– Мы их убьём.
– Убьёте? Как. Зачем? Не понимаю. Неужели нельзя стереть им память или что-то в этом роде?
– Зачем изобретать велосипед. Есть проверенный и действенный способ. Ни к чему ничего менять.
– Владимир, пожалуйста. Это же живые люди. У них есть семьи и вообще, жизнь.
– Диана, попробуй относиться к этому проще. Ты их не знаешь, они тебя не знают. И всё что с ними происходит, не имеет ни малейшего отношения к тебе.
– Я их знаю. И они меня.
– Диана, я пытаюсь говорить с тобой на твоём же языке. Ты говорила, что не пропускаешь через себя эмоции. Что же сейчас случилось?
– Я впервые одна. Теперь я по-настоящему осталась одна. Не обижайся, но вы едва ли станете мне семьёй.
– Почему ты так решила?
– Вы сами этого не хотите. Да, вы дружелюбны и любезны по отношению ко мне. Но я чувствую, что вы считаете меня чужой. И я сама себя так чувствую. Если честно. У Вас я себя чувствую, как у бабушки в гостях. И тёплым словом одарите и сытно накормите. Но вот поговорить, то нам не о чем.
– Бабуля значит. Допустим. Но почему? – Он махнул рукой в сторону камеры. – Почему они должны жить? Я не могу связать твои мысли.
– Знаешь, я долго думала. Как бы мне вернуть свою жизнь или, по крайней мере, семью. Как мне вернуть Сашу. И нет ничего реального. Они считают меня погибшей при таинственных, ужасающих по своей жестокости, обстоятельствах. Я никогда не смогу появиться на пороге дома. Не смогу его обнять. Всё. Эта жизнь в прошлом. Я почти смирилась. Но для них. Для них, есть. Должен быть шанс вернуться. К семьям, к друзьям. Пусть они не будут чего-то помнить. Пусть ещё что-то. Но они будут со своими близкими.
– Не понимаю, почему для тебя так важна жизнь тех, кто чуть было тебя не убил?
– Я не умею долго сердиться.
– Вот так, да?
– Ну, считай, что да. Я хочу, чтобы они жили.
– Прости. Я тебя понял, но не буду менять своего решения. Ты сейчас очень эмоциональна и не можешь мыслить трезво.
Я отступила на шаг назад. Боже, что же я наделала. Я всех их погубила. Нужно было просто бежать. Не надо было. Ничего не надо было говорить Владимиру. Столько людей, пусть и фанатиков своего дела, погибнет из-за меня.
– Когда ты планируешь их убить?
– После допроса. Знаешь, ты можешь пойти к себе. Отвлекись, не думаю, что тебе необходимо здесь присутствовать.
– Я не знаю. Нет. Определённо к себе я не пойду. Останусь.
– Делай, как знаешь. В любом случае, ты можешь помочь в допросах. Как не постороннему человеку они, на эмоциях, скажут гораздо больше. С кого предпочла бы начать? Со святого отца или своего сокамерника.
Максим. В груди что-то ёкнуло. Они и его убьют. Боже, что же я натворила. Что делать? Как быть? Нужно найти решение. Выход. А что у нас с выходом? До рассвета ещё часа четыре. Но есть тонированные джипы. Значит, если удастся выбраться, то можно будет ехать и днём. Главное, чтобы не было преследования.
– Думаю со святого отца. Он будет очень эмоционален, когда услышит, что я разумное существо.
– Услышит и? Почему он тебе вдруг интересен?
– Он вызывает у меня интерес, как человек. Верующий фанатик, в одной связке с лучшими умами. Что их объединяет. Кто он такой. И почему вдруг священник?
– Церковь долгое время имела большую власть, порой даже большую чем власть царя. Я имею в виду, современное общество, оно, возможно, не так много знает, о том, что творится в кулуарах власти.
– Просто для меня этот человек, не олицетворяет символ духовного человека. В принципе, конечно, как и многие современные попы, но суть не в этом.
– А в чём?
– Бесит он меня.
– Эм… – Владимир, явно потерял дар речи. – Значит, не так ты легко прощаешь?
– Я его простила, но от этого раздражать меня он меньше не стал.
– Женщины, вы словно гордитесь отсутствием логики.
– Ой, ну не начинай. Столько лет живёшь, а всё привыкнуть не можешь. Итак, когда приступаем к допросу?
– Давай его сначала собьём с толку. Для начала, поместим в отдельную камеру. Посидит немного. И наконец, к нему зайдёшь ты. Вся такая самодовольная и уверенная в себе. И тут всё его мировоззрение рухнет, и он всё своё недовольство выскажет тебе.
– А если наоборот?
– Что наоборот?
– Он же не знает, что вы вампиры. Догадывается, конечно, но не знает.
– Так…
– Вы его типа допрашиваете. Он не колется. И тогда вы его швыряете в отдельную камеру. Где сижу я. Вся такая взъерошенная, голодная и на цепи.
– Интересно.
– Я его запугиваю. Вы его выпускаете, и он всё рассказывает.
– А почему бы и нет. Давненько я не веселился.
– Вот, а потом. Его забираете на допрос. А ко мне следующего, как там, Максима Альбертовича. И Сергея Геннадьевича. Так сказать, их Ум-1 и УМ-2. А вот с остальными уже без меня справитесь.
– Договорились.
– Только вот, просьба.
– Какая?
– Давай вы их не будете сразу убивать. Может, пусть здесь поживут какое-то время. Что-то расскажут ещё. Ну, я не знаю. Мы же не настолько жестокие и безразличные.
– Хорошо, пока всё не расскажут. Будут жить.
– Спасибо.