– Смотри!
Игрушечный планер дугой пролетел в холодном, сухом воздухе, потом на мгновение замер на месте и аккуратно приземлился. Уди, находившийся метрах в трех от него глупо захихикал.
Хихикая он побежал прямо к нам, размахивая маленьким голубым клином, точно флагом.
– Упал! Снова упал!
Пигалица побледнела, не смотря на свои cafe au lait. Она обняла себя за плечи, спасаясь от вашингтонского холода.
– Что-то не так?
Может, она боялась, что сын ее станет пилотом? И умрет также как его отец?
– Они все считают моего малыша уродом, – покачала она головой. – Что-то со скоростью реакции. Но больше они не могут найти никаких отличий.
Уди уселся на траве, скрестив ноги, руками он водил по воздуху планер, изображая полет, при этом ревел словно маленький двигатель – слюни летели во все стороны.
– Он всего лишь ребенок, Пигалица… Симпатичный, сильный, здоровый ребенок.
– А может всему виной гамма лучи, – нахмурилась она. – Низкая гравитация. Кто знает, что делает его другим?
Я закатил глаза.
– Я что-то не вижу у него третьего глаза.
Она повернулась ко мне, уронив руки.
– Дело не в этом. Я все равно буду любить его, каким бы уродом он не оказался. Это – они.
– Кто они?
– Доктора. Любознательные ученые. Интеллектуальные твари. Они считают, что зачатие и рождение вне Земли автоматически превращает человека в лабораторную крысу. А я думаю о нем, как о моем сыне.
– Ты преувеличиваешь.
– Я? Оглянись вокруг.
Я не должен был этого делать. В двадцати ярдах, изображая туристов, прогуливалась компания из мужчин и женщин в полевой форме ВП[54 - военная полиция.].
– Ты знаменитость. Точно так же как Уди. Есть множество психов, которые до сих пор сходят с ума от того, что отец Уди уничтожил единственный встреченный нами иной разум.
Она засунула руки в карманы куртки и прошипела:
– Это точно.
Я улыбнулся.
– Ваша безопасность и ваше радостное настроение – единственные причины, по которым я радуюсь тому. Что ты осталась на службе. Мне нужен пример кого-то, кто более параноидален, чем я.
Нагнувшись, она стала стирать травинки с носка своего ботинка.
Наконец она выпрямилась и посмотрела на меня.
– Я все думала, как тебе сказать. Завтра, я ухожу.
– Уходишь?
– Уезжаю из Вашингтона, ухожу из армии.
С тем же успехом она могла дать мне пощечину.
– Но…
Она оглянулась в сторону военных полицейских.
– Джейсон, даже если бы я доверяла правительству, зачем мне оставаться в армии?
– Но теперь я останусь один.
– Я буду неподалеку. Я тут присмотрела одно местечко. В Колорадо.
– Ты не вернешься назад, в Египет?
– Это не мой дом. Каира как такового больше нет. Моя семья погибла. С другой стороны в Америке самое свободное общество на планете.
– Ты думаешь? – я ткнул пальцем в сторону военных полицейских.
– В Америке тайная полиция это что-то вроде шутки. На Среднем востоке она реально существует. Реальная демократия внове для Египта. В США я смогу купить свои сорок акров земли и спокойно растить сына. Естественно, обзаведясь парой хороших ружей, – я-то видел, как Пигалица стреляет. Любой потенциальный похититель Уди будет порезан на тонкие ремни. – Если завтра я подам в отставку, то я стану получать свою пенсию и пенсию Мецгера. Так что ты думаешь обо всем этом, Джейсон?
Уди вытянул к ней руки, и она не останавливаясь подхватила его.
Отвернувшись, я посмотрел на Капитолий и дальше на Эспланаду. Мне ничего не оставалось, как пожать плечами.
– Не знаю.
А потом я рассказал ей о Гродте, о книге.
Она нахмурилась.
– Как думаешь, стоит ли мне подписаться под такой книгой?
Она пожала плечами, в то время как Уди играл ее волосами.
– Если ты хочешь что-то изменить в этом мире, то, пожалуй, да. Думаю, так. Но это не жизнь. Рано или поздно все эти поездки закончатся… Вообще, все это не для тебя.
Мы подошли к арендованной машине, и я открыл и придержал дверцу, так чтобы Пигалица могла усадить Уди и удержать его, пока садиться сама. Я отвернулся.
– Джейсон? Ты заедешь к нам на обед?