Отлив
– Меня – помощником? Да какой же я моряк! – вскричал Геррик.
– Значит, придется научиться, – сказал капитан. – Вы что, воображаете, что я удеру, а вас оставлю тут помирать на мели? Не на того напали, дружище. Да и, кроме того, вы справитесь, я ходил с помощниками и похуже.
– Видит бог, я не могу отказаться, – сказал Геррик. – И, видит бог, я благодарю вас от всего сердца.
– Вот и хорошо, – ответил капитан. – Но это не все. – Он отвернулся, чтобы зажечь сигару.
– А что еще? – спросил Геррик с необъяснимой, но острой тревогой.
– Сейчас подойду и к этому… – Дэвис помолчал минуту. – Слушайте, – продолжал он, держа сигару между большим и указательным пальцами, – попробуйте смекнуть, к чему это ведет. Не понимаете? Ладно, мы получаем двухмесячное жалованье, меньше нельзя – иначе нас не выпустят кредиторы. Раньше чем через два месяца нам до Сиднея не добраться, а когда мы туда попадем… Я вас прямо спрашиваю: что нам это даст?
– По крайней мере, мы снимемся с мели, – ответил Геррик.
– Подозреваю, что в Сиднее есть свои мели, – возразил капитан. – Сказать вам честно, мистер Геррик, я и не собираюсь это выяснять. Нет, сэр! Сидней меня не увидит.
– Говорите проще, – сказал Геррик.
– Проще простого, – ответил капитан. – Я собираюсь присвоить шхуну. В этом нет ничего нового, в Тихом океане каждый год так делают. Стивенс ведь украл недавно шхуну? Хэйз и Пис крали судно за судном. И таких случаев тьма. А груз? Подумайте-ка. Шампанское! Да его как нарочно для нас погрузили. Мы продадим его в Перу прямо на пирсе, а с ним и шхуну, коли найдем дурака, который ее купит. А потом нас ищи свищи. Если вы меня поддержите, клянусь моей жизнью, я доведу дело до конца.
– Капитан, – произнес Геррик дрогнувшим голосом, – не делайте этого.
– Я доведен до отчаяния! – возразил Дэвис. – Подвернулся случай, другого может не быть. Геррик, скажите одно слово, поддержите меня, ведь мы так долго вместе бедствовали.
– Не могу. Простите меня. Но я не могу. Я все-таки еще не так низко пал, – ответил, смертельно побледнев, Геррик.
– А что вы говорили сегодня утром? Что не можете попрошайничать? Либо – либо, сынок.
– Да, но это грозит тюрьмой! – воскликнул Геррик. – Не искушайте меня. Это – тюрьма.
– Слышали, что сказал капитан шхуны, где мы были сегодня утром? – упорствовал капитан. – Ну так он сказал правду. Французы нас не трогали достаточно долго, больше так продолжаться не может. Мы и у них на примете, будьте уверены. Через три недели вы все равно окажетесь в тюрьме, что бы вы ни делали. Я прочел это на лице консула.
– Вы забываете, капитан, – возразил молодой человек. – Есть еще выход. Я могу умереть. Сказать по правде, мне следовало бы умереть три года назад.
Капитан сложил руки на груди и посмотрел ему прямо в глаза.
– Да, – сказал он, – вы можете перерезать себе глотку, что верно, то верно. И большая вам от этого будет польза? А мне что прикажете делать?
Лицо Геррика засветилось странным возбуждением.
– Оба, – сказал он, – оба, вместе. Не может быть, чтобы затея эта доставляла вам удовольствие. Пойдем, – он нерешительно протянул руку, – несколько всплесков в лагуне – и успокоение!
– Знаете, Геррик, мне охота ответить вам, как в Библии: «Изыди, Сатана!» Как! Думаете, я пойду топиться, когда у меня дети умирают с голоду? Доставляет удовольствие? Нет, черт возьми, не доставляет! Но это мой тяжкий крест, и я его понесу, пока не свалюсь. У меня трое детишек, поймите, двое мальчуганов и девочка, Эйда. Беда та, что вы не отец. Я вам скажу, Геррик, я вас люблю, – вырвалось у капитана, – вы мне сначала не понравились, уж слишком вы были англичанин и воспитанный, но теперь я вас полюбил. Не кто другой, как любящий, борется сейчас с вами. Я не могу выйти в море только с лодырем – это невозможно. Если вы утопитесь, пропал мой последний шанс, последний шанс жалкого бедняги, который хочет заработать на кусок хлеба для своей семьи. Я ничего другого не умею – только водить корабли, а бумаг у меня нет. А тут мне вдруг подвертывается случай, и вы меня бросаете одного! Эх, нет у вас семьи, вот в чем беда!
– Положим, она у меня есть, – возразил Геррик.
– Да, я знаю, – ответил капитан, – вы думаете, что есть. Но семья только тогда, когда есть дети. Только дети идут в счет. Что-то есть в этих плутишках такое… Не могу о них говорить спокойно. Ежели бы вы и впрямь думали о своем отце, о котором столько говорите, или о милой, которой писали сегодня утром, вы бы чувствовали то, что чувствую я. Вы бы сказали: «Что значат законы, и Бог, и все прочее? Моим родным тяжело живется, но ведь они мне свои, я добуду им хлеб или, клянусь, добуду им деньги, даже если придется сжечь Лондон». Вот как бы вы сказали. И даже более того: в душе вы так и говорите в эту самую минуту. Я вижу по вашему лицу. Вы думаете: «Плохой я друг человеку, с которым вместе нищенствовал; а что до девушки, в которую я считаю себя влюбленным, то дохлая же это любовь, если ради нее я не решаюсь пойти на то, на что почти любой согласился бы за бутыль виски». Маловато романтики в такой любви, не о том ведется речь во всяких песенниках. Да что толку мне вас уговаривать, когда в душе у вас можно читать как по писаному. В последний раз вас спрашиваю. Покинете вы меня в самую нужную минуту – судите сами, покинул ли я вас, – или дадите мне руку и попробуете попытать счастья и вернуться домой – почему бы и нет! – миллионером? Скажите «нет», и да сжалится над вами Господь! Скажите «да», и я научу своих малышей на коленях молить за вас Бога каждый вечер. «Благослови, Бог, мистера Геррика!» – вот что они будут повторять один за другим; женка будет в это время сидеть в ногах кровати и держаться за столбики, а маленькие невинные дьяволята… – Он остановился. – Я нечасто распространяюсь про ребятишек, – сказал он, – но уж коли начну, то не остановишь.
– Капитан, – слабым голосом спросил Геррик, – а нет другого выхода?
– Если хотите, я займусь пророчеством, – подхватил капитан с новой энергией. – Откажетесь от моего предложения из-за того, что считаете себя слишком честным, и не пройдет месяца, как окажетесь в тюрьме за мелкое воровство. Даю вам мое честное слово. Я это предвижу, Геррик, если вы этого не видите: вы ведь сломлены. Не думайте, что если сейчас вы откажетесь, вы так и будете жить, как святой. Вы уже почти выдохлись. Не успеете оглянуться, как броситесь в противоположную сторону. Нет, либо мое предложение, либо Новая Каледония. Уверен, что вы там не бывали и не видали этих белых людей – обритых, в пыльной одежде и в соломенных шляпах, когда они бродят шайками по Нумеа при свете фонарей. Они похожи на волков, похожи на проповедников и похожи на помешанных. Хьюиш по сравнению с лучшими из них – ангел. Вот какая вас ждет компания, Геррик, и вы к ним непременно попадете, я вам это предсказываю.
И в самом деле, когда он так стоял и вся его могучая фигура сотрясалась от возбуждения, казалось, что в него вселился пророческий дух и вещает его устами. Геррик взглянул на него и отвел взгляд – неловко было подглядывать за таким волнением. И всякое мужество покинуло Геррика.
– Вы говорите о возвращении домой, – запротестовал он. – Это невозможно.
– Для нас невозможно, – возразил тот. – Капитану Брауну нельзя, мистеру Хэю, его помощнику, нельзя. Но какое отношение это имеет к капитану Дэвису или к мистеру Геррику, недотепа вы этакий?
– Но ведь у Хэйза были его дикие острова, куда он наезжал, – последовало еще одно робкое возражение.
– А у нас вместо диких островов будет Перу, – ответил Дэвис. – Оно было достаточно диким для Стивенса не дальше как в прошлом году. Думаю, что и для нас дикости хватит.
– А команда?
– Канаки… Ну же, я вижу, вы одумались, дружище. Я вижу, вы со мной.
И капитан снова протянул руку.
– Пусть будет по-вашему, – сказал Геррик. – Я пойду на это. Странный поступок для сына моего отца, но я на это пойду. Я пойду с вами, капитан, на жизнь и на смерть!
– Благослови вас Бог! – воскликнул капитан и умолк. – Геррик, – добавил он, улыбаясь, – я, наверное, помер бы на месте, если бы вы ответили «нет».
И Геррик, поглядев на него, почти уверился в этом.
– А теперь объявим новость лодырю, – сказал Дэвис.
– Интересно, как он ее примет, – сказал Геррик.
– Он-то? Ухватится обеими руками! – последовал ответ.
Глава 4
Желтый флаг
Шхуна «Фараллона» стояла при входе в лагуну, в самом узком месте, где перепуганный лоцман поспешил ее поставить и сбежать. Если глядеть с берега сквозь редкую полосу судов, на фоне открытого моря выделялись два предмета: по одну сторону – островок с пальмами, пушками и бастионами, возведенными сорок лет назад для защиты столицы королевы Помары, по другую сторону – отщепенка «Фараллона», изгнанная за порог порта; она переваливалась с борта на борт до самых шпигатов, размахивая флагом бедствия. Несколько морских птиц с писком и криком носились вокруг шхуны, а невдалеке, на безопасном расстоянии, держался сторожевой катер с военного корабля. Оружие поблескивало в руках солдат. Неистовый солнечный свет и слепящие тропические небеса придавали картине выпуклость и законченность.
Аккуратная шлюпка с туземцами в матросской одежде на веслах и портовым доктором за рулем отделилась от берега в третьем часу дня и быстро направилась к шхуне. Носовая часть шлюпки была завалена мешками с мукой, луком, картофелем, и среди всего этого восседал Хьюиш, наряженный фок-мачтовым; груда сундуков и ящиков мешала гребцам; на корме, слева от доктора, сидел Геррик в готовой дешевой паре, его каштановая борода была подрезана и заострена, на коленях лежала кипа дешевых романов, а в ногах покоился хронометр, которым заменили хронометр с «Фараллоны», давно остановившийся и потерявший всякую ценность.
Они миновали сторожевой катер, обменялись окликами с помощником боцмана и, наконец, подошли к запретному кораблю. Оттуда не доносилось ни шороха, ни звука, и оттого, что море было очень бурным и риф близок, вокруг шхуны стоял грохот прибоя, похожий на грохот битвы.
– Эй, на шхуне! – окликнул доктор как можно громче.
Тотчас же из надстройки, куда они складывали припасы, показался сперва Дэвис, а за ним оборванная темнокожая команда.
– Привет, Хэй, это вы? – сказал капитан, облокачиваясь на поручни. – Пусть доктор пришвартуется тихонечко, будто это корзина с яйцами. Тут дьявольски бурно, а шлюпка-то прехрупкая.
Шхуну как раз швырнуло особенно яростно. Она то задирала кверху борт, точно хороший глубоководный пароход, обнажая сверкающую медь, то ее кидало вниз, к шлюпке, так что в шпигатах начинала бурлить вода.
– Надеюсь, вы хорошо переносите морскую качку, – заметил доктор. – Без этого вам придется плохо.
Действительно, для того чтобы подняться на борт «Фараллоны» в этом открытом месте, требовалась немалая ловкость. Менее ценные товары были подняты наверх кое-как; хронометр после нескольких неудачных попыток осторожно передали из рук в руки; и осталось самое трудное – погрузить Хьюиша. Наконец даже этот мертвый груз (нанятый матросом первого класса за восемнадцать долларов и отрекомендованный в разговоре с консулом как бесценный работник) был благополучно переправлен на судно, и доктор, вежливо попрощавшись, отплыл обратно.
Трое авантюристов обменялись взглядами, а Дэвис испустил вздох облегчения.
– Теперь давайте установим хронометр, – сказал он и первым вошел в надстройку.
Там было довольно просторно: из кают-компании дверь вела в две другие каюты и порядочных размеров кладовую; переборки были выкрашены в белый цвет, пол покрыт линолеумом. Не осталось никакого беспорядка, никаких признаков прежней жизни – имущество умерших подверглось дезинфекции и было переправлено на берег. Только на столе в блюдечке горела сера, и пары ее заставили вошедших закашляться. Капитан заглянул в каюту по правому борту, где на койке все еще валялись скомканные простыни и отброшенное одеяло, как его отбросили с обезображенного трупа, собираясь хоронить.
– Черт, я же велел черномазым выкинуть этот хлам в воду, – проворчал Дэвис. – Они, наверное, боятся дотронуться. Ладно, по крайней мере, они полили здесь из шланга, и на том спасибо. Хьюиш, беритесь за тряпки.
– Идите вы!.. – огрызнулся Хьюиш, делая шаг назад.
– Это еще что? – рявкнул капитан. – Мой юный друг, вы, кажется, забываетесь – капитан здесь я.
– А мне-то что, – отрезал клерк.
– Ах, так? – заревел Дэвис. – Тогда отправляйтесь спать к черномазым! Марш отсюда!
– Скажите пожалуйста! – протянул Хьюиш. – Думаете, на простачка напали? Шутки шутками…
– Ладно, я сейчас вам разъясню, как обстоит дело, и вы поймете раз и навсегда, пахнет ли тут шутками, – сказал Дэвис. – Я – капитан, и я им буду. Одно из трех. Либо вы подчиняетесь моим приказам как стюард, и в таком случае вы столуетесь с нами. Либо вы отказываетесь подчиняться, я вас отсюда выставляю, и вы катитесь без всяких разговоров. Либо, последнее, я подаю сигнал вон тому военному кораблю и отсылаю вас под конвоем на берег как арестованного за мятеж.
– А я себе помалкиваю, так вы считаете? Не на такого напали! – с издевкой отпарировал Хьюиш.
– А кто тебе поверит, сынок? – спросил капитан. – Нет, сэр! Мое капитанство – дело нешуточное. Хватит разговаривать. Берите тряпки.
Хьюиш был не дурак и понимал, когда проигрывал; не был он и трусом: он подошел к койке, взял в охапку заразное белье с постели и понес его вон без проволочек и без тени страха.
– Я ждал этого предлога, – сказал Дэвис Геррику. – С вами я этого проделывать не стану, вы и сами все понимаете.
– Вы собираетесь спать здесь? – спросил Геррик, следуя за капитаном в одну из кают, где тот принялся прилаживать хронометр в изголовье кровати.
– Ничуть не бывало! – ответил тот. – Пожалуй, я буду спать на палубе. Не то чтобы я боялся, но как-то мне сейчас оспа ни к чему.
– И я не то чтобы боялся, – сказал Геррик, – но как подумаю о тех двоих, худо делается: как тут капитан с помощником умирали друг против друга… Страшная история. Интересно, что они сказали напоследок?
– Уайзман и Уишерт? – переспросил капитан. – Наверное, пустяки какие-нибудь. Заранее представляешь себе все это так, а на поверку выходит совсем иначе. Может, Уайзман сказал: «Слушай, дружище, тащи-ка сюда джину, меня что-то уж здорово пошатывает». А Уишерт, верно, ответил: «Ох, жуткое дело!»
– Вот это и страшно, – сказал Геррик.
– Так оно и есть, – заключил Дэвис. – Готово, хронометр установлен, теперь самое время сниматься с якоря и убираться.
Он зажег сигару и вышел на палубу.
– Эй, ты! Как твое имя? – крикнул он одному из матросов, узкобедрому ладному парню с какого-то дальнего острова на западе, темнокожему почти как африканец.
– Сэлли Дэй, – ответил тот.
– Вот так дьявол… – заметил капитан. – Не знал, что у нас на борту есть дамы. Ну, Сэлли, будь добр, спусти вон ту тряпку. Другой раз я тебе сослужу такую же службу. – Он наблюдал, как желтый флаг опускается через салинг[19] и ложится на палубу. – Больше вы не будете болтаться с кораблем где попало. Собирайте народ на корму, мистер Хэй, – добавил он излишне громким голосом. – Мне надо им кое-что сказать.
С неизведанными дотоле ощущениями Геррик приготовился впервые в жизни обратиться к экипажу. Он благодарил небо за то, что они туземцы. Но даже туземцы, размышлял он, могут угадать в нем новичка, могут заметить промах, отступление от того специфичного английского языка, который принят на судах. Возможно, они и не понимают другого. И он напрягал память в поисках нужных слов, припоминая все, что знал из морской романтики.
– Эй, ребята, давай на корму! – крикнул он. – Живей, живей! Все на корму!
Они столпились в проходе, как овцы.
– Они здесь, сэр, – доложил Геррик.
Некоторое время капитан продолжал стоять лицом к корме, затем с пугающей внезапностью повернулся к команде и, кажется, остался доволен их испугом.
– Значит, так, – сказал он, перекатывая во рту сигару и перебирая спицы штурвала. – Я – капитан Браун. Я командую этим судном. Это мистер Хэй, старший офицер. Еще один белый – стюард, но он будет нести вахту и стоять у штурвала. Мои приказания исполнять проворно. Понятно, что такое «проворно»? Никаких жалоб на кормежку: она будет выше нормы. К мистеру Хэю обращаться «мистер Хэй, помощник» и добавлять «сэр», когда отвечаете на любой мой приказ. Будете работать проворно и ловко – всем обеспечу райскую жизнь. – Он вынул сигару изо рта. – Но если нет, – загремел он, – я вам тут же устрою сущий ад! Теперь, мистер Хэй, с вашего разрешения, выберем вахтенных.
– Хорошо, – ответил Геррик.
– Будьте любезны прибавлять «сэр», когда обращаетесь ко мне, мистер Хэй, – заметил капитан. – Я беру себе даму. Отойди к правому борту, Сэлли. – Затем он шепнул Геррику на ухо: – Возьмите старика.
– Вон ты, я беру тебя, – сказал Геррик.
– Как тебя звать? – спросил старика капитан. – Как ты говоришь? Ну нет, это не по-английски. Я не потерплю у себя на судне вашей разбойничьей тарабарщины. Мы тебя будем звать старый Дядюшка Нед, потому что на макушке, где должны расти волосы, у тебя их нет. Отойди к левому борту, Дядюшка. Ты разве не слышал, что мистер Хэй тебя выбрал? Дальше я возьму Белокожего. Белокожий, отойди направо. Так, а кто из вас двоих кок? Ты? Тогда мистер Хэй возьмет твоего приятеля в синих штанах. Отойди налево, Штаны. Ну вот, теперь известно, кто вы: Штаны, Дядюшка Нед, Сэлли Дэй, Белокожий и кок. Все чистокровные аристократы, как я понимаю. А теперь, мистер Хэй, мы, с вашего позволения, снимемся с якоря.
– Ради бога, подскажите мне какие-нибудь слова, – прошептал Геррик.
Час спустя «Фараллона» стояла под всеми парусами, руль был взят лево на борт, и весело позвякивающий кабестан[20] втянул якорь на место.
– Путь свободен, сэр! – прокричал Геррик с носа.
Капитан взял шхуну в руль, когда она, как застоявшийся конь, рванулась вперед, дрожа и клонясь под ветром. Сторожевой катер послал прощальный оклик, кильватер побелел и заструился, и «Фараллона» вышла в море. На якоре она стояла у самого прохода. Как только она прянула вперед, Дэвис сразу же направил ее в коридор между двумя краями рифа, где по обе стороны кипели и шумели буруны. Сквозь узкий синий просвет шхуна ринулась в открытое море, и душа капитана возликовала, когда он почувствовал дрожь палубы под ногами и, оглянувшись поверх гакаборта[21], увидел движущиеся крыши Папеэте и горы, возвышающиеся позади.
Но они еще не покончили с берегом и страхом перед желтым флагом. Когда они очутились примерно на середине коридора, раздался крик, поднялась суматоха, на глазах у всех человек вскочил на поручни и, выбросив руки над головой, перегнулся и прыгнул в воду.
– Так держать! – крикнул капитан, передавая штурвал Хьюишу.
В следующую секунду он был среди канаков с кафельнагелем[22] наготове.
– Кто еще хочет на берег? – заорал он, и этот бешеный рев нагнал на всех страху не меньше, чем оружие в его руке.
Канаки тупо глядели вслед сбежавшему, чья черная голова виднелась на воде, удаляясь от шхуны к берегу. А шхуна тем временем, как беговая лошадь, пронеслась по коридору и вырвалась на океанский простор.
– Ну и болван же я, что не держал наготове пистолет! – воскликнул Дэвис. – Ничего не поделаешь, пойдем с неполной командой. Плохо сторожили, мистер Хэй.
– Не представляю, как мы справимся, – сказал Геррик.
– Должны справиться, – возразил капитан. – Хватит с меня Таити.
Оба невольно обернулись и посмотрели назад: одна за другой открывались горы прекрасного острова, с левого борта Эймео поднял свои расщепленные вершины. А шхуна все мчалась дальше в открытое море.
– Подумать только! – воскликнул капитан, взмахнув рукой. – Еще вчера утром я плясал, точно пудель, чтобы заработать себе завтрак.
Глава 5
Груз шампанского
Нос судна был установлен так, чтобы Эймео остался к северу, и капитан уселся в каюте с картой, линейкой и кратким курсом навигации.
– Ост пол к норду, – сказал он, оторвавшись наконец от своего занятия. – Мистер Хэй, ваше дело – следить за счислением. Мне важен каждый ярд, чтобы шхуна не отклонялась от курса ни на волос. Я собираюсь продырявить Туамото, а это всегда риск немалый. Если бы эти зюйд-остовые пассаты дули с зюйд-оста, чего они не делают, то мы могли бы пройти по нашему курсу с точностью до полрумба. Скажем, в пределах румба. Тогда мы обойдем Факарава с наветренной стороны. Да, сэр, так нам и придется сделать, раз мы ложимся на другой курс. Тогда мы пройдем эту кашу мелких островов в самом чистом месте, видите? – И капитан показал точку, где его линейка пересекала расползшийся лабиринт Опасного Архипелага. – Хорошо бы уже была ночь – я бы лег на другой галс прямо сейчас, а так мы теряем время и зря отходим к востоку. Что делать, потом наверстаем. И если не попадем в Перу, то пристанем к Эквадору. Один черт, я думаю. Грошовые деньги на бочку – и никаких тебе расспросов. Отличное это племя – южноамериканские испанцы.
Таити уже остался за кормой. Диадема возвышалась среди неровных, иззубренных гор, Эймео оказался совсем рядом и, черный, загадочный, выделялся на золотом великолепии запада. И только тогда шхуна оторвалась от двух островов и был брошен лаг.
Минут через двадцать Сэлли Дэй, который то и дело оставлял штурвал и заглядывал в кают-компанию, где висели часы, провозгласил пронзительным голосом:
– Четыре склянки!
И показался кок с супом в руках.
– Я, пожалуй, сяду, перекушу с вами, – сказал Дэвис Геррику. – А когда я закончу, как раз стемнеет, и мы поставим нашу посудину по ветру и помчим в Южную Америку.
Тут же на углу стола, как раз под лампой, сидел Хьюиш, а с наветренной стороны у него стояла бутылка шампанского.
– Это что такое? Откуда это взялось? – спросил капитан.
– Шампанское, из заднего трюма, если вам это интересно, – ответил Хьюиш, выпивая залпом кружку.
– Так не годится! – воскликнул Дэвис, и эта фраза, обнаружившая привычное благоговение торгового моряка перед святыней груза, прозвучала на украденном судне крайне нелепо. – Из таких фокусов никогда ничего путного не выходило.
– Каков младенец! – отозвался Хьюиш. – Послушать его, так подумаешь, будто у нас все по-честному! Ловко вы меня провели, а? Я должен торчать на палубе и стоять за рулем, пока вы тут оба сидите и жрете; мне привесили кличку, а вас я должен величать «сэр» да «мистер». Ну так слушайте меня, мистер командир: я буду пить шампанское, иначе дело не пойдет. Я вам говорю. Вы прекрасно знаете, что теперь у вас нет под боком военного корабля.
Дэвис был ошеломлен.
– Я бы отдал пятьдесят долларов, чтобы этого не случилось, – сказал он упавшим голосом.
– Но это уже случилось, – возразил Хьюиш. – Попробуйте, чертовски славное.
Рубикон был перейден без дальнейшей борьбы. Капитан наполнил кружку и выпил.
– Лучше бы это было пиво, – проговорил он со вздохом. – Но спору нет – штука настоящая, да и дешевка. А теперь, Хьюиш, выметайтесь и становитесь за штурвал.
Дрянной человечек одержал верх и пришел в хорошее настроение.
– Есть, сэр, – ответил он и вышел, предоставив остальным обедать.
– Гороховый суп! – воскликнул капитан. – Будь я проклят, если рассчитывал когда-нибудь опять есть гороховый суп!
Геррик сидел неподвижно, молча. Просто немыслимо было после всех этих месяцев безнадежной нужды вдыхать запах грубой корабельной пищи и не испытывать вожделения. Рот его наполнился слюной от желания попробовать шампанского. Однако равно немыслимо было присутствовать при сцене, разыгравшейся между Хьюишем и капитаном, и не осознать с внезапной остротой, в какую пропасть он упал. «Вор среди воров», – повторял он себе. Он не мог притронуться к супу. Если бы он пошевелился, то лишь затем, чтобы выбежать из-за стола, броситься за борт и пойти на дно честным человеком.
– Что с вами? – сказал капитан. – У вас неважный вид, дружище, выпейте капельку.
Шампанское пенилось и искрилось в кружке; его яркость, его веселое кипение приковали взгляд Геррика.
«Слишком поздно колебаться», – подумал он, рука его сама взялась за кружку, он пригубил, испытывая наслаждение и безудержное желание пить еще, осушил кружку до дна, и, когда поставил ее на стол, глаза его заблестели.
– Все-таки жизнь хороша! – воскликнул он. – Я и забыл, что такое жить. Да, даже ради такой жизни стоит жить. Вино, пища, сухая одежда – что ж, стоит и умереть, стоит отправиться на виселицу! Капитан, скажите-ка: почему все бедняки не становятся ворами?
– Перестаньте, – остановил его капитан.
– Должно быть, они невероятно порядочные люди, – продолжал Геррик. – Тут что-то выше моего понимания. Вспомните тюрьму! А что, если бы нас вдруг отослали сейчас обратно! – Он содрогнулся, словно в конвульсиях, и опустил лицо на сцепленные руки.
