И вот Чингиала отвели в камбуз. Сама по себе столовая была большая, но очень тёмная. Углов комнаты было попросту не видно из-за того, что факела не могли светить настолько сильно. Внутри камбуза отчётливо пахло рыбой. Этот запах узнал бы даже человек с забитым носом, настолько он был силён. Сегодня на обед была уха– ну скорее вода с рыбой, чем полноценный суп, но с другой стороны, иногда в коричневатой жидкости мог проплывать кусок картофеля, радующий глаз. Рыба была нарезана большими кусками и совсем не очищена. Честно говоря, только своим видом, не говоря уже про запах, суп отталкивал. Но есть больше было нечего, поэтому Чингиал решился на то, чтобы опустить ложку в тарелку, а потом эту же ложку отправить себе в рот. Не понятно по какой причине, но блюдо было совсем не солёным. Это очень возмутило Чингиала, но он не подал виду, а лишь взял вторую ложку необычного блюда. В этот раз в ложке был не только бульон, но и кусок рыбы. Вокруг Энрике стояли пятеро моряков внимательно наблюдавшие за тем, как он ест. Поэтому, когда Чингиал клал в рот уже вторую ложку, он нарочно облизнулся, будто сейчас попробует сладкий панфорте, а не вонючую рыбу в непонятной жидкости. Стоило толстяку лишь положить эту субстанцию, себе в рот, как кость, которую забыли, а может быть и не собирались вытаскивать из рыбы, впилась ему в верхнюю десну. Боль была адской, но Чингиал молчал. Тихо вытащив чуть окровавленную косточку изо рта, он положил её на стол и продолжил есть. Пусть Энрике и был толстяком, это совсем не означало, что он готов проглотить всё, что ему принесут. Энрике любил вкусную еду– ту самую, что ему готовила мать, когда он был маленьким. Тётя, конечно, убила в мальчике частичку гурмана, но всё же оставшаяся часть никуда не делась. В конце концов, с горем пополам, блюдо было съедено и одному из матросов было приказано найти для Чингиала место, где он будет спать. Пара пошла в сторону кают.
"Тем самым", кто искал для Энрике место для ночлега, был Червелл. Очень умный молодой парень, носящий несимметричные очки. Возможно, из-за того, что он был невероятно худым и иногда заикался, ему и давали самую неинтересную и совсем не ту, которую он заслуживает, работу. Но не переживайте. Ещё года два-три и всё изменится в лучшую сторону.
По пути пара разговорилась, попутно познакомившись. Червелл нашёл для Энрике подходящую комнату с большой кроватью и тёмными деревянными стенами, пахнущими солью и старостью. На удивление каюта не была пыльной, но запах соли всё равно бил в нос.
Позже, Чингиалу дали парочку обязанностей на корабле, и он наконец-то стал немножечко полезен команде. Со временем толстяку начали доверять больше и дали даже поработать вместе с поваром над ужином. То, что приготовил Чингиал запомнилось каждому на корабле– это был настоящий талант. Так запечь рыбу мог только настоящий мастер. Казалось, что даже стоит Энрике по-другому– более профессионально, чем старый повар.
Но в конечном итоге всё кончилось: корабль приплыл в назначенное место. Прибрежный городок около воды, казалось, ничем не отличался от того, где жил Чингиал. Такие же маленькие деревянные домики, покрывающие всю горно-пляжную местность данного города. Люди были по всюду, и одеты они были… Почти одинаково. Ну то есть, что девушки, что мужчины носили платья. У женщин они, конечно, были больше и пышнее, а у мужчин… Нет. Это были скорее юбки, чем платья. У мужчин были юбки. Из-за того, что они были гораздо короче, чем платья они были куда менее грязны и рваны.
Это было так непривычно для Чингиала. Его мужчины носили шорты и рубашки, но никак не юбки. А на головах их были бежевые кепки и изредка шляпы, что частично объединяло их с англичанами. Но некоторые "особенные" англичане носили совсем не понятный для Чингиала головной убор. Он был похож на цилиндр, точнее это и был цилиндр. "Почему такие высокие?"– подумал про себя Чингиал. "Неужели они не могут сэкономить на ткани и сделать из этого огромного недоразумения две обычные шляпы?"
Вдруг его размышления перебил удар по плечу:
– Ну что, Энрике. Вот мы и в Англии, скоро нам придется прощаться. Как тебе Англия? – спросил его Червелл.
– Я представлял её немного другой, – растерянно произнёс Чингиал.
– Это нормально. Это все потому, что мы не в Лондоне. Все представляют Лондон, когда говорят об Англии. Если плыть дальше по воде, туда, где берега сужаются– ты обязательно попадёшь в Лондон. Там жизнь другая, поверь мне, друг, – Червелл улыбнулся и было что-то в этой улыбке. И дружелюбность, и обаяние, и радость за друга, и небольшая грусть из-за осознания, что друг скоро покинет этот корабль, и что вряд ли судьба столкнёт этих двух людей вместе ещё раз.
– Знаешь, Червелл, я… Мне кажется, я не смогу здесь жить… Ни в Лондоне, ни дома, нигде. Мне просто страшно оставаться одному… Я долго думал нужно ли мне это, но честно говоря, я совсем не понимаю, что именно мне нужно. Быть может, мне нужна любовь. Быть может, мне просто нужно знать, что меня любят. Мать умерла, когда мне было пять, отец умер на следующий день. Пять лет… Мне не хватило пяти лет, – на лице Чингиала появились слёзы. Он смотрел на город, смотрел на людей в юбках, платьях и цилиндрах, он смотрел на солнце, которое заходило за горизонт, попутно отражаясь в воде.
– Я надеялся найти девушку, но не нашел и вряд ли когда-либо найду. В Лондоне нет толстых людей, в Лондоне красивые люди, в Лондоне умные люди. Я не такой, мне здесь не место… – вдруг Чингиал замолчал, он тяжело вздохнул и вновь заговорил. – Могу я остаться на корабле, Червелл?
– Я не знаю, Энрике, – Червелл сильно обеспокоился, конечно он был бы рад тому чтобы Чингиал остался, но сейчас… Сейчас он не был уверен, что команда согласится на то, чтобы Энрике остался. – Нужно спросить у команды.
Червелл спросил, и, на удивление, получил положительный ответ. Чингиал чем-то зацепил моряков. Возможно, умением прекрасно готовить, а быть может, умением прекрасно поесть.
Вот так Энрике попал на борт корабля, заимел друга и хорошую команду. Но в какой же момент Энрике стал Чингиалом? Не могу сказать точно. Но на данный момент Энрике– уже давно Чингиал. Талант повара начал исчезать, милый толстяк превратился в огромную тушу. И прямо сейчас этот жирдяй сидел у края корабля и смотрел на воду, в которой отражалось ночное небо. Луна вновь одиноко освещала путь вперёд. Ни одной звёзды не было на небе. Чингиал продолжал смотреть в тёмную воду. Он пытался увидеть своё отражение, но вместо этого он видел только чёрное небо. Вдруг из воды выскочила голова. Потом появились плечи. Одного лица было бы достаточно, чтобы понять, что перед Чингиалом образовалась девушка, но плечи всё-таки решили помочь толстяку.
– Мне кажется? – тяжёлым басистым голосом прошептал Чингиал.
– Нет, не кажется тебе,
Это девушка в воде, – передразнивала его неизвестная. Ей было не больше шестнадцати, она была очень молода. Слишком молода. Её бледная кожа ещё не знала, что такое морщины. Её худые плечи ещё не испытывали мужских прикосновений, а спина ее похоже никогда ещё не горбилась. Она была ещё так невинна.
– Ты та самая из-за которых… – Чингиал хотел было сказать "умерли мои друзья", но в ту же секунду понял, что он не смеет говорить такие слова перед настолько непорочной и по правде маленькой девочкой. Он боялся, что слово "умерли" может шокировать прекрасную девицу. Ведь он знал, что люди убивают себя сами, и что возможно, она ничего об этом не знает.
Чингиалу было уже двадцать девять лет, но выглядел он намного старше. Он знал, что каким бы не было привлекательным молодое тело, он не может хотеть его. Ни в каких смыслах этого слова. Тем более, он был здесь на корабле, а она там в воде. Он всеми силами пытался не влюбиться в девушку, но она, как будто специально, глядела на него сверкающими карими глазами, будто она пожирала его ими. Чингиал пытался отвести взор в сторону, но не мог. Он никогда не видел обнажённую девушку, тем более настолько красивую. У неё были рыжие волосы, длинные и густые, они плавали на воде.
– Я так хочу дотронуться до тебя,
Дашь мне хотя бы частичку себя? – мечтательно спросила девушка.
– Нет… Ты не можешь любить меня. – словно выходя из гипноза, сказал Чингиал. – Я толстый и некрасивый. Ты не можешь любить меня. – с этими словами Чингиал встал и быстро ушёл. – Она не может любить меня. Она не может любить меня, – быстро повторял Чингиал двигаясь в сторону кают. Его толстые вонючие ноги быстро перебирали по деревянным ступеням корабля. Он, по правде, был взволнован. Он боялся быть следующим. Любовь свела бы его с ума, любовь к этой девушке. Чингиал пытался выбросить образ прекрасной незнакомки из своей памяти, но стоило ему лишь на секунду закрыть свои глаза, просто моргнуть, как он тут же видел её бледное нежное лицо, её румяные щёки, её максимально правильные скулы, губы, глаза… Она была по-настоящему идеальна. "Таких девушек должны зарисовывать на картинах, им должны воздвигать памятники", – думал Чингиал. "В наше время столько уродливый людей, я тоже уродлив, но почему такие красавицы, такие музы считаются ведьмами? Неужели никто не может признать их красоту?"– размышлял он, ложась в кровать и накрываясь тонким, совсем не согревающим, одеялом. Стоило глазам Чингиала сомкнуться, как он тут же окунулся в сон.
В нём Чингиал стоял на плоту посреди океана. Казалось, что пара небольших брёвен, крепко соединённых между собой бечёвкой, не чувствовала тяжёлого мужчину. Вдруг около плота появилась она! Девушка плавала рядом, не отрывая глаз от Чингиала. Он тоже смотрел на неё. Но неожиданно для себя, Чингиал обнаружил, что начал тонуть. Плот медленно опускался под воду, через несколько секунд толстяку начало казаться, что он стоит в луже. Чингиал понял, что не сможет всплыть, и что он точно утонет. Но вдруг девушка, успокаивая, сказала ему следующее:
– Стань легче, дорогой,
Сними всё лишнее, родной.
И тогда Чингиал начал ускоренно раздеваться, но уже оставшись в одних трусах, понял, что это не поможет.
– Нет, ты не понял меня, дорогой,
Сними его же скорее.
Поверь, это поможет, родной,
Только быстрее, быстрее, – говорила девушка, показывая пальцем на живот Чингиала.
Толстяк не сразу понял, что от него хотят, но от безысходности он и вправду потянул за свой живот, будто отталкивая его от себя, и живот слез с его тела, словно жилет. Ему показалось, что он взлетел. Потом Чингиал снял жир с ног, словно высокие сапоги, а затем и с рук, словно длинные перчатки до плеч, какие носят чумные доктора. Последней была шея, этот жир было куда тяжелее снять, чем другой, он был словно ошейник, пережимающий горло. Сняв его, Чингиал впервые за долгое время задышал полной грудью. К этому моменту плот уже полностью утонул, и Чингиал остался один на один с океаном и девушкой. Она тут же его поцеловала, от неожиданности Чингиал забыл подгребать руками чтобы не утонуть, из-за чего пара вместе ушла под воду. Но в ту же секунду, когда Чингиал понял, что находится не на поверхности, он понял и то, что не нуждается в воздухе. Мужчина, обхватив талию любимой, притянул её к себе, не отрывая губ. Второй рукой он сжал руку девушки, пропустив её пальцы между своими. Вдруг поцелуй окончился, она заговорила прямо под водой, выпуская пузыри воздуха.
– Ты такой красивый
Сегодня, любимый.
От этих слов лицо Чингиала сыграло недоумение. Он красивый? Мужчина взглянул на свои руки, они не были толстыми– они были нормальными, обычными руками! Затем он посмотрел в глаза девушки, чтобы в отражении увидеть собственное лицо. Но своего лица, он там не увидал. В отражении было молодое, красивое мужское лико. Со скулами и подбородком без продолжений. Оно было бледное и совсем не морщинистое.
– Но как? Почему я такой красивый?
– Истинная красота,
Она внутри всегда, – с улыбкой сказала девушка…
В эту ночь опять была слышна песня в море…
Но теперь настало утро. Песни кончились, а Чингиал неохотно встал с кровати. В эту ночь он понял, что влюбился в девушку. Да, он влюбился в девушку, что же здесь плохого? Но он же не сумасшедший, чтобы из-за этого себя калечить. Поэтому он решил, что может думать о ней, вспоминать её лицо, волосы и плечи. Главное, из-за этого не умереть, но это ведь и невозможно! Быть может, другие были изначально больны на голову и именно поэтому покончили с собой. А Чингиал полностью здоров. Точно здоров…
Этим утром вечно потный толстяк шёл по коридорам корабля с большой улыбкой на лице. Ему было приятно вспоминать ту девушку. Правильнее, конечно, было сразу сообщить команде о ней, как говорил Мор, но Чингиал либо забыл сделать это, либо не захотел.
В этот день Чингиал, ел куда с большим аппетитом еду, которую сам же и приготовил. в последнее время он переживал насчёт того, что стал слишком толстым, (хотя я думаю, он уже давным-давно вышел за пределы "слишком толстого") и что возможно, нужно перестать настолько много впихивать в себя еды. Такое может иметь летальный исход. Тем более, ему самому никогда не нравилось собственное тело. Но сегодня Чингиал будто забыл про собственные установки, и ел даже больше, чем обычно. Неужели он забыл, что от этого умирают? Умирают мучительно. Но это его не волновало. Также его не волновала собственная фигура. "Красота внутри", – мысленно проговаривал Чингиал.
Лицо его напоминало свиное рыло: неухоженное, грязное и жирное, невероятно жирное. Три подбородка, нос, который по правде, можно было бы перепутать из далека с пятаком; большой рот, маленькие уши и глаза– всё это составляло лицо Чингиала, не красивое ни при каких обстоятельствах. На Чингиала можно было бы посмотреть при плохом освещении или же увидеть его боковым зрением, но это всё равно бы не помогло. Чингиал был уродом, уродом везде и всегда. Язык даже не повернётся сказать ему комплимент. Сам Чингиал не мог сказать его себе. Даже сейчас, когда он понял, что истинная красота внутри, а не снаружи, он лишь перестал переживать над своей никчёмной внешностью, но всё равно продолжил считать себя уродом.
Чингиал был одним из тех людей, присутствие которых можно было ощутить даже с закрытыми глазами. Он имел свой запах, хорошо отличимый во влажном помещении. Это был очень сильный запах пота, который, кстати, моментально пропадал, стоило Чингиалу покинуть помещение. К этому запаху было сложно привыкнуть, но человеку, стоящему рядом, ничего больше не оставалось, как вдыхать этот адский аромат, быстро расходящиеся по комнате.
Как только Чингиал доел свой завтрак, он сразу же пошёл на кухню мыть посуду и готовить обед. Да-да, обед! Такова судьба морских поваров. Стоит кончиться завтраку, сразу же начинается готовка обеда, ведь одному накормить около восьмидесяти моряков нелегко и очень небыстро. Отдыхом лишь является поздний завтрак, поздний обед и поздний ужин, когда не покладающий рук, повар может вдоволь наесться. Он ест один, потому что когда все едят– он работает: раздаёт пищу в помытые тарелки.
"Сегодня на обед будет уха", – сказал про себя Чингиал. Эта мысль не была выдающейся, он мог придумать хотя бы суп с цветной капустой, которой и так были переполнены бочки; или же сварить минестроне, опустив парочку ингредиентов. Но уха… Это было скучно и неинтересно, но похоже, что Чингиал уже безоговорочно определился с супом, и что даже нехватка рыбы (если бы такая проблема, конечно, была) не переубедила бы его не варить заевшуюся уху.
Найдя нужное количество рыбы, картофеля, моркови, соли, лука и ещё парочки ингредиентов, Чингиал начал творить. По-другому это было не назвать. Обычная сельдь в руках нашего повара превращалась в дорогостоящего лосося. А картофель и морковь немедленно очищались от кожуры ловкими движениями ножа, и этими же движениями, ловко нашинковывались на толстую соломку. К этому моменту вода уже во всю кипятилась в огромной кастрюле на небольшой печи. Огонь на корабле– невероятно опасная вещь. Но в руках умелого мастера он превращается в средство для жизненно важных вещей, например таких, как приготовление пищи. Как только первые пузырьки начали подниматься со дна кастрюли, выходить с брызгами из воды и шатать крышку, Чингиал понял, что пришло время закидывать продукты. Сначала полетело большое количество соли и перца, а потом уже картофель, морковь, лук и конечно же рыба. Казалось, ничто не могло заставить Чингиала хотя бы на секунду остановиться и перестать готовить, но так лишь казалось. Образ девушки никак не выходил из головы толстяка, как и её фраза, прочно врезавшаяся в память толстяка:
"Истинная красота,
Она внутри всегда".
Вспоминая эти слова, глаза его невольно закрывались на несколько секунд, но тут же открывались, будто небольшого перерыва не было. Сам Чингиал самую малость пошатывался от мыслей о девушке, в его голове была и злость, из-за того, что он такой толстый, и что в том, что ему никак не добиться ту красавицу виноват только он; и печаль, из-за того, что толстяк так беспомощен перед голодом.