымерли… э-э… как давно они вымерли?

– Вероятно, около четырехсот тысяч месяцев назад, – ответила Хак.

– Это не может быть Земля той эпохи, – сказал Понтер. – То есть я имею в виду, если бы тогда существовала развитая цивилизация, она обязательно оставила бы какие-то следы. Глексены максимум умели обрабатывать камень, ведь так?

– Да.

Понтер попытался подавить в своём голосе истерические нотки.