В его власти

Этот имперец был высок и хорошо сложен, но все тело его было испещрено следами минувших боев. Сильные руки имели много шрамов от порезов, от левого плеча до поясницы извивался шрам со следами от швов, словно на тряпичной кукле наспех зашитой детской рукой. Но самым страшным было большое розовое выпуклое пятно, между грудных мышц – такой шрам мог остаться только если бы из его тела вырвали кусок, который затем заполнился рубцовой тканью.

– Я… я… – девушка начала говорить, не продумав, что скажет. Ее мгновенно бросило в ледяной пот, а к лицу и шее прилила краска, сделавшая цвет волос еще более ярким.

Мужчина обернулся на свою гостью и, не отводя взгляда, залпом выпил налитую в бокал жидкость.

Этот взгляд… так смотрят хищники на своих жертв, если знают, что тем некуда бежать. Так ничего и не сказав, он просто убрал бокал обратно в потайной бар и вернулся за стол.

Будто девушки и не было в комнате, он принялся за какие—то свои дела; провел ладонью по гладкому дереву, от чего его поверхность подсветилась синим и над ней воспарили несколько экранов с рядами цифр и символов. Мужчина стал сосредоточенно их изучать и вводить данные, при помощи панели, которая материализовалась следом – он всем видом давал ей понять, что она в этой комнате не более, чем вещь.

Не зная, что делать… что она должна делать, что может делать, девушка, двигаясь почти по стенке, вернулась к кровати и села на ее край.

Мужчина работал не отвлекаясь, должно быть, около часа. За это время она успела рассмотреть каждый сантиметр вокруг, потому что старалась не смотреть на то, что ее пугало больше всего. На хозяина этой комнаты. А теперь, наверно, и ее хозяина.

Но чего же он хочет добиться от нее, демонстрируя эту отстраненность? Того, чтобы приняла свою безвольность? Смирилась с ней?

Но было ли с чем смиряться? Ведь девушка лишилась каких—либо прав еще когда только покинула родную планету!

Но на Нарвиби у нее, по крайней мере, все еще оставалось что—то свое – право на достоинство. Да, она работала на каучуковой плантации, но это давало ей кров и пищу, а также дело и место в жизни, пусть оно и ограничивалось кроватью и тумбочкой в общей женской комнате, но зато никто никогда не обращался с ней, как с собственностью. Она была вольна уйти с плантации, и свободно умереть от голода и болезней в лесах Нарвиби или, пойдя в противоположную от них сторону, обезуметь от жажды и зноя в Нарвибской пустыне. Теперь же ее положение было однозначным: этот человек владел ей, как вещью и было уже не так важно, для чего она была ему нужна – для удовлетворения потребностей, жертвоприношения или даже ужина.

Что же оставалось… сопротивляться? Но попытаться напасть на него было бы самым бессмысленным поступком из всех: она меньше этого верзилы в два раза и, при том, тут не приходилось сомневаться в его боевом опыте.

Даже если бы ей удалось неведомым образом подкрасться к имперцу сзади, и даже если бы нападение застало его врасплох, она ни за что не смогла бы покинуть эту каюту. А значит, остается только сидеть и молча ждать своей участи.

Сопротивление – это самоубийство… на такое она была пойти не готова. Ведь уйти из жизни по своей воле, значит больше не увидеть братьев и отца!

Ее вера была строга на этот счет: ни простой женщине, ни мужчине нельзя перейти границу миров по своей воле. Сделать это может только воин или жрица, но и то, не при любых обстоятельствах.

Девушка почувствовала на своей спине чужой взгляд и медленно обернулась. Мужчина действительно смотрел на нее. Хищно, сосредоточенно, как и раньше… это ужасало ее просто до боли в напряженных мышцах!

Сказать ему что—то? Но что? Вдруг он не говорит на ее языке? Или вообще не говорит? Или ей нельзя говорить с ним?

Страх смерти странно перемешался в сердце девушки с готовностью к худшему и мысль о том, что мужчина не собирается ее убивать, пугала еще больше. Каких только историй женщины из ее поселка не рассказывали об имперцах и том, что они делают с пленными!

– Что за странное имя? – Его голос был низким и невероятно четким, словно говорил он, а звуковые волны отдавались в ее собственной груди. В ее перепуганном сознании родилась совсем абсурдная мысль, что голос и вовсе не принадлежит его обладателю, так мягко и глубоко он звучал.

– Это мой номер прибытия. Я беженка с Карези…

– Я спросил не это. – Недовольно оборвал он ее. – Почему ты назвалась этим номером, а не своим именем?

В голосе имперца не было и намека на беседу, это был даже не командный, а допросный тон. Девушка сжалась еще больше – внутри нее все окончательно заледенело от страха. Было страшно осознавать, свою беззащитность и то, что любое слово, сказанное не так, может привести к неизвестным последствиям.

– Когда… когда умирают все члены семьи, – попыталась объяснить девушка, – женщина не может взять имя, пока не найдет новую семью, которая ей его даст.

– Глупее ничего в жизни не слышал. Как тебя звали при рождении?

Девушка почувствовала, как немеет лицо и руки. После смерти близких нельзя больше называть себя старым именем, это может привести к страшным последствиям – проклятью. Поэтому она решила придумать другое, чего делать было тоже нельзя, но это все же лучше, чем ничего.

– Агна.

Мужчина усмехнулся, но ухмылка эта не имела ничего общего с весельем.

– Насколько ты глупа… Агна? Скажи, зачем ты здесь?

Ее лицо снова залила краска, взгляд остекленел. Было страшно выдать любую из тех версий, что вертелись у нее в голове с того самого момента, когда она проснулась и увидела его.

– Рискну предположить, что у тебя есть пара идей на счет этого, так? – ее ответ тут вряд ли требовался, но девушка все же кивнула, испытав немного облегчения от того, что ей все же не придется озвучивать свои версии. – Тебе посчастливилось остаться в живых из—за цвета волос. В империи есть глупое суеверие о том, что рыжеволосые женщины приносят удачу. Забавно, правда? К сожалению, проходят столетия, а люди так и продолжают возвеличивать чушь и верить в неслучайность совпадений. Поскольку я все еще не обзавелся цифией, за все мои пятнадцать лет на этом крейсере, мой понтий решил преподнести мне подарок в честь взятия Нарвиби и сокрушения Кри. К сожалению, отказаться я не могу.

Сказав это, он на мгновение замолчал, оценивающе оглядев девушку, будто взвешивая свои дальнейшие слова или принимая важное решение. Нервно постучав длинными пальцами по столу, мужчина продолжил:

– Тебе важно запомнить правила, поэтому слушай внимательно – я никогда не повторяю. Я не хочу слышать тебя. Я не хочу видеть тебя, поэтому, когда я нахожусь с тобой здесь, ты должна занимать как можно меньше пространства и дышать как можно тише. Здесь я бываю редко и не долго, поэтому это не составит для тебя большой проблемы. Я также не хочу думать о тебе, поэтому даже не начинай размышлять о побеге или прочей блажи. Это имперский крейсер – ты покинешь его только через люк для отходов. Ты должна понять, что все еще жива только потому, что тебе повезло родиться рыжей, и какой—то солдат решил, что перед тем как смешать твой пепел с землей, неплохо было бы удостовериться в том, что ты действительно не представляешь ценности. Поэтому лучше для тебя будет считать себя почти что мертвой. Если тебе удастся соблюсти все эти правила, на протяжении нескольких последующих лет, я избавлюсь от тебя при первой же возможности. Поверь, именно этого я хочу на самом деле… Если не доставишь проблем – живой, но, если решишь усложнять мне жизнь, я придумаю способ более практичный. Кивни, если согласна.

Она сразу же кивнула, чувствуя, как мелкая дрожь сотрясает руки. Это не было надеждой на жизнь… но все же было на нее похоже!

– Еще одно, твои предположения верны, тебе все же придется быть цифией, хотя я и не вижу в этом необходимости. Но вас обслуживает персонал из медкорпуса и я не хочу, чтобы понтий считал, что я недоволен его подарком.

Струна внутри нее натянулась и оборвалась. Он говорит о том, что будет с ней спать. Она не знала, что делают цифии, и кем они вообще являются, но разговор подводил именно к этому. Девушка посмотрела на него и пунцовый румянец сменила бледность. Во взгляде мужчины не было ничего даже отдаленно похожего на то, как иные представители его рода смотрят на женщин. И да, у нее никогда не было какой бы то ни было связи. Единственным мужчиной в их поселении был надзиратель – старший распределитель, которому было больше семидесяти лет. Старого ворчливого мужика интересовало только выполнение плана и табак, который он против правил растил в делянке за своим домом.

– Мне не интересно. – Сказал имперец, словно она своим взглядом задала какой—то вопрос. – И не думай, что ты мне интересна. Я считаю, что легионер любого порядка не нуждается ни в чем кроме мундира, оружия и устава. А все эти позументы, – он брезгливо обвел взглядом свою каюту, – все эти животные потребности, не более чем пыль в глаза новобранцам и малодушным. А теперь раздевайся и ложись.

Теряя грань между реальностью и каким—то больным кошмаром, девушка поднялась на негнущиеся ноги и, трясущимися руками, принялась расстегивать на себе одежду.

Длинное платье из простого материала имело около двух десятков пуговиц по позвоночнику. Он не собирался помогать, даже не смотрел, когда девушка стягивала с себя белую ткань, не смотрел и когда ложилась на кровать, совершенно онемевшая и будто обескровленная, при том, что сердце в груди билось, как сумасшедшее. Имперец просто сидел за столом и разбирался в записях на экранах, словно она вновь слилась с интерьером его комнаты, в которой сейчас вовсе не происходило ничего необычного.

Девушка лежала еще около получаса, неподвижно смотря в потолок, боясь пошевелиться, чтобы не издать лишний звук. Может… он только запугивает ее? Но через секунду после этой мысли, имперец наконец поднялся с места – она вздрогнула и все внутри нее напряглось. Его шаги и движения девушка физически ощущала в своем теле, несмотря на то, что не видела ничего кроме потолка каюты над собой.

Мужчина подошел к кровати и она услышала как на пол упало его полотенце. Потом прогнулся угол кровати, на который он сел. Она дернулась, как от электрического тока, когда имперец положил свою горячую руку, чуть выше ее колена. Девушка не смотрела… зажмурилась… вся обратилась в слух и тактильные ощущения – в этот момент ей буквально казалось, что она видит кожей.

Вот он проводит рукой по ее бедру, двигаясь вверх. Не задерживаясь на ложбинке между бедрами, выше, по животу, к груди… Он хочет почувствовать ее кожу, гладкую и упругую… Его рука задерживается на шраме над пупком, но потом устремляется выше, к тяжелой груди, к одному из затвердевших сосков.

Он берет ее грудь в руку и немного сжимает – в этот момент девушка услышала, что его дыхание резко стало более глубоким, а следом ощутила то, как он перенес весь свой вес на кровать. Рукой мужчина грубо раздвинул ее ноги, заставив сдавленно охнуть от неожиданности, и сел между них, чтобы одним движением закинуть на свои. Наклонился над ней.

Почувствовав на себе его дыхание, она задержала свое. Не зная, стоит ли – боясь открыть глаза, вообще как—то пошевелиться.

Девушка ощутила, как он склонился ниже, словно размышляя. Затем не резко, но от того не менее внезапно, прильнул губами к ее груди, нежно прикусил и оттянул затвердевший сосок – она вздрогнула и непроизвольно вжалась в кровать, после чего имперец подхватил ее и привлек к себе, продолжая настойчиво, жадно целовать грудь, затем ключицы, шею.

Настойчиво, но… нежно…

Ее тело само подалось вперед, несмотря на напряжение и тот страх, что она испытывала. Девушка не знала, что делать со своими руками, но вот он страстно вздохнул и прикусил ее за шею, от чего они сами легли ему на мощные плечи. В этот момент карезийка почувствовала его плоть, упершуюся ей пониже внутренней стороны бедра и почти непроизвольно выставила руку, упершись в грудь мужчины. Она сделала это не сильно, не настойчиво, но он почти грубо убрал ее ладонь, сжав запястье и отведя его за спину.

Это было похоже на то, как если бы она попыталась отобрать кость у голодного пса. Он почти зарычал на нее, продолжая сжимать ее руку одной своей рукой и скользить вдоль ее талии другой.

Затем имперец немного отстранился и завел свободную руку между ее ног, после чего там медленно и уверенно погрузил в сокровенное место два своих пальца. От неожиданности и удивления девушка напряглась и выгнулась, отстраняясь, но мужчина снова привлек ее к себе. Начал медленно двигать этими пальцами вперед и назад. Это было немного больно… она чувствовала, как все напряжено внутри, как тяжело он входит в нее, но было в этом… и что—то от удовольствия. Странное ранее не испытанное чувство, словно пузырьки минеральной воды, стремящиеся вверх, от низа живота к темени. Делая это, он продолжал целовать ее, не поднимаясь к лицу. Грудь, ключицы и шея – вот что было зоной его интересов. А между тем пальцы погружались все глубже… двигались все быстрее – тупую боль все более сменяло удовольствие, и девушка почувствовала, как стала совершенно мокрой внизу, потому что пальцы заскользили беспрепятственно. Назад и вперед. Снова и снова…

Мужчина вновь добавил грубости в ласку – прикусил ее за шею и одновременно ввел еще один палец, от чего девушка опять почувствовала боль, более острую – не смогла сдержать вздох, на что тот отреагировал еще настойчивее погрузив пальцы в лоно. Потом резко вышел и снова вошел, еще туже и она поняла, что уже не пальцами – вскрикнула!

Это было странное чувство, напряженное и… сладкое. Волна возбуждения подхватила тело девушки, и она почувствовала, как сотни маленьких искр побежали по коже.

Он схватил ее за запястье и талию жестче, больнее, словно хотел поглотить своим телом, и девушка почувствовала, как начали двигаться его бедра. Вперед – назад, продвигаясь плоть в плоть все глубже, хотя за секунду до того уже казалось, что он вошел весь. И так снова и снова, пока мужчина не уперся в преграду внутри нее. Она чувствовала, что он заполняет ее. Так туго и больно, но так волнительно и приятно. Девушка непроизвольно сделала то, чего никак не ожидала – притянула его к себе и застонала, нет… не может быть – от наслаждения… и он ответил ей таким же стоном.