Социология политической партии в условиях современной демократии. Исследование олигархических тенденций в совместной жизнедеятельности

Правительство и революционеры, короли и партийные лидеры, тираны милостью Божьей и узурпаторы, одичавшие идеалисты и расчетливые честолюбцы, все они – народ и постоянно твердят, что их действия направлены на воплощение народной воли.

В современной классовой и народной жизни этика стала необходимым аксессуаром, выдумкой. Каждое правительство пытается подпереть свою фактическую власть каким-нибудь абстрактным этическим принципом. Любое общественное движение в своей чистейшей форме старается выставить напоказ собственное человеколюбие. Все вновь возникающие классовые партии в начале своей борьбы за власть перед лицом всего мира заявляют, что хотят освободить от гнета тиранов не столько себя, сколько все человечество, заменить старый и несправедливый режим новым и справедливым. Демократия всегда словоохотлива. Ее словарь – паутина метафор. Демагог – плод, неожиданно выросший на демократической почве, – постоянно переходит от сентиментальности и чувствительности к страданиям народа. «Жертвы заботятся о своих словах, палачи пьяны и слезливая философия»[21 - Leon A. Daudet, Alphonse Daudet. Paris: Bibliotheque Charpentier (E. Fasquelle), 1898, p. 142.], – саркастично замечает Доде. Каждый новый социальный слой, который призывает атаковать привилегии другого класса, уже находящегося у власти (как экономической, так и политической), всегда выступает под лозунгом: «Ради спасения всего человечества!» Когда молодая французская буржуазия решилась на большую битву против аристократии и духовенства, она начала с торжественной Декларации прав человека и гражданина и ринулась в бой с лозунгом «Свобода. Равенство. Братство». Сегодня мы слышим ораторов совсем другого мощного классового движения – движения наемных рабочих, заявивших, что они ведут классовую борьбу вовсе не из классового эгоизма, а, напротив, как раз для того, чтобы вычеркнуть понятие о социальном классе из социальной жизни; современный социализм в припеве своего теоретического гимна все время повторяет гордые слова: создание бесклассового, гуманного, братского общества!

И все-таки торжествующая буржуазия Декларации прав человека и гражданина установила республику, а не демократию, слова «равенство», «свобода» и «братство» до сих пор можно увидеть на портиках французских тюрем, а Парижская коммуна, которая представляет собой первый, пусть и недолговечный успешный пример рабочей социалистической формы государственного управления, несмотря на свои коммунистические принципы, во времена безденежья оберегала Банк Франции с заботой, достойной консорциума самых непримиримых капиталистов. Революции случались, демократии нет.

Политическая партия особенно любит отождествлять себя со всем мирозданием, ну или хотя бы с большинством сограждан, выступать от имени всего, вести борьбу ради всех, сражаться за все хорошее[22 - Сторонники пессимистичных социологических взглядов, по большей части независимые, обращают особое внимание на это свойственное реформаторским или революционным движениям отчасти сознательное, отчасти неосознанное смешение классовых или партийных интересов и целей с интересами или целями общества. Ср.: Gaetano Mosca, Elementi di Scienza Pilitica. Torino: Восса, 1896, p. 75; Ludwig Gumplowicz, Sozialphilosophie im UmriJS, s. 23, 70, 71, 94, 123; Vilfredo Pareto, Les Systemes Socialistes. Vol. I. Paris: Giard et Briere, 1902, p. 59. Впрочем, это смешение свойственно не только демократии. Аристократия тоже не ограничивается интересами небольшой социальной группы, а обращается ко всему народу, не учитывая разницу в статусе или классовой принадлежности (о том, в какой степени речь может идти о немецких консерваторах, см.: Oskar Stillich, Die Konservativen, p. 3). В этом случае проще объяснить эту демократическую легенду их истинной сутью.]. Лишь представители социалистических партий изредка провозглашают свои партии исключительно классовыми. Но и они сразу смягчают этот тезис, добавляя, что интересы их партии совпадают с интересами всего народа. В этом утверждении социалистическая партия приближается к действительности, так как в отличие от буржуазных партий, малочисленных по своей природе, она действительно представляет самый многочисленный слой населения[23 - Очень подробное и виртуозное изложение тесных отношений партий и масс можно найти в: Karl Kautsky, “Klasseninteresse. Sonderinteresse. Parteininteresse,” Neue Zeit, XXI, Bd. 2, Nr. 34–35. Тех, кто заинтересован в сути отношений между научными дисциплинами, исследующими все человечество в целом и пролетариатом как общественным классом, я отсылаю к работам, упомянутым в моем введении к переводу труда Ничефоро: Robert Michels, “Das Proletariat in der Wissenschaft und die okonomisch-anthropologische Synthese,” in Alfredo Niceforo, Anthropologic der nichtbesitzenden Klassen. Studien und Untersuchungen. Leipzig: Maas und van Suchtelen, 1910.]. Приближается, но не отражает ее полностью. Когда представители социал-демократии в ходе выборов (из оппортунистских соображений) заявляют, что цель социализма – «раздать всем, но ни у кого не забирать», им можно возразить, что в условиях радикальных имущественных отношений сдержать подобное обещание невозможно; чтобы «раздать», необходимо «забрать», и если работяги хотят экономически потягаться с Ротшильдами, Вандербильтами или князьями Плесе, что было бы возможно только при национализации частного имущества последних, то, очевидно, в условиях социализма вышеназванные окажутся сильно ограниченными в доходах и власти. К той же оппортунистской тенденции можно отнести и теоретическое разделение населения на собственников средств производства и тех, кто от них зависит. Разделение, которое производит социал-демократия, бегло ссылаясь на основной принцип национальной экономики Маркса, согласно которому собственники оказываются капиталистами, а зависимые – социалистами, то есть a priori заинтересованными в победе социализма. В корне ложное убеждение, которое подменяет внешними отношениями сумму дохода – этот единственный или, по крайней мере, самый точный способ определить классовую принадлежность отдельного индивида. В результате понятие пролетариата становится настолько растяжимым, что служащие государственных и частных компаний вполне могут требовать места в рабочей партии; согласно этой теории, генеральные директора концерна «Крупп» или прусские премьер-министры, до тех пор пока они «классово сознательны», могут считаться невладельцами или зависимыми от средств производства и, соответственно, должны быть восторженными последователями социализма[24 - Об отношениях между социализмом и индустриальными чиновниками я подробно рассказывал на Втором итальянском научном конгрессе во Флоренции в 1908 году. См.: Robert Michels, Sulla Decadenza della Classe Media Undistriale Antic a e sul Sorgere di una Classe Media Industriale Moderna nei Paesi di Economia spiccatamente Capitalistica. Giornali degli Economisti. Vol. XXXVII, 2a, 1909.].

Антидемократически настроенные ученые называют взлет молодых независимых движений тихим самообманом, фата-моргана, возникшей из потребности поставить всеобщее благо на службу частному[25 - Gaetano Mosca, Elementi di Scienza Politico, p. 75.]. В мире достоверных фактов каждое классовое движение, организованное во имя общего блага, рискует стать жертвой неразрешимого противоречия. Человечество не может обойтись без политических классов. Однако последние могут включать лишь часть общества.

Часть I

Этиология лидерства

А. Технически-административные причины возникновения

Глава 1

Введение: необходимость организации

Невозможно помыслить демократию без организации. Для объяснения этого тезиса достаточно нескольких слов[26 - В том числе потому, что этой теме уже посвящено множество работ. Мы упомянем лишь следующие: Victor Griffuelhes, L Action Syndicaliste. Paris: Riviere, 1908, p. 8; Henriette Roland Holst, Generalstreik und Sozialdemokratie, 2. Aufl. Dresden: Kaden u. Co., 1906, s. 114; Attilio Cabiati, Le Basi teoriche della Organizzazione Operaia. Milano: Uff. della Critica Sociale, 1908.].

Класс, который выдвигает определенные требования к обществу и стремится воплотить в жизнь целый комплекс идеалов и порожденных им идеологий, возникающих из исполняемых этим классом экономических функций, нуждается в организации как на политическом, так и на экономическом уровне. Организация – единственное условие для возникновения общей воли. Организация, базирующаяся на принципе минимальных затрат усилий, – оружие, данное слабым в их борьбе против сильных, которое может быть использовано только в области солидаризирующихся интересов[27 - Подробнее о взаимосвязи любой общественной совместной работы и закона экономии энергии см. мою работу: Robert Michels, L’Uomo Economico e la Cooperazione. Torino: Societa Tip. Editr. Nazionale, 1909.]. Социал-демократы – самая фанатичная партия организационного мышления. Они приводят аргументы, совпадающие с результатами научных исследований жизни политических партий: теория анархо-индивидуализма подвергается критике потому, что главная цель предпринимателей состоит лишь в том, чтобы внести разлад в ряды пролетариата.

В эпоху, пронизанную духом кооперативизма настолько, что даже миллионеры убеждены в необходимости согласованных действий и совместной работы, организация стала жизненным принципом рабочего класса, без которого тактические успехи какого бы то ни было рода a priori исключены. В такое время отказ рабочих принимать участие в общественной жизни своего класса становится по-настоящему опасным. Пролетарий культурно, физически, экономически, физиологически – слабейший член нашего общества[28 - О неполноценности пролетариев в антропологическом и культурном смысле см.: Alfredo Niceforo, Anthropologic der nicht-besitzenden Klassen. Studien und Untersuchungen. Leipzig: Maas und van Suchtelen, 1910.]. Фактически тот, кто принадлежит к рабочему классу, оказывается брошенным на произвол судьбы перед деспотизмом сильнейших. Лишь когда пролетарии группируются и формируют четкую структуру внутри своей группы, они способны на политическое сопротивление и приобретают социальную значимость. Значимость рабочего класса заключается исключительно в его численности. Чтобы доказать свое численное превосходство, нужно провести подсчет, а для этого необходим порядок. Организационный принцип, таким образом, должен рассматриваться как неотъемлемое условие социальной борьбы масс.

Однако политически необходимый организационный принцип, который избегает Сциллы неорганизованности масс, играющей на рук противнику, обнаруживает в себе все опасности Харибды. На самом деле организация – источник, в котором берут начало потоки консерватизма, чтобы впоследствии стать причиной разрушительных наводнений в долине демократии.

Глава 2

Механическая и техническая неосуществимость прямого правления масс

Рейнский демократ Мориц Риттингхаузен предложил гениальную систему, пытаясь создать основу для прямого участия народа в законодательном процессе[29 - Moritz Rittinghausen, “Uber die Organisation der direkten Gesetzgebung durch das Volk,” Sozialdemokratische Schriften, Nr. 4. Koln, 1870, s. 10. Очень важно отдать должное отважной попытке Риттингхаузена впервые использовать практические методы подобного рода для решения социальных вопросов. Виктор Консидеран, позже предпринявший новую попытку описать прямое народное управление, опирался на более серьезную базу и преуспел в пропагандистских аспектах. Он называл Риттингхаузена своим предшественником. См.: Victor Considerant, La Solution ou Le Gouvernment Direct du Peuple. Paris: Libraire Phalansteri-enne, 1850, p. 61.]. Все население следовало разделить на сектора приблизительно по 1000 человек в каждом, как это было на выборах в Пруссии в 1848 и 1849 годах. Каждый сектор должен собраться в определенном месте – в школе, ратуше или любом другом общественном помещении и избрать председателя. Каждому гражданину обеспечена свобода слова. Таким образом, разум каждого индивида должен пойти на пользу отечеству. По окончании обсуждения каждый объявляет свое решение. Председатель передает результаты главе администрации, который, в свою очередь, передает их вышестоящим инстанциям. Решающей оказывается воля большинства.

Законопроекты не предлагаются вовсе. Этот порядок не предполагает никаких других перспектив, кроме как возможность узнать, что в определенный день об определенной проблеме могут сказать представители всех избирательных секторов. А если конкретное число граждан требует принятия нового закона в связи с какой бы то ни было проблемой или требует пересмотра уже существующего закона, соответствующее министерство обязано в течение определенного срока призвать граждан воспользоваться своей суверенностью и самостоятельно сформулировать необходимый закон[30 - В американском «Федералисте» демократическими именуются только те государства, в которых для принятия любых решений проводятся народные собрания, в то время как репрезентативные примеры народовластия именуются республиками.]. Закон становится естественным результатом дискуссии. Председатель открывает обсуждение главного вопроса. Затем переходят к обсуждению второстепенных проблем, после чего следует голосование. Принимается предложение, набравшее наибольшее количество голосов. После того как все данные о процессе голосования передаются в министерство, специальная комиссия составляет ясный и простой текст законопроекта, который не должен допускать множественных интерпретаций, как те законы, что принимают современные правительства: они как будто намеренно поощряют склонность юристов к двусмысленности, издевательски замечает Риттингхаузен.

Проект этой системы ясен и убедителен и на первый взгляд кажется, что он не может встретить никаких возражений при практическом применении. Однако практические результаты не соответствовали ожиданиям автора.

Прямое самоуправление посредством коллективных народных решений – образец демократии – действительно ограничивает распространение принципов делегирования, однако не защищает от возникновения олигархической власти. Оно лишает правителя его должностного статуса, так как места функционеров теперь занимает масса, но масса как раз благодаря своим особым свойствам не столько находится под воздействием власти народных ораторов, сколько облегчает лидеру возможность манипулировать слушателями вопреки их воле. Ее устройство не предполагает исчерпывающего обсуждения или серьезных высказываний[31 - Иногда подобным образом один лидер застает врасплох остальных. Так, например, Артуро Лабриола, известный предводитель итальянских синдикалистов, смог своей пламенной речью, направленной против резолюции сторонников миланских рабочих организаций, в одиночку утвердить продление всеобщей забастовки в Милане в 1904 году (I Gruppi Socialist! Milanesi al Congresso Socialista Kazionale di Roma 7–9 octobre 1906. Milano, Gruppi Socialisti, via Ugo Foscolo 3, p. 11).]. Массой управлять куда проще, чем небольшим кругом слушателей, так как одобрение с ее стороны куда более бурное, простое и беззаветное и она, поддавшись порывам, не допустит возражений со стороны меньшинства и уж тем более со стороны индивида. Большая масса людей, собравшаяся в одном месте, друг подле друга, весьма подвержена паническому страху, бессмысленному воодушевлению и т. д., куда больше, чем небольшая группа людей, способных на серьезный разговор[32 - Roscher, Politik, s. 358.]. Это эмпирический факт: огромные народные сборища, к которым относятся и некоторые партийные съезды, через возгласы одобрения или шумное голосование склонны принимать решения, которые были бы приняты с большой осторожностью, если бы эта толпа была разделена на небольшие группы по 50 человек. Толпа говорит и действует без малейших колебаний в отличие от составляющих ее людей, взятых по отдельности. Это неоспоримый факт, относящийся к патологии массы, который подробно описали французские и итальянские социологи[33 - Ср.: Gabriel Tarde, Les Crimes des Foules. Lyon: Storck, 1892; Габриэль Тард, Преступник и преступление. Сравнительная преступность. Преступления толпы. Москва: Инфра-М, 2010; Scipio Sighele, IDelitti della Folia. Torino: Frat. Восса, 1902; Сципион Сигеле, Преступная толпа. Москва: Академический проект, 2011. Применение вышеизложенного тезиса к палате депутатов см.: Scipio Sighele, Contro ilParlamentarismo. Saggio di Psicologia Collettiva. Milano: Treves, 1905.]. В толпе растворяется индивидуальность, а вместе с ней личность и чувство ответственности[34 - «Кажется, что сам факт массового скопления людей пробуждает в людях стадные инстинкты, ведь, где бы мы ни наблюдали подобные собрания, народные или государственные, собираются там акционеры или представители коллегий и корпораций, повсюду мы видим, как большинство с удовольствием передает право руководства кому-то одному и следует не собственным убеждениям, а предлагаемым извне лозунгам» (Ludwig Gumplowicz, Sozialphilosophie im Umrifi, s. 124).].

Однако решающий аргумент против суверенитета масс заключается в его механической и технической неосуществимости.

Независимые массы не способны принимать даже самые необходимые решения самостоятельно. Несостоятельность прямой демократии, как и состоятельность непрямой, следует из численности. В споре с Прудоном (1849) Луи Блан задал вопрос: могут ли 34 миллиона человек (на тот момент это все население Франции) решить свои проблемы без того, без кого не может обойтись даже самый мелкий коммерсант, – без посредника? И сам же ответил: тот, кто ответит утвердительно, – сумасшедший, тот, кто ответит отрицательно, – вовсе не враг государства[35 - Louis Blanc, “L’etat dans une Democratic,” in Louis Blanc, Questions d’aujourdhui et de demain. Vol. III. Paris: Dentu, 1880, p. 150.]. Тот же вопрос и тот же ответ актуальны для организации политических партий и сегодня. Особенно это касается крупных индустриальных центров, где рабочие партии подчас насчитывают сотни тысяч членов. Уже невозможно представить работу этого огромного организма без исполнительной системы. Социал-демократический Большой Берлин, включающий шесть избирательных округов Берлина, а также оба округа Нидербарним и Тельтов-Беесков-Шарлоттенбург, насчитывает около 90 тысяч зарегистрированных членов[36 - Eduard Bernstein, “Die Demokratie in der Sozialdemokratie,” Sozialist. Monatshefte, 1908, Heft 18/19, s. 1109.]. Очевидно, что на практие невозможно организовать столь огромную массу людей для прямого принятия постановлений. Регулярное проведение совещательных собраний численностью даже в 1 тысячу человек наткнулось бы на множество препятствий, среди которых проблемы с помещениями, дистанциями и т. д.; подобное собрание численностью в 10 тысяч человек и вовсе физически неосуществимо. Как можно собрать такую толпу людей в одном месте в определенное время, даже если допустить существование отличной системы коммуникации? К тому же от естествоиспытателей нам известно, что сил оратора даже с самыми выдающимися голосовыми данными не хватит на аудиторию, превышающую 10 тысяч человек[37 - Roscher, Politik, s. 351.]. Прямое самоуправление в больших группах недостижимо и по административным причинам другого рода. Когда Жак обижает Пьера, все французы не могут прибежать сломя голову, чтобы увидеть все своими глазами и защитить Пьера[38 - Louis Blanc, “L’etat dans une Democratic,” p. 144.]. Точно так же и в современных политических партиях общественность не может разрешить проблемы, возникшие в ее недрах.

Так возникает потребность в депутатах, выступающих от имени массы и призванных облегчить осуществление ее воли. Даже в тех группах, которые больше других вдохновлены духом демократии, все дела, подготовка и применение важнейших мер предоставлены кому-то одному.

Изначально руководитель был лишь слугой масс. В основе организации лежало равноправие всех участников этой системы. Это в первую очередь всеобщее равенство, равенство равных. В некоторых странах, например в идеалистической Италии (или в некоторых немногочисленных землях Германии, где политические движения еще находятся на начальном этапе развития), равенство выражается в том, что все члены организации обращаются друг к другу на «ты»; самый бедный поденщик говорит одаренному философу «ты», как равному. Но затем под равенством также стали понимать равенство однопартийцев. Все члены организации имеют на нее одинаковые права. Принципы демократического устройства партии гарантируют максимальному числу ее членов равную возможность участия и влияния на ход общего дела. Каждый может выбирать, каждый может быть избранным. Теоретически основной постулат прав человека реализован. Все назначения происходят путем выборов. Чиновникам отведена подчиненная роль органов принудительного исполнения воли масс, они находятся в постоянной зависимости от общественности и в любой момент могут быть отстранены или заменены. Рядовые члены партии обладают всей полнотой власти над своими руководителями.

Сначала преобладают попытки подчинить своих депутатов воле масс и держаться как можно ближе к чистейшей демократии. На заре движения итальянских сельскохозяйственных рабочих руководителю союза, чтобы быть избранным, необходимо было набрать четыре пятых от всех голосов. При дифференциации заработной платы на предприятии, перед тем как начать переговоры, представитель союза должен был озаботиться получением доверенности, на которой каждый из членов организации личной подписью подтверждал свое согласие с действиями депутата. В то же время список всех членов организации всегда находился в открытом доступе, по двум причинам: во-первых, чтобы среди масс не распространялось недоверие к руководству, «тот яд, что со временем подорвет самый сильный организм»; во-вторых, для того, чтобы члены организации могли научиться вести учет самостоятельно и в ходе совместной работы в профсоюзе получали знания, благодаря которым они позже смогут занять места руководителей организации[39 - Egidio Bernaroli, Manuale per la Costituzione e il Funzionamento delle Leghe dei Contadini. Roma: Libr. Soc. Ital., 1902, p. 20, 26–27, 52.]. Очевидно, что подобные правила демократии применимы лишь в очень маленьких группах. На заре английского профсоюзного движения в некоторых союзах депутаты избирались из списка членов организации в порядке прямой очередности или путем жеребьевки[40 - Sidney Webb und Beatrix Webb, Fheorie und Praxis der englischen Gewerkvereine. Vol. 1. Stuttgart: J.H.W. Dietz Nachf., 1898, s. 6.]. На более поздних этапах, когда количество задач увеличилось и требовалось все больше индивидуальных навыков, ораторских способностей и всевозможных профессиональных знаний, стало невозможно руководствоваться слепой случайностью алфавитного списка или порядком старшинства для составления делегации, представители которой должны были обладать индивидуальными способностями, бывшими не у всех.

Необходимо отметить, что сегодня подобные методы грозят превратиться в свою противоположность. Развитие современных политических групп все больше свидетельствует о жесткой схематизации до сих пор остававшегося естественным процесса превращения из управляемого в управляющего. Все громче звучат запросы на официальную штамповку руководителей, крики о том, что необходимо принять меры по формированию группы профессиональных политиков, опытных и компетентных политических специалистов. Фердинанд Тённис ратует за введение партийных экзаменов для создания предвыборного списка кандидатов от социал-демократов, а также для выбора кандидатов на должность секретаря партии[41 - Ferdinand Tonnies, Politik und Moral. Frankfurt: Neuer Frankfurter Verlag, 1901, s. 46.]. Генрих Херкнер идет еще дальше. Он задается вопросом, как члены больших профсоюзных организаций в долгосрочной перспективе способны найти общий язык с теми, кто ушел из профессии и продвигался по лестнице практической профсоюзной службы; при этом Херкнер упоминает и союзы работодателей, которые по большей части работают с кадрами, получившими высшее образование. Поэтому, по его мнению, в ближайшем будущем с обособленностью пролетариев будет покончено, а предпочтение будет отдано тем, кто получил образование в сферах народной экономики, юриспруденции, технологии или коммерции[42 - Heinrich Herkner, Die Arbeiterfrage, 5. Aufl., Berlin: Guttentag, 1908, s. 116–117.].

Уже сейчас кандидата на должность рабочего секретаря профсоюза подвергают испытаниям для того, чтобы определить его способности к ведению корреспонденции, а также степень его юридических знаний. Политические рабочие союзы тоже весьма озабочены тем, чтобы самостоятельно контролировать образование своих сотрудников. Повсюду возникают «питомники», которые в скором времени могут обеспечить политические организации «научно подкованными» работниками. В Берлине с 1906 года существует партийная школа, в которой организованы образовательные курсы для партийных и профсоюзных деятелей. Все частные расходы на содержание студентов этих полугодовых курсов, а также рабочие расходы самой школы берут на себя партия или профсоюз, направляющие студента на обучение. Кроме того, региональные или районные отделения партии выплачивают семьям слушателей этих курсов денежные компенсации в течение всего времени, пока их кормилец не может заниматься оплачиваемой работой. В третьем наборе школы, в период с 1 октября 1908 года по 3 апреля 1909 года, в общей сложности обучались 2б студентов (в первом – 31, во втором – 33). Предпочтение отдается кандидатам, которые уже состоят в партии или профсоюзе[43 - Protokoll des Parteitags zu Leipzig 1909. Berlin: Vorwarts, 1909, s. 48.].

В Италии в 1905 году миланская социалистическая организация L’Umanitaria организовала Практическую школу социального законодательства, целью которой было обучение определенного количества рабочих, готовых занять вакантные места в государственной промышленной инспекции, профсоюзных организациях и картелях, рабочих страховых обществах или на биржах труда[44 - Scuola Pratica di Legislazione Sociale. Pro gramma e Nor me, Anno III. Milano: Societa Umanitaria, 1908.]. Процесс обучения занимает два года и завершается выпускным экзаменом и присуждением удостоверения о квалификации. В 1908 году школу посещали 202 ученика, из них 37 работников профсоюзов и кооперативов, 4 руководителя трудовых бирж, 45 рабочих свободных профессий и 112 рабочих[45 - Ibid., Anno IV. Milano: Societa Umanitaria, 1909, p. 5.]. В Турине в 1909 году по тому же образцу и для тех же целей местным профсоюзным картелем была организована похожая школа (Практическая школа культуры и социального законодательства). В Англии профсоюзы и кооперативы пользовались услугами колледжа Рескина в Оксфорде, отправляя особо одаренных аспирантов в университет для подготовки к работе по профессии[46 - См. подробное исследование: Lily Braun, “Londoner Tagebuch”, Хеие Gesellschaft, 1906, 2. Jahrg. H. 29.]. В Австрии партийные школы организованы по немецкому образцу. Однако нельзя упускать из виду, что все эти образовательные институты для партийных и профсоюзных работников призваны лишь искусственно увеличивать процент рабочей элиты и через создание касты кадетов из числа желающих управлять рядовыми членами профсоюзов, что в итоге лишь усиливает влияние руководящей власти внутри партий. Необходимая техническая специализация, в которой нуждается любая многочисленная организация, порождает потребность в так называемом профессиональном управлении, в результате все обязанности масс переходят исключительно к руководителю[47 - «В тесной связи с этими теоретическими тенденциями находится переворот в отношении руководителя к массе. На месте коллегиального управления местных комиссий с их неоспоримыми недостатками возникает официальное профсоюзное управление. Инициативность и компетентность становятся, так сказать, профессиональными особенностями, в то время как массе больше свойственна пассивная добродетель дисциплины. Эти теневые стороны чиновничества, безусловно, таят в себе серьезные опасности для партии, которые возникнут из последних нововведений, из назначений местных партийных секретарей в случае, если социал-демократическая масса не задумается о том, что упомянутые секретари могут остаться лишь представителями исполнительных органов и не станут восприниматься как компетентные инициаторы и руководители локальной жизни партии. Бюрократизм – в силу природного порядка вещей и особенностей политической борьбы – в социал-демокатиче-ской партии ограничен значительно сильнее, чем в профсоюзах. Здесь техническая специализация приводит к успехам в борьбе за повышение заработной платы, например в заключении сложных тарифных договоров и т. п.» (Rosa Luxemburg, Massenstreik, Partei und Gewerkschaften. Hamburg: Erdmann Dubber, 1906, s. 61).]. Партийные лидеры, которые были лишь исполнительным комитетом воли масс, становятся самостоятельнее и, как следствие, отделяются от массы.

Организация всегда подразумевает тенденции к олигархизации. В сути любой организации (будь то партии, профсоюза и т. д.) таится склонность к аристократии. В процессе создания прочной структуры механизм организации приводит к серьезным переменам в организованных массах. Он превращает отношение руководителя к массе в его полную противоположность. Организация окончательно разделяет любую партию или профсоюз на ведущее меньшинство и ведомое большинство.

Отмечено, что на низших ступенях развития человеческой культуры преобладает тирания. Демократия же возникает позднее, по мере достижения более развитых этапов социальной жизни. Свободы, то есть привилегии и возможность принимать участие в происходящем, доступны лишь немногим. Одна из особенностей Нового времени состоит в расширении этих привилегий для все более широкого круга людей. Это называется эрой демократии. Но в сфере партийной жизни демократия, продолжая развиваться, движется в обратную сторону. С развитием организаций демократия постепенно деформируется. Ее развитие можно изобразить в виде параболы. Сейчас, по крайней мере в партийной жизни, она находится в стадии убывания. Мы можем вывести правило: власть руководителя партии растет в той же степени, в которой расширяется партийная организация. Различные степени власти, которой обладают руководители партий или профсоюзов в разных странах, наряду с этническими и индивидуальными причинами по большей части зависят от уровня их организационного развития.

Партийная организация, до тех пор пока она имеет прочную структуру (не важно, идет речь о демократическом государстве, политической партии или рабочем профсоюзе), – это весьма благотворная среда для возникновения дифференциаций. Чем шире и разветвленнее становится управленческий аппарат, то есть чем больше членов вступают в организацию, чем быстрее пополняется казна и чем влиятельнее становятся органы печати, тем быстрее вытесняется власть народа, а на смену ей приходит неограниченная власть комитетов[48 - «Здесь проявляется зарождающийся страх, к сожалению, свойственный народным правлениям, когда на месте истинной власти народа развивается неограниченная власть комитетов» (Wolfgang Heine, “Demokratische Randbemerkungen zum Fall Gohre,” SozialistischeMonatshefte, VIII. Jahrg., 1904, Bd. I, H. 4, s. 254.]. Повсюду распространяются непрямые выборы – тот тип выборов, против которого на уровне государственной жизни чаще всего ведется партийная борьба, несмотря на то что на тесный круг партийной жизни они оказывают куда более пагубное влияние, чем на широкие просторы государства. Даже на конгрессах, которые представляют собой десятикратно уменьшенную копию партии, обсуждение всех важных вопросов выносится в кабинеты и кулуары.

С развитием организации не только растет количество задач руководства, но и сокращается прозрачность его работы, круг обязанностей становится шире и многообразнее. Наряду с количеством качество выполнения задач также усиливает дифференциацию. Формально в соответствии с программой партии действия всех руководителей подчиняются неустанному надзору подчиненных. Но в реальности чем больше растет организация, тем иллюзорнее становится контроль. Рядовые члены партии все чаще вынуждены отказываться от участия в принятии решений, касающихся управления, или хотя бы контроля за их исполнением. Теперь они вынуждены поручать выполнение своих обязанностей нанятым для этих целей доверенным лицам, зарплатным функционерам, и довольствоваться обзорными докладами или рекомендациям ревизоров. Сфера демократического контроля становится все уже. Во всех социалистических партиях мы наблюдаем, как функции, которые прежде выполняли избираемые комиссии, теперь переходят к членам правления. Воздвигается сложная постройка с запутанной планировкой. Компетенции разделяются – применяется принцип разделения труда – и делятся снова. Возникает строго разграниченная бюрокартическая система с множеством инстанций. Точное выполнение инстанциями своих обязанностей – пункт № 1 в катехизисе партийного порядка. Иерархия – следствие технических потребностей и важнейшее условие налаженной работы партийной машины[49 - Ахилл Лориа указывал на многочисленные точки пересечения между административной и экономической иерархическими системами. Самое существенное сходство между ними – ступенчатое, пирамидальное устройство. Лориа мог бы добавить к своей теории, что тем не менее вершины этих систем устроены по-разному: одна завершается пиком династии, другая – покатым краем олигархии. См.: Achille Loria, La sintesi Economica. Torino: Восса, 1909, p. 348.].

В этом случае движение политической партии к олигархической бюрократии практически и технически необходимо, это неизбежное следствие организационного принципа. Даже радикальное крыло социал-демократической партии не может ничего поделать с этим вырождением. Таким образом, демократия – это всего лишь форма. Нельзя, однако, ставить форму выше содержания[50 - Hans Block, “Uberspannung der Demokratie,” Neue Zeit, XXVI, Nr. 8, s. 264.].

Институт управления существовал во все эпохи, на всех этапах развития и во всех видах человеческой деятельности. Никто не обходился без руководителя[51 - На примере более примитивных исторических эпох эта гипотеза развита в: Eben Mumford, The Origins of Leadership. Chicago: Chicago University Press, 1909, p. 1–12.]. Сегодня можно услышать, особенно в ортодоксальном крыле социал-демократов, что у социал-демократии нет руководителя, в худшем случае лишь должностное лицо; конечно, это сокрытие истины не может изменить социальные законы, напротив, выдвигая это положение, они отвлекают внимание масс от реальной опасности, которая грозит демократии, и способствуют укреплению власти лидера.

По техническим и административным причинам крепкой организации необходимо сильное лидерство. До тех пор пока система расшатана, профессиональное лидерство не возникнет. У анархистов, испытывающих отвращение к любой устойчивой организации, нет штатных лидеров. На начальных этапах развития немецкой социал-демократии доверенное лицо (Vertrauensmann) занималось своей повседневной работой. Сегодня его все чаще заменяют профессиональные политики (Berzirksleiter – секретарь партии) и т. д. Чем жестче будет становиться структура организации с развитием современных партий, тем чаще случайных руководителей будут заменять профессионалы. Любому крупному партийному аппарату необходимо определенное количество людей, обслуживающих исключительно его. Массы делегируют управление небольшой группе, которая на доверительной основе представляет их интересы и занимается ведением дел.

Однако оформление профессионального лидерства знаменует собой начало конца демократии, поскольку система представительства логически невозможна как в случае парламентаризма, так и в случае партийных делегаций. Родоначальником этих критических взглядов на демократию можно считать Ж.-Ж. Руссо, который рассматривал народное правление (суверенитет) как осуществление общей воли и делал следующий вывод: «…суверенитет… не может никогда отчуждаться и… суверен, который есть не что иное, как коллективное существо, может быть представляем только самим собою. Передаваться может власть, но никак не воля… Как только народ дает себе Представителей, он более не свободен; его более нет»[52 - Jean-Jaques Rousseau, Le Contrat Social, p. 40; Жан-Жак Руссо, “Об общественном договоре”, в Жан-Жак Руссо, Трактаты. Москва: Наука, 1969, с. 168, 223.]. Масса, которая делегирует свой суверенитет, то есть передает ее в руки нескольких человек, отрекается от своего суверенитета[53 - 25 Подобные взгляды высказывали в последнее время и именитые ревизионисты. См., например: Eugene Fourniere, La Sociocratie. Essai de Politique Positive. Paris: Giard et Briere, 1910, p. 98.]. Воля народа не может быть передана кому-либо, подобно воле индивида. В смутные годы террора последователи «женевского гражданина» на практике перевернули его теорию с ног на голову, хотя теоретически она продолжала восприниматься ими как непреложная истина. Сам Робеспьер высказывался в ее поддержку, проводя тонкую грань между «представителем народа», не имеющим права на существование, так как «воля не может иметь представителя», и «поверенным народа, которому народ доверяет единоличную власть».

Опыт внимательного наблюдателя, изучавшего первые попытки применения представительной системы, помимо прочего помог уточнить и теорию пределов демократии. К середине прошлого века она была значительно дополнена, получила право считаться универсальной и, учитывая достижения эмпирической психологии, могла устанавливать определенные положения и нормы. Карло Пизакане, незаслуженно забытый теоретик итальянской национальной и общественной революции, в своих «Очерках о революции» (“Saggio sulla Rivoluzione”) описывал, как те, в чьих руках находится верховная политическая власть, по своей человеческой природе неизбежно подвержены страстям и потому физически и психически несовершенны. По этой причине вектор их политики и их политические решения естественным образом противоречат воле масс, которая представляет усредненное мнение индивидуальных взглядов, а потому должна оставаться свободной от любых влияний. Полагать, что правительство представляет общественное мнение и волю нации, – значит заменять partem pro toto[54 - Carlo Pisacane, Saggio sulla Rivoluzione. Con prefazione di Napoleone Colajanni. Bologna: Libr. Treves di Pietro Virano, 1894, p. 121–125.]. «Делегирование абсурдно». Виктор Консидеран, современник и единомышленник Пизакане, шел по стопам Руссо: «Если народ делегирует свой суверенитет, он отказывается от него. Народ больше не управляет собой; им управляют… Давайте, делегируйте ваш суверенитет! И я гарантирую вам судьбу, обратную судьбе Сатурна [пожирающего своих детей]: ваш суверенитет будет поглощен вашей дочерью, Делегацией»[55 - Victor Considerant, La Solution ou le Gouvernment direct du Peuple, Р 13–15.]. Даже отец всеобщего французского избирательного права – выдающийся демократ Ледрю-Роллен пришел к убеждению, что необходимо устранить президентскую и парламентскую власть, а единственной допустимой формой проведения выборов должны стать народные собрания. Он объяснял это тем, что люди в течение года тратят так много драгоценного времени на праздники, выходные и безделье, что куда полезнее было бы потратить это время на «укрепление своей независимости, своего величия, своего достатка»[56 - A. A. Ledru-Rollin, Plus de Preseident, plus de Representants! 2 ed. Paris: La Voix du Proscrit, 1851, p. 7.]. Виктор Консидеран яростно критиковал теорию, согласно которой представительная система гарантирует народную независимость. Даже если допустить, что хотя бы в теории парламентаризм действительно тождествен власти масс, то на практике он все равно превратится в бесконечное мошенничество со стороны правящего класса. Поскольку корни и монархии, и демократии – в представительной системе, главное различие между ними формальное, а не содержательное. Вместо одного царя суверенный народ выбирает множество мелких царьков. Он не способен свободно и самостоятельно воспользоваться своей властью и потому послушно позволяет лишить себя своих основных гражданских прав. Единственное право, которое ему остается, – смехотворное право время от времени выбирать себе новых правителей[57 - Ibid., р. п-12.]. Такое понимание представительной системы подкрепляется и политическими наблюдениями Прудона о том, что как только представители народа добиваются власти, они первым делом стремятся консолидировать и укрепить ее. Они предпринимают все новые и новые меры, чтобы сохранить свою власть, пока наконец не перестают полностью зависеть от народа. Это естественный путь развития любой власти: избранная народом, позже она возвышается над ним[58 - Pierre-Joseph Proudhon, Les Confessions d’un Revolutionnaire. Paris: Verboeckhoven, 1868, p. 286.]. Эти идеи были особенно популярны в 40-е годы XIX века. Особенно глубоко ими прониклись французские продемократические социологи и политики. В начале XX века эта теория стала неотъемлемой частью самых разнообразных направлений анархизма и часто распространяется в весьма красноречивой и остроумной форме[59 - Например, в нескольких брошюрах: Errico Malatesta, L’Anarchia. Roma: Casa Ed. Pensiero, 1907; Эррико Малатеста, Избранные сочинения: краткая система анархизма. Москва: URSS, 2011; Errico Malatesta, La Politico Parlamentare nelMovimento Socialista. Torino: L’Allarme, 1903; Ferdinand Domela Nieuwenhuis, Het Parlamentarisme in zijn Wezen en Toepassing. Amsterdam: W. Sligting, 1906.]. Даже Маркс и его последователи, которые в теории рассматривали парламентаризм как одно из множества своих орудий, но на практике пользовались только им, не могли не признать опасностей представительской системы, даже в том случае, если в ее основе было всеобщее избирательное право[60 - Каутский, Роза Люксембург и др. Даже в работах Карла Маркса можно обнаружить теоретическое недоверие к институту представительства.].

Эта проблема также была подробнейшим образом изучена итальянскими учеными консервативного толка. Моска писал о «фальши парламентской легенды». Он утверждал, что народное представительство, свободная и добровольная передача суверенности избирателей (большинства) некоторому числу избираемых (меньшинству), основывается на нелепом условии, согласно которому меньшинство накрепко связано с волей большинства[61 - Gaetano Mosca, Questioni Pratiche di Diritto Costituzionale. Torino: Frat Восса, 1898, p. 81, а также Gaetano Mosca, Sulla Teorica dei Governi e sul Governo Parlamentare. Roma: Loescher, 1884, p. 120.]. На деле же, как только завершается процедура выборов, заканчивается и власть избирателей над депутатами. Делегат чувствует себя вправе управлять судьбами. Так и было. Если где-то в лоне масс еще и остались отдельные личности, оказывающие влияние на своих представителей, то это местные предводители, лидеры мнений в своем избирательном округе, а значит, и в местном отделении партии. Иными словами, эти люди, хотя и относились по своему социальному статусу к классу подчиненных, все равно составляют часть правящей олигархии[62 - «Избирательная система просто-напросто отдает власть в руки наиболее ловких избирателей» (H.G. Wells, Anticipations of the Reaction of Mechanical and Scientific Progress upon Human Life and Thought. London: Chapman and Hall, 1904, p. 58; Герберт Уэллс, Предвидения о воздействии прогресса механики и науки на человеческую жизнь и мысль. Москва: Типолитография товарищества И. Н. Кушнерев и Ко, 1902, с. 136). Безусловно, это правило применимо лишь к государствам с демократическим республиканским устройством.].

Важно, чтобы критика представительной системы была услышана и воспринята именно сегодня, когда политическая жизнь с каждым днем приобретает все более сложную форму. В условиях современной дифференцированной политической и экономической жизни все более абсурдным выглядит желание представлять разнородную массу и множество ее проблем. Представлять – значит выдавать волю одного за всеобщую[63 - «Если я хочу воспользоваться своим правом на поездку из Парижа в Марсель, я не стану запрещать вам поехать из Парижа в Марсель; осуществление моего гражданского права не лишает вас этого права. Но если я отправлю в Палату депутата, который будет работать за ваш счет и принимать решения, против которых вы всегда выступали, такой способ управления подразумевает несправедливое управление вами. Гражданское право – это личная свобода; политическое право – это право управления не только другими, но и собой» (Alfred Fouillee, “Erreurs Sociologique et Morales de la Sociologie,” Revue des Deux Mondes. Vol. LIV, p. 330).]. Это возможно в единичных случаях: при обсуждении четко сформулированных и простых вопросов и при условии непродолжительного срока действия депутатских полномочий. Продолжительное представительство всегда означает власть представителя над представляемым.

Глава 3

Современная демократическая партия как воинствующая партия войны

Людовик XIV великолепно понимал искусство управления, как никто другой до или после него, особенно в начале своего царствования, когда был молод. В своих мемуарах 1666 года он установил следующие важнейшие правила, предназначенные для всех руководящих ведомств и в особенности для военной администрации: «Решения должны быть быстрыми, дисциплина – строгой, командование – единым, подчинение – сиюминутным и беспрекословным»[64 - Memoires de Louis XIV pour [Instruction du Dauphin, annotees par Charles Dreyss. Paris, 1860. Vol. II, p. 123.]. Перечисленные королем-солнцем требования к оперативности принятия решений, согласованности отдаваемых приказов и строгости дисциплины применимы и к современной политической жизни, участники которой находятся в состоянии потенциальной войны, mutatis mutandis.

Современная партия в политическом смысле – это боевая организация. В качестве таковой она должна подчиняться законам тактики. И первое правило этого закона – постоянная боеготовность (Schlagfertigkeit). Это осознавал еще основатель социалистической революционной партии Фердинанд Лассаль, когда выступал за то, что существующая в его союзе индивидуальная диктатура должна быть полностью оправдана в теории и непреложна на практике. Рядовые члены партии должны беспрекословно следовать за своим лидером, а весь союз должен стать молотом в руках своего президента. Это была политически необходимая заповедь. В первые годы нового, беспомощного рабочего движения это был единственный способ добиться внимания со стороны буржуазных партий. Централизация гарантировала оперативность принятия решений. Гарантировала и продолжает гарантировать. Большая организация уже сама по себе довольно неповоротлива. Даже если растолковывать массам лишь приблизительную суть насущных вопросов, которые требуют принятия быстрых решений, будет потрачено слишком много времени, а демократия в своей изначальной форме станет невозможной. В этом случае она обернется лишь чередой упущенных возможностей и бесконечным переносом решений, а политические партии утратят способность к совместной работе и необходимую политическую гибкость. Воинствующая партия, пусть она и ведет только одну маленькую войну, нуждается во внутренней иерархии. Без нее партия станет подобной аморфному племени аборигенов, армия которого терпит поражение от всего одного дисциплинированного батальона вымуштрованных европейских солдат.

Только определенная степень цезаризма гарантирует быструю передачу и своевременное выполнение приказов в ходе ежедневной борьбы. Голландский социалист ван Коль открыто заявляет, что введение принципов настоящей демократии возможно только после того, как борьба окончена. В ходе борьбы социалистическому правительству нужны авторитет и сила, достаточная, чтобы сохранить свою власть. Иногда необходим и деспотизм. Императиву стремительных действий подчиняется даже свобода. Повиновение масс воле немногих – одна из величайших добродетелей демократии. «Мы обещаем верой и правдой служить тем, кто призван вести нас, мы говорим им: вы, что удостоились чести быть избранными народом, покажите нам путь, а мы будем следовать за вами»[65 - Rienz (van Koi), Socialisme et liberte. Paris: Giard et Briere, 1898, P- 243-253-]. Подобные слова раскрывают всю суть современных политических партий. В партии, к тому же политической, к тому же ведущей борьбу, демократия не предназначена для «внутреннего пользования». Любой политической организации необходимо лишь легкое вооружение, которое не будет сковывать движений. Демократия совершенно несовместима с боеготовностью. Отсюда и враждебность к референдумам и прочих мерам на страже реального народовластия и необходимость партийной конституции, пусть и не всегда цезаристской, но в меру олигархической и централистской. Лагардель добавляет к этой картине последний штрих: «Для использования пролетариата они обращаются к капиталистическим инструментам господства; они построили такое же жесткое правительство рабочих, как буржуазное правительство, такую же неуклюжую бюрократию рабочих, как и буржуазная бюрократия, центральную власть, которая говорит рабочим, что они могут и что не могут делать, которая уничтожает всю независимость и инициативу членов профсоюза и которая иногда должна внушать ее жертвам тоску по капиталистической власти»[66 - Hubert Largardelle, Le Parti Socialiste et la Confederation du Travail. Paris: Riviere, 1907, p. 24.].

Тесная связь воинствующей демократической партии с военной организацией отражена в социал-демократической терминологии, которая, особенно в Германии, в значительной степени заимствована из военной науки. В языке военной тактики или стратегии едва ли ли существуют выражения, которые не мелькали бы в передовицах газет социал-демократов[67 - Например, можно посмотреть на типичные выражения Каутского: «Как и любая стратегия, стратегия измора связана с определенными обстоятельствами, в которых ее использование целесообразно. Было бы безумием пытаться применить ее в любых условиях. Блестящие успехи, которых мы в свое время добились с помощью этой стратегии, – недостаточная причина, чтобы обращаться к ней постоянно. Изменившиеся обстоятельства вполне могут потребовать отказаться от нее. На войне, когда враг грозится сместить нас с нашего фундамента или вовсе завладеть им, стратегия измора невозможна и нецелесообразна. В этом случае ради его сохранности мы сами должны его уничтожить, прежде чем до него доберется противник. Также от стратегии измора необходимо отказаться, если она приводит к деморализации или унынию в рядах наших войск, когда она может обернуться трусостью и дезертирством. Подбодрить и объединить армию сможет только отважная битва. Провал атаки неизбежен, когда мы заблокированы в тупике и можем выбрать только одно: победа над врагом или позорная капитуляция. В конце концов, необходима стратегия подавления, когда враг сам попал в клещи, когда у нас появляется удачная возможность нанести ему сокрушительный, возможно, смертельный удар. Перенос этих размышлений из военной сферы в политическую вряд ли нуждается в дальнейших комментариях» (Karl Kautsky, “Was Nun,” Neue Zeit, XXVIII Jahrgang, Nr. 29, p. 68).]. Тот факт, что в ведении боя используется в основном тактика Фабия Кунктатора, а предпочтение отдается так называемой стратегии измора, объясняется особыми условиями, которые мы рассмотрим ниже. Еще одним доказательством тесной связи между устройством политической партии и военного ведомства служит страстный интерес некоторых верховных партийных руководителей социал-демократов к военным вопросам. Пристрастие лидеров социал-демократии к милитаризму действительно ошеломительно. Живущий в Англии коммерсант Энгельс, добровольно отслуживший год гвардейцем, в часы досуга развлекается тем, что занимается социалистической и военной теорией[68 - Ср. сочинения Энгельса: Фридрих Энгельс, “По и Рейн”, в: Карл Маркс и Фридрих Энгельс, Сочинения. 2-е изд. Т. 13, с. 233–281; Фридрих Энгельс, “Савойя, Ницца и Рейн”, в: Карл Маркс и Фридрих Энгельс, Сочинения. 2-е изд. Т. 13, с. 593–636; Фридрих Энгельс, “Военный вопрос в Пруссии и немецкая рабочая партия”, в: Карл Маркс и Фридрих Энгельс, Сочинения. 2-е изд. Т. 16, с. 35–78; Фридрих Энгельс, “Крестьянская война в Германии”, в: Карл Маркс и Фридрих Энгельс, Сочинения. 2-е изд. Т. 13, с. 593–636; Фридрих Энгельс, “Военный вопрос в Пруссии и немецкая рабочая партия”, в: Карл Маркс и Фридрих Энгельс, Сочинения. 2-е изд. Т. 7, с. 343–437; Фридрих Энгельс, “Может ли Европа разоружиться?”, в: Карл Маркс и Фридрих Энгельс, Сочинения. 2-е изд. Т. 22, с. 383–415.]. Сыну унтер-офицера Бебелю надо отдать должное за огромное количество новаторских военных идей, у которых нет ничего общего с теоретическим антимилитаризмом социалистов[69 - August Bebel, Nichtstehendes Heer, sondern Volkswehr. Stuttgart: Dietz, 1898; Август Бебель, He постоянная армия, а милиция. Петроград: Издательство Петроградского окружного управления всеобщего военного обучения, 1920, а также многочисленные выступления в рейхстаге о распределении военного бюджета, в которых Бебель поддерживает полную военную экипировку солдат.]. Бебеля и особенно Энгельса сейчас можно назвать военными писателями. Эта тенденция не случайна. Напротив, она коренится в избирательном сродстве.

Б. Психологические причины возникновения

Глава 1

Общее право делегировать

Делегирование ведет к возникновению у представителя ощущения морального права на делегированную ему власть. Избранные однажды остаются на своем посту навсегда, если только им не помешают строгое соблюдение уставов или чрезвычайные обстоятельства. Их избрание для достижения конкретной цели превращается в пожизненное назначение. Привычка становится правилом. Лидер, избираемый регулярно на протяжении определенного времени, воспринимает делегируемую ему на время власть как свою собственность. Если в какой-то момент ему будет в этом отказано, он тотчас начнет угрожать репрессивными мерами, среди которых самая безобидная – прошение об отставке. Его товарищи по партии, таким образом, оказываются в полнейшем замешательстве. Это замешательство, однако – ниже будет объяснено почему, – почти всегда заканчивается победой лидера партии.

Прошение об отставке, если оно не подписано добровольно и не является выражением разочарования или негодования (непринятие кандидатуры в бесперспективных округах), в большинстве случаев служит средством захвата, сохранения и укрепления власти. Даже в больших политических организациях лидеры часто обращаются к использованию этой хитрости, разоружая своих противников благоговейным почтением, которое не лишено привкуса благочестивой демократии. Противник вынужден проявлять в ответ еще большее почтение, особенно когда лидер, использующий этот метод, действительно незаменим или рассматривается массами как незаменимый. История прусско-немецкого государства богата примерами того, как эффективен этот макиавеллиевский прием для сохранения власти. В сложное время перехода от династии к династическому конституционализму, связанному с именем Лудольфа Кампгаузена, король Пруссии Фридрих Вильгельм IV, каждый раз чувствуя превосходство чуждых ему либеральных идей над романтически-консервативными, грозился отречением от престола. Эти угрозы ставили либералов перед сложным выбором: отречение короля означало бы воцарение принца Вильгельма Прусского, известного своими радикально реакционистскими настроениями, а значит, и угрозу революционных восстаний среди низших слоев населения; сохранение королевской власти означало бы вынужденный отказ от всех либеральных устремлений. Таким образом, Фридриху Вильгельму удавалось стоять на своем и разбивать все планы своих оппонентов[70 - Konig Friedrich Wilhelm IV, Briefwechsel mit Ludolf Camphausen. Berlin: Gebriider Paetel, 1906, p. 112.]. Приблизительно 35 лет спустя князь Бисмарк, настаивая на той же необходимости, обеспечил себе единоличную власть над объединенной Германской империей за счет того, что бесконечно обращался к королю Вильгельму I с прошениями об отставке. Как только пожилой король пытался высказать собственную волю, Бисмарк усмирял его рассказами, в какой хаос погрузится империя в вопросах внешней и внутренней политики с отставкой ее основателя, а королю уже не по плечу справиться с ними в одиночку[71 - Denkwiirdigkeiten des Filrsten Chlodwig zu Hohenlohe-Schillingsfurst. Bd. II. Stuttgart-Leipzig: Deutsche Verlags-Anstalt, 1907.]. Нынешний президент Бразильской республики обязан своим положением тем же самым угрозам, которые он высказывал, еще будучи министром[72 - Маршал Эрмес да Фонсека в 1907 году был назначен военным министром. Реорганизация бразильской военной администрации – его работа. Предложенный им к рассмотрению законопроект о всеобщей воинской обязанности встретил жесткое сопротивление в обеих палатах парламента. В итоге предложение было принято благодаря энергичности Фонсеки и не в последнюю очередь благодаря угрозам увольнения. После этого его слава возросла настолько, что он не только остался в ведомстве, но и стал президентом республики на выборах 1910 года, набрав 102 тысячи голосов против 52 тысяч.].