В его власти

До Готту удалось избежать наделения этой привилегией после победы на Марионе и даже после битвы за станцию Кеплер—12! Он ушел бы от неудобного вопроса и теперь, если бы господин Мон Атто не уговорил его «по крайней мере взглянуть на то, от чего он отказывается».

Подарком была хрупкая, тонкая девушка с копной волос невероятного цвета – ее длинные ресницы были очерчены четко и слегка подрагивали, пока их обладательница находилась в искусственном сне. Яркие аккуратные губы, которые смотрелись по—детски невинно из—за того, что верхняя была слегка больше нижней, мягкая линия подбородка и высокие скулы… Она лежала обнаженной на металлическом столе и ему сказали, что если он не примет положительное решение, то ее придется утилизировать, потому что карезийка не представляет фактической ценности.

До Готт почти отказался, но вдруг сам с удивлением осознал, что сомневается.

«Если ты сомневаешься в своем выборе, значит ты на самом деле уже выбрал» – так, кажется звучит та пословица.

И это действительно было так.

Сразу после, когда прошло наваждение, он подумал, что зря поддался уговорам, что просто согласился под действием момента – ведь благодаря его стратегии только что пал рубеж сопротивления, который объединенная коалиция империи и содружества не могла переступить без малого шесть лет!

Он принимал поздравления; Корифей Мон Атто сказал, что лично расскажет Императору об успехах своего ученика и велел по крайней мере ознакомиться с подарком, сказал, что после такой крупной победы, командующий его ранга просто обязан взять себе трофей на удачу.

Это было тяжело.

Нет, управлять людьми достаточно просто, если они к этому готовы, тем более с талантом До Готта к манипулированию и его тонким чутьем. Но перед ним была запуганная чужеземка, не имеющая ни малейшего понятия о порядках Империи.

Да и он сам был в растерянности, потому что не знал, что хотел получить. Впервые не знал, что делать!

Ее можно было сломать, это было проще всего – использовать по назначению, так делают многие. Но какой бы тогда с нее был прок? Таких девушек он покупал на одну ночь, когда представлялась возможность – не любопытные, покладистые, молчаливые. Во время секса лучше не смотреть на них – пропадает всякое желание, они либо молчат, отстраненно глядя вдаль, либо, что еще хуже, изображают страсть, которой нет… а он ненавидел фальшь больше всего. Она была первой в его списке самых отвратительных вещей.

Став такой, она бы очень быстро перестала его интересовать, но избавиться от цифии не так—то просто, ведь эта «должность» фактически дарит наложницам гражданские права, пусть и временные. Это делается для того, чтобы у неаккуратных господ была возможность официально признать нажитых от цифий детей.

Для того чтобы избавиться от опостылевшей женщины, пришлось бы лично доставить ее в Верховный совет, а затем передать в специальный отдел, который, только убедившись в том, что она не выдала посторонним никаких важных секретов, поставил бы вопрос о ее ликвидации. Верховный совет, разумеется, принял бы положительное решение и отменил бы дарованные ей права, но все это тянулось бы и тянулось, причиняя всем уйму неудобств.

И все же в ней было что—то такое, что заставляло его хотеть большего. Рыжий цвет волос, такой редкий среди людей в наше время? Естественная, не испорченная новомодными улучшениями красота? Беззащитность туземки, обреченной на смерть без его помощи?

Об этом он мог подумать и после. Главным было то, что она была ему интересна и, что уж там, вызывала желание своей хрупкой складной фигурой, редкой гармоничной красотой…

Тогда он решил вести себя с цифией так же, как и с любым другим подчиненным… ну почти. Это сделало ее испуганной и покладистой. Слишком покладистой. Трахая ее в первый раз, он не мог отделаться от мысли, что с тем же успехом мог не разговаривать с ней вовсе, а просто приставить нож к горлу. До тех самых пор, пока она не запустила руки в его волосы и не притянула к себе. Это был важный момент, в одно мгновение он несколько раз изменил свое решение с того чтобы грубо осадить ее, запретив прикасаться к себе, до того, чтобы позволить ей больше.

Он понял, что ему хочется, чтобы она так делала, чтобы не боялась его, а возможно даже и могла дать отпор. Мысль об этом завела его и одновременно озадачила – по всему получалось, что он хотел, чтобы наложница желала его, как любовника, а не просто исполняла долг. Но ведь чувства – это не то, чему пристойно быть между цифией и ее господином.

На будничный вопрос префиария, о том, доволен ли он рыжеволосой карезийкой, До Готт без задней мысли ответил, что будь она еще более покладистой, он перепутал бы ее со стулом или спинкой кровати. И этот услужливый идиот не придумал ничего более уместного, чем рассказать девочке о том, какой финал был избран Императором для ее планеты.

Несомненно, справляться с женской истерикой было вовсе не так интересно, как лишать эту карезийку девственности, но все получилось как нельзя лучше… и секс в этот раз был намного занимательней.

Воспоминание о недавней близости подняло в командующем волну возбуждения. Обнаженные изгибы ее тела будоражили воображение, и он подумал, что еще не брал девушку сзади… что было бы неплохо разбудить ее прямо сейчас и наверстать упущенное, тем более он был к этому уже совершенно готов.

Карезийка спала крепко, положив одну руку себе на грудь, ее тонкие длинные пальцы едва касались одного из маленьких круглых ореолов. Рот приоткрыт, длинные ресницы тревожно подрагивают… командующий До Готт не мог вспомнить, как давно позволял себе отвлечься на что—то столь же прекрасное и решил не будить ее. К тому же, вероятнее всего, девушка слишком устала для того чтобы снова подарить ему не только физическую, но и эмоциональную разрядку.

«Для этого еще будет время… много времени. А физическую разрядку можно получить и в тренеровачном зале.»

Он поднялся с постели аккуратно, чтобы не разбудить ее и, собрав по каюте разбросанные вещи, оделся, рассматривая обнаженное тело на своей постели.

Пожалуй, подарок понтия все же пришелся ему по вкусу, и пора было перестать это отрицать, хотя бы самому себе.

Глава 8. Галлская Фурия

За пределами Танатоса – 4, известного в этой части галактики и под другим названием – Черное Знамя Империи,  неторопливо вращалась Нарвиби. С такого расстояния не было видно каких—либо изменений в ее ландшафте; горящих поселений, разрушенных городов или тел, которые теперь щедро устилали все дороги к местам высадки имперского десанта.

Желто—зеленая планета с подземными океанами и реками очень скоро будет очищена и передана в управление Содружеству, которое наладит производство полезных материалов, продукции, добычу ископаемых. Заселит Нарвиби и, в конце концов, сотрет какие—либо следы той гуманитарной катастрофы, что разразилась здесь несколько дней назад.

Командующий До Готт толком не спал уже больше двух суток, но чувствовал себя удивительно бодро и более того, пребывал в отличном расположении духа. Это замечали и подчиненные. По крайней мере ему так казалось, когда он ловил на себе «другие взгляды» старпома, офицеров и даже низшего воинского состава. Хотя, дело скорее было в том, что все они уже слышали последние новости: командующий наконец обзавелся тем, что по рангу было положено получить еще восемь лет назад.

На корабле сложно оставить что—то в тайне, если об этом предварительно не позаботиться, о чем До Готт не распорядился и теперь немного сожалел. Хотя… тем лучше – нарочитая секретность только привлекла бы излишнее внимание к делам, которые точно больше не касались никого на этом корабле.

И все же Титус До Готт испытывал некоторое смущение от своего нового положения. Как человек выросший в бедности и строжайшей дисциплине, он не почитал роскошь и особые привилегии, зная, что по сути они являются излишествами и больше мешают сосредоточиться на своем долге, нежели способствуют чему—то благому. А содержание собственной цифии – определенно было роскошью, совершенно недоступной более чем 95% личного состава его корабля.

Будущий командующий рано осиротел. Его отец, погиб при подавлении восстания в столице Империи, на Аргемоне Кемрийском, когда оппозиция власти Императора в последний раз рискнула поднять голову.

До Готт старший был обычным солдатом и просто не успел достичь чего—то значимого; всего за несколько недель до восстания закончил курсы летной подготовки и одновременно с празднованием первого дня взрослой жизни, окольцевал свою любимую женщину. И, надо такому случиться, плодотворно провел первую же брачную ночь.

Через девять месяцев родился Титус До Готт, унаследовавший все что было у его отца – имя, честь и многочисленные долги за обучение и проживание в столице, которые тот должен был вернуть, поступив на службу.

Женщина, оставшаяся без мужа с маленьким ребенком на руках, в городе без единого родного лица и гроша в кармане, не смогла справиться с горем. В годовщину смерти мужа она выкинулась с моста перед Имперской Летной Академией, попросив ни о чем не подразумевающего прохожего помочь ей и пару минут присмотреть за ребенком.

Тем прохожим оказался молодой философ и будущий дипломат Корифей Мон Атто, который очень близко к сердцу воспринял произошедшее и пожелал проследить за судьбой подкинутого ему младенца.

А судьба была интересной.

Титус До Готт обнаружил свои не дюжие способности, как только вошел в ум. Он рос в хорошем столичном приюте для детей военных, где воспитанию мальчиков уделялось особое внимание. Его очевидный талант к пилотированию обнаружился очень рано, и как только способный ребенок дорос до гашетки истребителя, его отправили в Имперскую Летную Академию, чтобы сын смог пройти по пути своего отца.

Окончив ее на три года раньше срока, Титус столкнулся с теми, кто давно его ждал – кредиторами, за годы его взросления взвинтившими проценты по просроченным кредитам родителей просто до небес. Они потребовали от него справедливой уплаты долга и парень, по наивности, даже не подумал о том, что предъявленные ему драконовские проценты можно было уменьшить и даже оттянуть выплату долга еще на несколько, а то и десяток лет.

Для него, юноши окрыленного мечтой о том, чтобы в служении родине увековечить имя своего трагически погибшего отца, выплатить долг за обучение было обязательным условием дани памяти родителю. А потому он беспрекословно согласился на предложенный теми кредиторами способ рассчитаться с долгами разом – принял трехлетний наемнический контракт на работу в поясе Галла.

От этого места старались держаться подальше даже прожжённые вояки, несмотря на внушительную оплату, которую сулили компании, добывавшие там рутений. И дело было далеко не в удаленности того места от благ цивилизации!

Рутений – благородный, ценный металл платиновой группы, крайне необходимый для создания высокотехнологичных элементов самых разных устройств. Он очень высоко ценится на черном рынке, потому что добыть его трудно, а все сколько—нибудь богатые рудники и по сей день принадлежат Империи и облагаются немалым налогом.

Пояс Галла буквально кишел любителями легкой поживы, потому что рутения там добывали много, а из—за удаленности от опорных баз Империи, защищали добытое из рук вон плохо. Не исправляли ситуацию и постоянные карательные экспедиции, проводимые различными имперскими министерствами.

Блуждающие охотники, базгулы, повстанцы из Корпуса Кри, караванщики и просто ловцы удачи из большого космоса – все жаждали урвать свой кусок этого страшно прибыльного пирога и необходимость в наемниках в поясе Галла не ослабевала никогда.

Туда—то и отправился шестнадцатилетний выпускник Имперской Летной Академии, пилот первого класса Титус До Готт.

Боевые вылеты начались с первого же дежурства. Сказать, что юношу спасло чудо, наверно было бы не совсем верным, потому что чудом там и не пахло. Едва не потеряв боевую машину после первой стычки с бандитами, , разумеется, по неопытности и чрезмерной самоуверенности, юноша понял свою ошибку и сменил тактику на более осторожную и вдумчивую. Применяя в деле освоенную науку и не переставая учиться в процессе, он очень скоро получил прозвище «Галлская Фурия» – за невероятную способность появляться там, где не ждали и истреблять всех захваченных в цель охотников до чужого рутения.

Карьера Титуса, несмотря на его юный возраст, стремительно пошла на взлет – всего год потребовался ему для того, чтобы стать командиром звена лёгких истребителей класса “Жнец” – лучшего, что было тогда на вооружении имперского флота и, как следствие добытчиков в Поясе Галла. Но вместе с новым званием и последовавшими за ним дерзкими вылазками, от которых у налетчиков кровь стыла в жилах, стала расти и цена за голову Галлской Фурии.

Живым или мертвым его хотели видеть распятым на носу своих кораблей и повстанцы из Кри, и караванщики, и даже людоеды—базгулы, которым вообще не свойственно было вступать с другими нациями в какой бы то ни было контакт.

Скорее юношеский максимализм, на тот момент уже семнадцатилетнего Титуса До Готта, а вовсе не ошибка в расчетах, привели к тому, что он был взят в плен человеком, не имеющим никакого понятия о воинской чести.

Авель Мэй – караванщик, «свободный торговец», а на деле просто космический пират, за голову которого в Империи и Содружестве также сулили немало денег, подловил его на честолюбии. На чрезмерном перфекционизме, из—за которого юный пилот и обрел свою кровавую популярность – он уничтожал все корабли, посмевшие покуситься на собственность честных добытчиков.

Обманными маневрами, пожертвовав несколькими кораблями и беспилотниками, Авель Мэй выманил его, оставив далеко позади подкрепление и отключил двигатели его звездолета направленным магнитным импульсом. Времени бездействия двигателя боевой машины До Готта как раз хватило пирату для того, чтобы захватить его корабль и отбуксировать в собственный звездный док.