Изумрудная песнь

Разделившись на отряды по четыре-пять бурвадегов, они пересекли реку Кер, отделявшую их земли, от земель эльфов и устремились вглубь владений неприятеля. К слову, информация предоставленная эльфом, оказалась совершенно бесполезной.

Остроухие, видно настолько расслабившиеся и охамевшие от собственной безнаказанности, на ночь выставляли всего один патруль и тот из двух тощих охотников, которые даже в цель били не с первого выстрела. Сняв постовых у ворот и войдя в деревню среди ночи так тихо, что никто даже не заподозрил неладного, бурвадеги застыли как вкопанные, пораженные варварством и жестокостью остроухих, ведь черепами их собратьев те украсили помост глашатая на главной и единственной площади этого поселения. Головы десяти орков, среди которых были женщины и дети, остроухие насадили на копья и выставили по периметру, будто свидетельство собственного превосходства.

Узрев такое зверство, Ульд не стал ни в чем ограничивать бурвадегов, предоставив им полную свободу действий. Но самому ему, как выяснилось, кровь, насилие и крики не доставляли никакого удовольствия и даже наоборот, отчего-то заставили что-то черное всколыхнуться в душе, а после заволокли мысли дурно пахнущей вязкой трясиной.

На самом деле орк знал в чем причина такой печали, но упрямо гнал от себя эти мысли. Ведь он был не простым орком, а бурвадегом, да еще и будущим вождем племени! Узнай хоть кто-то что в тот миг творилось в его душе, смог бы тем самым посеять в умах представителей клана такое зерно сомнения, которое в краткий срок заколосилось бы на податливой почве и переросло в настоящий бунт против него!

Потому Ульд решил просто уйти прочь из деревни, в которой оставалось лишь ждать окончания расправы над жителями и грабежа. На его удачу кто-то из бурвадегов заметил беглеца и он, взяв с собой троих самых верных бойцов отправился по следу.

Но и тут все оказалось скучно и просто. Сбежавшим был какой-то блаженный дурачок. Его они схватили на половине пути, который вел к огромному оврагу и безжизненной, поеденной большим лесным пожаром долине. Быть может эльф надеялся спрятаться там? Нет, наврядли. Скорее просто бежал куда глаза глядят, не разбирая дороги от ужаса.

Когда Оргри выбивал из него дух, искренне полагая что остроухий только строит из себя полоумного, Ульд предпочел остаться в стороне. Но когда язык, невесть зачем увязавшийся вслед за ними, позволил себе наглость поторопить его с платой за услугу, не сдержал гнев и впервые в жизни замарал руки убийством безоружного.

Свернув шею эльфу, всего на краткий миг, но Ульд все же почувствовал облегчение. Словно, убив предателя, в какой-то мере очистил свою совесть перед теми, кто сейчас умирал в эльфийской деревне. Но еще мгновение спустя, орка едва не скрутило от невыносимой гадливости и злости на себя. Ведь разве это не глупость, испытывать стыд за справедливую месть тем, кто не задумываясь убивал орков его племени, невзирая на возраст и немощь? И еще хуже! Разве не слабость, когда будущий вождь клана позволяет себе такие мысли, защищая свой народ?

Но дальше все стало еще хуже, ведь покой в душе Ульда окончательно разрушила она. Не появившись однажды, как он ждал, в лучах теплого утреннего солнца, с цветами в длинных волосах и искрами радости в невозможно прекрасных глазах, а выкатившись из колючих кустов терновника на мертвенный лунный свет. Исцарапанная, со страхом и лютой ненавистью в диком взгляде, чужая… но все таки его предначертанная.

Арана.

Глава 7

По орочьему обычаю, встретив истинную пару, ее надлежало взять сразу. Разумеется, предварительно, для приличия, померившись с нею силами. Не только для того чтобы заявить права, но и чтобы с ума не сойти от той животной страсти, которая всегда наполняет предначертанных, едва они встретятся лицом к лицу.

Ничего постыдного в этом, разумеется, нет. Нравы орочьих племен в отношении плотской любви между соплеменниками всегда были весьма свободными, а судьбоносные встречи, что поделать, порой случались в самое неудобное для этого время.

Судьба ждать не умеет!

Например, Аргур, дядя Ульда, выпив изрядно бродянки, каждый раз ударялся в воспоминания о том, как встретил свою ненаглядную Сендиль. Эта история была из тех, которые и мимо ушей не пропустишь, и слушать так стыдно, что аж искры из глаз! Хотя, Ульду порой казалось, что из всех вокруг стыдно ее слушать было только ему. А остальным в радость еще раз похохотать над сим действом, расписанным в красках и с самыми похабными подробностями, каждый раз становящимися все краше и краше.

Молодой орк часто представлял себе, как бы сам поступил, если бы как дядя встретил наречённую на похоронах ее отца. И всякий раз думал что уж точно не стал бы тут же поддаваться инстинктам при гостях и плачущей вдове! Нет, в мыслях Ульда, встреча с его избранной – араной – неизменно происходила ранним свежим утром в поле, до горизонта дышащем золотистыми колосьями хлеба. Он бы наверно возвращался из похода, а она шла навстречу, неся пахарям завтрак… или брела довольная с ночной охоты, неся за плечом связку жирных уток или тетерок. В общем, что бы не привело ее в поле в тот ранний судьбоносный час, они в его мыслях непременно оказывались там одни и ничто не мешало им предаваться радости воссоединения.

Отчасти так и случилось…

Сейчас Ульд и его арана были наедине. И даже где-то вдали, над кромкой шелестящего кронами леса уже начал заниматься рассвет. Вот только, вместо поля, полного золотых колосьев, был берег реки, улитый кровью его соплеменников, которых убила долгожданная нареченная, прежде чем наконец сдаться его собственной воле. Но что хуже того, была она не гордой полнокровной орчихой, в схватке с которой еще пришлось бы попотеть, чтобы не потерять, например, глаз, как его дядя Аргур, а хрупкой светловолосой эльфийкой.

Эльфийкой!

Орочьи и эльфийские хроники часто спорили о том, чей народ первым заселил Эвенор. Но в конце концов каждому здравомыслящему существу, углублявшемуся в этот вопрос, должно было быть понятно, что от остроухих не стоит ждать правды в том, что может пошатнуть устои их веры в собственную избранность и святость. Поклоняясь своей незабвенной Лантишан они отчего-то все время забывают про Немлу, ее младшую сестру, прародительницу орочьего племени.

Об этом родстве упоминается лишь вскользь в одном из не самых распространенных эльфийских трактатов о зарождении мира. В нем Немла описывается едва ли не как безродная прислужница ясноликой, хотя обе божественные сестры строили этот мир вместе – Немла создавала реки, леса и поля, а Лантишан наполняла их жизнью.

В отличии от эльфов, орки всегда гордились известной им правдой и не пытались обелить свою богиню-мать в ее поступках. Так, в песне “О первой колыбели”, до сих пор наизусть известной всем орочьим жрецам, рассказывается о том, как Немла позавидовала дару Лантишан создавать жизнь из пустоты и, усыпив ту, украла у нее немного волшебной силы. С ее помощью она вдохнула жизнь в существ, созданных ею из камня, глины и болотной тины – первых орков. Всего двоих, ведь украденной магии было так мало! Но проснувшись ото сна, Лантишан увидела какими искусными получились живые существа у ее сестры. Какими сильными и разумными! За это она безумно разозлилась на нее и повелела уничтожить их немедленно, пригрозив что в противном случае сделает это сама.

И Немла согласилась. Но, отведя первых орков на край земли, поняла что не сможет поднять руку на своих детей. Тогда богиня пала перед ними ниц и, рассказав обо всем, вознесла кинжал, который дала ей Лантишан, чтобы совершить страшное убийство, и вонзила его себе в сердце, сказав, что лучше умрет сама, чем позволит им погибнуть от гнева своей завистливой сестры.

Вот так великая милосердная Немла, желая защитить своих детей, пожертвовала им свою жизненную силу, дабы те жили долго и свободно. Были сильны и мудры, и ни перед кем не склоняли головы!

Так и случилось. Приняв смерть ради орков, Немла освободила их от коленопреклонства и зависимости от единого источника магии в мире. Рассверепев от от того, что сестра не послушалась ее, Лантишан удалилась в дремучие леса, желая создать существ превосходящих орков во всем, чтобы те истребили их. Но все-то у нее не ладилось, существа получались слабыми и глупыми, пока богиня наконец не додумалась вливать каждому из них в уста свою собственную силу. Тогда в конце-концов она добилась своего и первые леса заселили остроухие, тонкокостные эльфишки. Умелые в магии, но совершенно неприспособленные к жизни без нее.

Соплеменники Ульда жили может и не так долго, как их дальние родственники, зато их силы питала магия, которая шла изнутри самих орков. От того все они были не в пример мощнее эльфов физически, имели крепкое здоровье, а главное свободолюбивый дух, которым остроухие похвастаться не могли. И пусть магические способности эльфов были куда сильнее – это не стоило рабского ошейника, который нацепила на них, всех и каждого, их собственная мать – непогрешимая ясноликая Лантишан.

Глава 8

Ульд тяжело поднялся с земли, поправляя на себе одежду и замер, сверху вниз глядя на застывшую у его ног обнаженную эльфийку. Ее бледная тонкая кожа, словно светилась изнутри лунным светом… или ему просто так казалось? Белые волосы шелком струились по хрупким плечам, обнимая упругими локонами маленькие груди с острыми розовыми сосками. Но лучше всего в приглушенном мраке предрассветных сумерек ему были видны ее глаза – яркие, блестящие, словно большие чистейшие изумруды. Она действительно была так прекрасна или это ему лишь казалось из-за того что они судьбой предназначены друг другу? Хотя… имеет ли то хоть малейшее значение, после того как все случилось именно с ними. С эльфийкой, чей клан вероломно напал и истребил караван, возвращавшийся домой после долгого похода, и орком, который всего несколько часов назад отдал приказ  уничтожить всех жителей ее родной деревни ради мести.

Знает ли она, что отныне одна в этом мире и лишь он, убийца ее близких, ее единственный защитник? Сможет ли простить его… даже не так – сможет ли понять и принять?

…а полюбить?…

Ульд тряхнул головой, отгоняя тягучий морок тяжелых мыслей и эльфийка отпрянула от него в страхе. Это не укрылось от его взгляда и больно кольнуло орка в самое болезненное место – куда-то под ребрами, глубоко, где никогда еще не болело.

Его собственные чувства были для Ульда загадкой. Сейчас он ощущал себя оголенным нервом, куском плоти, сжавшимся в ожидании нового болезненного укола, но старался не подавать виду. Чувствовала ли его нареченная то же самое? Или для эльфов все иначе?

От внезапной мысли о том, что его арана могла и вовсе ничего не чувствовать к нему, Ульд едва не вскрыл ногтями кожу на своих огрубевших ладонях – так сильно мужчина сжал тяжелые кулаки.

Орк и эльфийка предназначенные друг-другу? А ведь он даже подумать не мог о том, что такое возможно! Что это, если не козни коварной эльфийской богини? Вот только зачем ей соединять судьбу ненавистного потомка сестры с возлюбленной дочерью… а самое главное, как ему, будущему предводителю клана, теперь с этим жить!?

Стараясь больше не смотреть на нее, чтобы не выдать своих мыслей, Ульд сорвал с плеч мертвого Оргри плащ из грубой, но теплой шерсти и швырнул его эльфийке.

– Оденьсяэ. – Бросил он через плечо на эльфийском, уже отвернувшись от нее, для того чтобы вернуть на бедра пояс для ножен от меча и двух кинжалов.

Меч и один из кинжалов лежали тут же, а о том где второй он догадался по тихому шелесту стали за спиной.

– Уверена, что хочешь начинать это снова? – спросил он не оборачиваясь. – Если желаешь, я могу сломать тебе обе руки. Они не сильно пригодятся в дороге.

Он не увидел, но почувствовал, что эльфийка пошатнулась на ватных ногах и нерешительно опустила кинжал обратно в траву. А сразу после всхлипнула. Да так громко и жалобно, что Ульд поморщился, как от зубной боли.

– Что ты сделал со мной? Это какая-то ваша магия, да? – спросила она надрывно и будто бы даже с надеждой. – Сними свои чары… слышишь? Сними их сейчас же!

– Глупайа эльфья.

Проворчал орк сквозь зубы и прошелся вперед, мимо тел своих воинов, собирая то, что позволит родичам почтить их память. У Оргри нашелся амулет из клыков медведя, Марграг носил кожаный браслет, украшенный клепками из бронзы и латуни, а у Верга пришлось вырвать нижние клыки. Этот бурвадег был из хоргюргов – жрецов Немлы, превыше всего чтивших аскезу. Они не брали себе доли из награбленного, не украшали себя и не имели личного оружия – для хоргюргов все оно было общее. Уходя на битву они брали что приглянется из монастырской оружейной и туда же возвращали, если не случится пасть или потерять его в бою. Подобно Немле, отрекшиейся от жизни ради своих возлюбленных детей, ее жрецы без страха жертвовали всем ради блага соплеменников.

Ульд тяжело вздохнул, поднимаясь от тела павшего товарища. Была ли его смерть достойной в глазах богини-матери?

Судя по тонкому голоску, раздавшемуся позади, эльфийка поняла его печаль по-своему.

– Я защищалась. Вы бы убили меня! Как… как Йейри…

Вот значит как звали этого дурачка, упрямо нукавшего на все вопросы. Только зачем об этом было знать Ульду? У них ведь всех были имена, у жителей ее деревни. Их она тоже ему перечислит? Нет, лучше было ему их не знать. Враг с именем – уже никогда не станет прежней бездушной тушей на пути к справедливому отмщению. Ведь у всех тех орков из каравана, чьими черепами была украшена площадь в ее деревне, тоже были имена. Не хочет ли она в свою очередь узнать их? Малькан, Ригерга, Панф, Друб…

– Ты ждешь похвалы?

– Я жду объяснений!

Ульд помолчал мгновение и, поджав губы, отвернулся от нее. Взгляд его еще раз прошелся по телам воинов, но теперь орк уже не видел в них прежних товарищей. От них остались лишь пустые оболочки, а значит с тел можно было поднять все, что пригодится ему сейчас или позже.

– Ты оглох? – со злостью выкрикнула ему в спину эльфийка и попыталась обойти спереди, нелепо кутаясь в слишком большой и тяжелый для нее плащ. – Что ты сделал со мно…