Грабители

Лу Стернберг вышел из самолета и, подняв воротник плаща, осторожно спустился по ступенькам на бетонированную площадку. Он предпочитал аэропорты, где, выйдя из самолета, по закрытому переходу сразу попадаешь в здание аэровокзала. Сияло солнце, воздух уже достаточно прогрелся, но дул свежий ветерок, так что лучше поберечься, а то как раз схватишь насморк.

Лу никто не встречал – ему было так спокойнее. Есть возможность немного прийти в себя после дальнего перелета, а уж потом приступить к деловым переговорам. С коричневым чемоданом в руках Лу вошел в здание аэровокзала и, пройдя его насквозь, направился к стоянке такси. Молодой длинноволосый водитель, выглядевший голодным, был одет как ковбой. К несчастью, других свободных машин не было. Оставалось только надеяться, что до мотеля недалеко.

Небольшого роста, но весьма плотного телосложения, Стернберг с трудом втискивался на заднее сиденье большинства автомобилей, тот, в котором он ехал, не являлся исключением. Бросив чемодан на сиденье, Лу запыхтел, пытаясь устроиться поудобнее, а водитель наблюдал за ним в зеркало заднего обзора с какой-то тревогой, скорее даже с нетерпением.

– К мотелю «Стандард», – сказал ему Стернберг, захлопнув наконец за собой дверцу.

Шофер немедленно включил счетчик и нажал ногой на педаль. Машина так рванула с места, что голова Стернберга непроизвольно откинулась назад. Он сжал губы и, собравшись с силами, приготовился стойко переносить тяготы предстоящей поездки.

Водитель оказался просто сумасшедшим, он совершенно безобразно вел машину. Стернберг пытался сохранять спокойствие и не высказываться на сей счет. Отъехав от стоянки у аэровокзала, водитель гнал машину как угорелый, петляя из стороны в сторону в плотном потоке машин. Стернберг мотался на заднем сиденье вместе со своим чемоданом. Наконец у него лопнуло терпение, он наклонился вперед, вцепившись в спинку водительского сиденья, и заорал:

– Я никуда не спешу!

– Зато я спешу! – дерзко ответил водитель, склонившись к рулю и не сбавляя скорости.

– Может, мне взять другую машину? – предложил Стернберг, чувствуя, что ситуация начинает действовать ему на нервы, а ему так необходимо сохранять полное спокойствие перед предстоящей встречей.

– Послушай, приятель, – возразил шофер, – я зарабатываю себе на пропитание.

– Ты занялся не своим делом, – ответил ему Стернберг, – твоя беда в том, что ты не умеешь водить машину. А теперь или сбрось скорость и придерживайся общего потока, или найди мне другое такси.

Шофер что-то недовольно пробурчал в ответ (слова «трус» и «курица» Стернберг разобрал), но все же поехал медленнее, и остаток пятнадцатиминутного путешествия прошел, по крайней мере, удовлетворительно.

Когда они подъехали к мотелю, Стернбергу показалось, что на вышке у бассейна стоит Мак-Кей, но он не успел разглядеть его как следует: мужчина нырнул в голубую воду. Стернберг поежился от холода в своем плаще.

Проезд в такси обошелся ему в два доллара. Стернберг протянул водителю две однодолларовые бумажки и дал двадцать пять центов на чай. Шофер, с явным неудовольствием рассмотрев бумажки, небрежно бросил:

– Спасибо за щедрость.

– Как правило, я даю на чай пятьдесят центов, – терпеливо объяснил Стернберг, – но мне хочется, чтобы ты занялся другой профессией, может, там ты проявишь больше способностей.

Шофер умчался, окутанный плотным облаком дурного настроения, а Стернберг, подхватив чемодан, вошел в контору. Номер он забронировал заранее, так что с этим все оказалось в порядке, зато возникли трудности другого рода: некому было отнести в комнату его вещи.

– У большинства наших постояльцев есть машины, – недовольно сказал администратор, будто Стернберг был виноват, что явился к ним без машины.

Стернберг презрительно скривил губы, но промолчал. С языка так и рвались ядовитые замечания относительно неразберихи, приведшей к упадку в сфере обслуживания в Соединенных Штатах. Каждый раз, приезжая сюда, он наблюдал, как страна все глубже увязает в трясине разболтанности и полного отсутствия профессионализма. Его домик в Лондоне представлялся ему таким надежным убежищем при виде всей этой надменной некомпетентности, ему каждый раз так не хотелось уезжать оттуда. Но, как сказал когда-то один невоспетый философ, «Не гадь там, где жрешь». В Лондоне Стернберг жил в окружении своих растений, пианино и ритуала ежедневных прогулок; он никогда не работал там – никогда. Средства на пропитание он добывал себе в Соединенных Штатах; приходилось время от времени возвращаться в этот прогнивший мир, чтобы обеспечить себе комфортабельную жизнь в маленьком лондонском домике.

Наконец отыскали небрежно одетого и также исполняющего свои обязанности посыльного; он повел его в номер, взяв чемодан и ключ от комнаты. Они вышли из конторы и направились по асфальтированной дорожке к разбросанным по всей территории коттеджам.

На этот раз Стернберг прошел мимо бассейна. Отважным ныряльщиком оказался Эд Мак-Кей; когда они поравнялись с бассейном, он как раз взбирался по лесенке в глубокой части бассейна. Мак-Кей откинул с глаз мокрые волосы и с улыбкой помахал рукой Стернбергу, важно вышагивавшему в своем плаще следом за посыльным. Стернберг в ответ приложил палец к козырьку кепи и не останавливаясь двинулся дальше. Мак-Кей стоял на краю бассейна, отряхиваясь от воды, и с улыбкой смотрел ему вслед.

Комната Стернберга, конечно, больше напоминала купе спального вагона. Стернберг со вздохом сунул свернутую трубочкой долларовую бумажку в вялую руку мальчика и плотно закрыл за ним дверь.

Выглядел номер отвратительно. Стаканы для воды в ванной комнате упакованы в маленькие белые бумажные пакетики с надписью, в которую, конечно, входило слово «продезинфицировано». Такое же послание он обнаружил и на бумажной ленте, опоясывающей унитаз. Все это было похоже на свидание с сексуально озабоченной истеричкой, которая неустанно повторяет, что она девственница.

Стремление к чистоте в мотелях носит параноидальный характер. Вешалки в шкафу состояли из двух разъемных частей: плечики вынимались, а крючки были намертво прикреплены к поперечной планке. Так мотель защищался от тех клиентов, которые снимают номера исключительно с одной целью: украсть из шкафа вешалки.

Кондиционер работал на полную мощность. Стернберг первым делом выключил его, включил обогреватель, поставив его на отметку семьдесят три градуса, и слегка приоткрыл окно. Пока он раскладывал вещи и протирал все предметы, воздух в комнате стал более пригоден для дыхания. Стернберг переоделся в боксерские шорты, удобно устроился на кровати, подложив под спину подушки, и открыл роман Энтони Пауэлла, который начал читать в самолете. Ему хотелось сопоставить себя с Магнусом Доннерсом, но вскоре он обнаружил, что ему более симпатичен Уилмерпул.

Сорок пять минут спустя зазвонил телефон. Это был, конечно, Мак-Кей. Стернберг так и думал.

– Алло, Лу? – услышал он в трубке знакомый голос.

– Слушаю, – ответил Стернберг.

– Это Эд, – уточнил Мак-Кей.

– Да, узнаю.

– Ты, наверное, хочешь немного отдохнуть? – предположил Мак-Кей.

– Вероятно, – коротко ответил Стернберг.

– Встретимся сегодня вечером. Я зайду за тобой около девяти.

– Прекрасно, – ворчливым тоном ответил Стернберг.

– Хорошо долетел? – задал традиционный вопрос Мак-Кей.

– Не хуже, чем ожил, – недовольно ответил Стернберг. – Встретимся в девять, – оборвал он своего чрезмерно болтливого собеседника. Положив трубку, Стернберг с удовольствием вернулся к прерванному чтению.

Глава 3

Томми Карпентеру снился сон. Планеты соединялись между собой цепями; громадные, тяжелые цепи удерживали их друг подле друга, и Томми придумал интересную штуку: залепить пластиком нижние части звеньев цепи, засыпать образовавшиеся ячейки землей с удобрениями и превратить все ячейки в одну громадную, длинную ферму, протянувшуюся от планеты к планете, чтобы в каждом звене цепи росли разные растения: помидоры, рядом с ними розы, а потом – арбузы, марихуана, а еще дальше – тюльпаны, пшеница и так дальше по всей вселенной. Это была великолепная идея, оставалось сделать совсем немного: рассказать об этом плане людям, а они тут же стали бы помогать ему. Потрясающая идея: всем вместе работать на небесной ферме.

Томми уже начал сознавать, что все это только во сне, когда услышал голос Ноэл. Недовольно нахмурившись, он зарылся лицом в мех и попытался опять заснуть; он видел такой хороший сон, просто замечательный сон. Но его не удержишь. На самом деле ничего этого не было. Томми перевернулся на спину и пробормотал:

– Какая чушь!

– Ты проснулся, милый? – ласково спросила Ноэл.

Несмотря на матрас и мех, Томми ощущал каждую выбоину на дороге. Он лежал в задней части микроавтобуса «фольксваген», за окном было темно. Ноэл сменила его за рулем в четыре часа дня, когда он решил поспать несколько часов, чтобы быть в форме, когда они прибудут на место.

– Томми? Ты проснулся? – снова окликнула его Ноэл.

– Какая чушь, – повторил он. – Который час?

– Без двадцати девять, – ответила девушка. – Мы почти на месте.

Томми сел. Невысокого роста, стройный, с длинными кудрявыми волосами, которые придавали ему вид библейского отрока, Томми Карпентер выглядел на шестнадцать лет, хотя ощущал себя восьмидесятилетним; на самом деле ему недавно исполнилось двадцать четыре года.

– Нисколько не отдохнул, – пожаловался он, чувствуя себя еще более разбитым и усталым, чем до сна.

– Какой же отдых, если мы все время в пути, милый, – посочувствовала ему Ноэл. – Я ведь тебе говорила: когда едешь, тело не отдыхает.

– Ты права, – согласился он, потерев руками лицо. – Найди телефон-автомат, ладно? Мне надо позвонить.

– Хорошо.