Воин

На следующий день Дзирт осторожно спустился с гор. В запястье, в том месте, куда спрайт вонзил свой кинжал, пульсировала боль, но рана была чистой, и Дзирт не сомневался, что она заживет. Он припал к земле в густом кустарнике на склоне холма позади фермы Тистлдаунов, готовый еще раз попытаться встретиться с детьми. Достаточно долго он наблюдал за человеческим сообществом и слишком много времени провел в одиночестве, чтобы теперь отступить. Именно здесь он намеревался обрести дом, если ему удастся преодолеть барьеры предубеждений, в особенности со стороны могучего человека со злобными псами.

Из этого положения Дзирт не мог видеть разбитой двери сарая, и ему показалось, что ферма выглядит так, как и должна выглядеть в предрассветной мгле.

Однако после восхода солнца фермеры не вышли из дома, хотя раньше они появлялись с первыми лучами. Петух кукарекал, и несколько животных бродили по двору, но в доме по-прежнему было тихо. Дзирт понимал, что это странно, но допускал, что вчерашняя встреча в горах побудила фермеров спрятаться. Возможно, семья вообще оставила ферму, ища укрытия в самом городке, где дома расположены теснее. Эти мысли угнетали Дзирта: он опять нарушил уклад жизни тех, кто был рядом, просто показавшись перед ними. Он вспомнил Блингденстоун, город глубинных гномов, и ту суматоху и возможную опасность, которую принесло им его появление.

День был солнечным, но с гор дул холодный ветерок. Насколько Дзирт мог судить, ни на дворе, ни в самом доме никто не шевелился. Дров наблюдал за всем этим, и с каждой секундой в нем росла уверенность.

Знакомое жужжание отвлекло Дзирта от раздумий. Он выхватил оставшуюся саблю и огляделся. Ему хотелось бы позвать Гвенвивар, но с последнего исчезновения кошки прошло слишком мало времени. Пантере требовалось отдыхать в астральном доме еще один день, чтобы восстановить силы, необходимые для сопровождения Дзирта. Не заметив поблизости ничего подозрительного, Дзирт встал между стволами двух больших деревьев, занимая наиболее выгодную позицию против умопомрачительно быстрых атак верткого духа.

Через миг жужжание прекратилось, но спрайт так и не появился. Остаток дня Дзирт провел, передвигаясь среди кустарника, оплетая его нитями-ловушками и выкапывая неглубокие ямы. При новой схватке с духом он собирался добиться иного исхода сражения.

Удлинившиеся тени и багровый закат снова привлекли внимание Дзирта к ферме Тистлдаунов. В доме не зажглось ни огонька, чтобы развеять сгущающиеся сумерки.

* * *

Уверенность Дзирта еще более окрепла. Возвращение коварного спрайта красноречиво напомнило ему об опасностях, таящихся в этой местности, и поскольку двор был все так же пуст и тих, страх, зародившийся в нем, укоренился и вскоре превратился в ужас.

Сумерки сгустились до темноты. Появившаяся на востоке луна упорно поднималась по ночному небу.

В доме по-прежнему не горело ни одной свечи, а через темные окна не доносилось ни звука.

Дзирт выскользнул из кустарника и стрелой промчался через небольшое поле позади дома. Он не собирался приближаться к дому, он просто хотел узнать как можно больше. Если бы исчезли лошади и маленький фургон фермеров, это подтвердило бы прежние подозрения Дзирта о том, что фермеры нашли убежище в городке.

Но когда он обошел сарай и увидел разбитую дверь, ему стало ясно, что он ошибался. С каждым шагом его страх возрастал. Заглянув в сарай, он уже не удивился, обнаружив фургон, стоявший посреди, и стойла, где топтались лошади.

Возле фургона неловко лежало тело старой женщины, покрытое засохшей кровью. Дзирт подошел к ней и сразу понял, что она мертва, убита каким-то острым оружием. Ему тотчас же вспомнился злой спрайт и украденная сабля. Когда он нашел за фургоном тело другой женщины, то понял, что в этом деле участвовал и какой-то другой монстр, более коварный и могущественный. Дзирт даже не смог узнать, кому принадлежало это второе, наполовину съеденное тело.

Он выбежал из сарая и бросился к дому, забыв обо всех предосторожностях. В доме он обнаружил трупы взрослых мужчин Тистлдаунов и, к своему полному ужасу, детей, слишком неподвижно лежавших в кроватках. При виде маленьких тел на него нахлынуло отчаяние и чувство вины. Слово «дзиррит» мучительно отдавалось у него в голове, когда он смотрел на парнишку с соломенными волосами.

Такое смятение чувств было непереносимо для Дзирта. Он заткнул уши, чтобы не слышать проклятого слова «дзиррит», но оно преследовало его бесконечным эхом.

Не в силах дышать, Дзирт выбежал из дома. Если бы он обыскал комнату более тщательно, то нашел бы под кроватью свою вторую саблю, сломанную пополам и оставленную для жителей селения.

Часть 2

Следопыт

Есть ли во всем этом мире что-нибудь тяжелее, чем чувство вины? Я часто ощущал на своих плечах этот гнет, тащил его за собой по длинным дорогам скитаний.

Чувство вины напоминает обоюдоострый меч. С одной стороны, оно действует как. справедливость, подчиняя принципам морали тех, кто их боится. Чувство вины, порожденное совестью, отличает добрую личность от злобной. Оказавшись в ситуации, сулящей выгоду, почти каждый дров готов убить другого, будь то его родич или чужак, и уйти прочь, не ощущая никакого эмоционального потрясения.

Убийца дров может бояться возмездия, но не прольет ни слезинки о своей жертве.

У людей, а также у наземных эльфов и других рас, обладающих совестью, нравственные страдания перевешивают любую внешнюю угрозу. Иной раз кажется, что наличие чувства вины и совести – это главное различие, существующее между разнообразными расами Королевств. С этой точки зрения, чувство вины может рассматриваться как положительная сила.

Но существует и другая сторона этого тяжкого чувства. Совесть не всегда подвластна голосу разума. Чувство вины – это бремя, всегда накладываемое личностью на саму себя, но не всегда справедливое. Так было со мной на моем долгом пути из Мензоберранзана в долину Ледяного Ветра. Я покинул Мензоберранзан, чувствуя вину за Закнафейна, моего отца, принесенного в жертву в моих интересах. Я принес в Блингденстоун вину за Белвара Диссенгальпа, свирфнеблина, которого мой брат лишил рук. И по другим дорогам я нес множество других тяжких грузов: Щелкунчик, убитый чудовищам, охотившимся за мной; гноллы, павшие от моей собственной руки; и – что было самым болезненным – эта простая фермерская семья, убитая баргест-велпом.

Разумом я понимал, что мне не за что винить себя, что я не мог повлиять на события или, как в других случаях, например с гноллами, что я поступил правильно. Но разум – слабая защита против тяжкого ощущения вины.

Со временем, получив поддержку верных друзей, я смог избавиться от многих угрызений совести. Но часть моей тяжкой ноши останется и всегда пребудет со мной. Я принимаю это как неизбежность и знаю, что совесть поможет мне выбрать верный путь в жизни.

Я верю, что это и есть истинная цель совести.

    Дзирт До'Урден

Глава 6

Сандабар

– Ой, хватит, Фрет, – сказала высокая женщина седобородому дворфу в белом одеянии, шлепнула его по рукам и пробежалась пальцами по своим густым каштановым волосам, основательно взъерошив их.

– Так-так, – отозвался дворф, тотчас же потянувшись к пятнышку грязи на плаще женщины-следопыта. Он принялся энергично орудовать щеточкой, но женщина постоянно двигалась, мешая ему закончить работу. – Почему-то мне кажется, госпожа Соколица, что вам не мешало бы просмотреть кое-какие книги о правилах поведения.

– Я только что приехала из Серебристой Луны, – возмутилась Дав Соколица, подмигивая Габриэлю, еще одному воину, находившемуся в комнате, высокому мужчине с суровым лицом. – Иногда в дороге случается и запачкаться:

– Только что! Почти неделю назад! – протестующе заявил дворф. – И прошлой ночью на пиру вы были в этом же самом плаще!

Тут дворф заметил, что, занявшись чисткой плаща Дав, он перепачкал собственное шелковое платье, и это несчастье отвлекло его внимание от следопыта.

– Дорогой Фрет, – начала Дав, лизнув палец и небрежно растерев пятнышко на плаще, – ты самый замечательный из слуг.

Дворф побагровел, как свекла, и топнул сверкающей туфлей о пол, выложенный плиткой.

– Из слуг? – возмущенно фыркнул он. – Я сказал бы….

– Так скажи! – рассмеялась Дав.

– Я самый…. один из самых великих мудрецов на всем севере! Мой трактат о надлежащем этикете на межрасовых пирах ….

– Или об отсутствии надлежащего этикета…. – не преминул вмешаться Габриэль. Дворф с мрачным видом повернулся к нему. – Во всяком случае, что касается дворфов, – закончил высокий воин, с невинным видом пожимая плечами.

Дворф заметно задрожал, и его туфли выбили на твердом полу громкую дробь.

– Ах, дорогой Фрет, – сказала Дав, успокаивающе прикасаясь к плечу дворфа и гладя его безукоризненно подстриженную желтоватую бороду.

– Фред! – резко поправил дворф, отталкивая руку следопыта. – Фредегар!

Дав и Габриэль перекинулись понимающими взглядами, а затем со смехом выкрикнули фамилию дворфа:

– Сокрушитель Скал!

– Фредегар Иглокол будет точнее! – прибавил Габриэль.

Взглянув на рассерженного дворфа, он сразу понял, что пора уносить ноги, схватил свой мешок и бросился вон из комнаты, задержавшись лишь для того, чтобы на прощанье подмигнуть Дав.

– Я только хотел помочь. – Дворф сунул руки в невероятно глубокие карманы и опустил голову.

– Ты это и делаешь! – воскликнула Дав, желая утешить его.