Коплята

– С-счастье.

Оборачиваюсь, в проходе девушка. Стоит, улыбаясь, и тянется.

– Что? – изумленно спрашиваю я.

– Доброе утро, говорю, – отвечает она и поправляет на плече мою рубашку, которая на ней, как чехольчик с танка.

– И тебе, – отвечаю я и провожаю машину реанимации взглядом.

***

Проходит месяц, мы с ней пара. А оно исчезло, словно и не было его. Растворилось в счастливых буднях, как наваждение или мираж. Что если и пристало видеть, то только больному скорбью мозгу.

Я всё реже его вспоминаю. Счастье так меня переполняет, я никогда не верил, что так может быть. Встаю с улыбкой, завтрак на двоих, и вот совсем уже не замечаю тех стариков, носилок и желтых машин скорой у подъезда. Знакомлюсь с ее родителями, а она с моими. На январь у нас уже намечен совместный отпуск в стране пальм и белых лагун.

До отпуска уже совсем ничего, декабрь – новый год на носу, бегаем вместе по магазинам, выбираем подарки.

Минует очередной день в рекламном отделе, возвращаюсь с работы. Здороваюсь с соседом, он едва меня замечает, но пусть. У порога достаю ключи и насвистывая под нос мелодию, верчу ключом так и эдак, но замок никак не хочет поддаваться. «Странно», – думаю я и повторяю попытку раз за разом, но итог один. Пытаюсь достучаться до соседей, эффекта ноль. Спускаюсь вниз и звоню в домофон, в ответ тишина. Звоню друзьям и родителям, но никто не берет трубку. Отчаявшись, снимаю номер в отеле, еду поутру на работу, и на проходной мой пропуск не читает автомат, а охранник говорит, что, мол, не знает меня.

– Да ладно тебе, Михалыч. Мы же уж второй год друг другу глаза мозолим, – говорю я, а он вертит пальцем у виска и скрывается в будке.

«Да что за бред?» – мысленно повторяю себя и еду к родителям, но и там никого.

– Да куда все подевались?!

И так с неделю, курсирую по ранее родным местам. Но меня никто не узнает, крутят пальцем у виска и гонят словно прокаженного. Я всё упорствую, ко второй неделе денег почти нет. Снимаю койко-место в хостеле, упорствую еще, но пусто. К концу декабря денег не остается вовсе, ночую в подъездах, прохожие уже меня сторонятся, гонят прочь сторожа. Отчаявшись, я в сотый раз возвращаюсь к своему дому и наконец-то вижу себя. Нет, это словно мираж. Это она, рядом я. Грузят вещи в машину отца, на подъезде цветом играют гирлянды. А я, не чувствуя холода, иду к ним, меня словно не замечают. Наконец, обратив внимание, кривятся и гонят прочь, как бродячего пса. Машут руками, кричат: «Не отстанешь, полицию вызовем». Я настаиваю, пытаюсь объяснить, тычу пальцем в себя и кричу: «Это я!»

Они скрываются за стальной дверью подъезда, ярко красной, как и весь скопившийся во мне гнев. Барабаню кулаком в дверь, кричу и вскоре слышу сирену. Бегу через двор, прячусь за контейнером с отбросами и чувствую, как кто-то тянет меня за полу засаленного пальто. Оборачиваюсь, вижу чумазую бродяжку. Почти карлица, лицо в разводах, руки чернющие, изо рта разит. Она тянет меня за собой, показывает свое убежище в стенах помойки.

И вот она, моя реальность…

Она жестом приглашает за контейнер, там лежбище: сырой картон в основе, сверху грязный матрац. Усаживает рядом с собой, накидывает на плечи плед и жмется. Ее трясет от холода, меня от злости. Я прогоняю события минувших дней вновь и вновь, а она жмется ближе.

И чуть согревшись, спрашивает:

– Давно на улице?

– Я не бездомный.

– Ага, как и я, – отвечает она и, склонив голову, чешет носик.

– Конечно, еще скажи…

– Есть ли с-счастье, – перебила она и полностью завладела моим вниманием.

– Что ты сказала?

– Что ты ранее от него слышал.

– Тоже его видела?

– Даже хуже…

– В смысле?

– У меня остался месяц, а у тебя целый год.

– Что ты несешь? – я отмахнулся и хотел уже встать, когда она придержала меня за руку и распахнула куртку.

Вся кожа синяя и в чёрных пятнах, а ноги маленькие, словно не ее, и видно, как вместо ногтей проросли когти.

– Ровно год, так мне сказала такая же бродяжка, как я. В прошлое Рождество, тогда я и узнала о Коплятах.

– О ком?!

– Их так зовут.

Я обомлел и наконец под слоем грязи на ее лице разглядел синие струпья точь-в-точь как на моих руках.

– Кто они? – придя в себя, тут же спросил я.

– Говорят, проклятие, вернее сказать, те, кто крадут счастье, – кашлянув черной сажей, ответила она. – Я была в твоем положение в прошлом году. Меня спасла такая же, как я, бродяжка, – она шмыгнула носом, ткнула меня пальцем в грудь. – Сказала, есть у тебя год, чтобы снова человеком стать.

– Можно вернуть всё?

– Нет, можно забрать чужое.

– В том смысле, что…

– Нет-нет, взять так, как лишь они способны, – кашлянула в сторону и уточнила. – Коплята крадут твою судьбу и счастье.

Она подсела ближе, ее трясло, но сдерживая приступ кашля, она поведала о существах, что по природе своей схожи с домовыми, но являют собой их полную противоположность.

– Они остатки забытых душ, – сказала она едва слышно и продолжила, – они всегда рядом, но приходят лишь к тем, чьё сердце теплится надеждой. Во сне иль наяву ты должен согласиться – сказать, что хочешь счастья. И вот Копленок на твоем пороге, помогает во всём, как добрая няня тянет тебя за руку к счастью. И вот, когда оно достигнуто, они исчезают, а ты живешь в грезах и уже не замечаешь, как они высасывают всю жизнь вокруг тебя и в один прекрасный день занимают твое место.

– Но как?!

– Ты сам даешь согласие, – она смотрит на меня глазами, в которых промелькнула желтизна белков, видит вопрос, готовый у меня с губ сорваться, и тут же отвечает: – Оно спросило, хочешь ли ты счастья?

Я тут же киваю.

– Вот это и было согласием твоим.

– Бред какой-то! – я качаю головой.

– А ты что хотел – договор в двух экземплярах и печать?

– Нет, но…