Семь возрастов смерти. Путешествие судмедэксперта по жизни

ДОЗНАВАТЕЛЬ: Мне нужно выяснить, как в точности она получила эти травмы, Аарон. Вы не могли бы с этим помочь?

ОТЕЦ: Возможно, я ее ударил.

ДОЗНАВАТЕЛЬ: Вы ее ударили?

ОТЕЦ: Скорее всего, я ее ударил. Я признаюсь в этом, но не могу вспомнить, когда именно и почему это произошло.

ДОЗНАВАТЕЛЬ: Нам важно, как это произошло…

ОТЕЦ: Я не смог бы сделать что-то подобное осознанно, понимаете, я не мог просто подумать: нужно ее заткнуть, так что я ее ударю. Я бы так не сделал. Я не такой человек. Со мной случилось нечто такое, из-за чего я сорвался… На меня столько всего навалилось, я так переживал из-за увольнения, но не помню, как это делал.

ДОЗНАВАТЕЛЬ: Но каждый раз, когда вы ее били, вас терзало чувство вины?

ОТЕЦ: Я лишь пытался ее успокоить и утешить. Не помню, как это делал, помню лишь чувство вины после этого.

ДОЗНАВАТЕЛЬ: Но сначала вы ударили ее по лицу, затем сломали ей ребра, а потом проломили череп… И вы не помните?

ОТЕЦ: Я бы никогда, никогда не сделал ничего, чтобы ей навредить, можете мне поверить. Если бы отдавал отчет в своих действиях. Очевидно, в тот момент я не отдавал.

ДОЗНАВАТЕЛЬ: Вы сказали своему другу, что ненавидите ребенка.

ОТЕЦ: Нет, это неправда.

ДОЗНАВАТЕЛЬ: У вас не было к ней ненависти?

ОТЕЦ: Когда она плакала, я не испытывал ненависти к ней, это просто меня изводило.

ДОЗНАВАТЕЛЬ: Ваш друг сказал, что вы использовали слово «ненавидел».

ОТЕЦ: Может, я и правда такое сказал.

Живую дочь немедленно изъяли из-под опеки родителей, и после очень непростого судебного разбирательства – непростого из-за того, что ни один из них не признался, что ему что-либо известно о полученных ребенком травмах, – отца признали виновным в убийстве и жестоком обращении с ребенком, а мать – в последнем.

Судя по протоколам допросов, отец прекрасно знал, как следует себя вести: как взрослый, который любит своих детей. Кроме того, он знал, как вел себя на самом деле: жестоко.

Осознавая это несоответствие между человеком, которым он хотел быть, и тем, кем был на самом деле, он продолжал причинять ребенку боль, снова и снова. Пожалуй, подобное чувство знакомо многим родителям: Аарон – лишь крайний случай с максимально трагичными последствиями.

А вот еще одно дело. Сара была молодой матерью, чья дочь умерла в возрасте четырех месяцев. Подобно Аарону, ее показания с каждым допросом сильно менялись, но она разыграла совершенно другую карту.

Мать Сары подробно рассказала о ней полиции, сообщив, что еще в начальной школе у дочери были проблемы с поведением и успеваемостью. В средней школе над ней жестоко издевались одноклассники, а к четырнадцати годам она уже жила чрезвычайно активной половой жизнью. У нее за плечами было два аборта, когда в семнадцать лет после непродолжительных отношений она забеременела Кэти. Она жила с ребенком в муниципальной квартире. К ней захаживал ее парень, а жившие неподалеку родители всячески помогали.

Когда я проводил вскрытие Кэти, гистологический анализ сердца показал наличие значительного лимфоцитарного инфильтрата[14 - Является ключевой гистологической находкой, которая указывает на процесс острого клеточного отторжения.]. Все указывало на вирусный миокардит[15 - Поражение сердечной мышцы, миокарда.]. В первом черновике своего отчета о вскрытии я написал: «Вирусные инфекции сердца бывают смертельными, однако многим удается после них поправиться, а у некоторых людей они и вовсе не вызывают никаких явных клинических последствий. Таким образом, вирусный миокардит может привести к смерти, но далеко не всегда».

Из-за наличия вируса убийство Кэти могло остаться незамеченным или как минимум недоказанным, если бы на следующее утро Сара не явилась в полицейский участок вместе со своей матерью и не призналась в убийстве Кэти. Ее тут же арестовали.

ДОЗНАВАТЕЛЬ: Что заставило тебя прийти в полицейский участок, Сара?

САРА: Чувство вины.

ДОЗНАВАТЕЛЬ: За что?

САРА: За то, что я сделала.

ДОЗНАВАТЕЛЬ: Я понимаю, что тебе нелегко, но не могла бы ты рассказать, что случилось? Начиная со вчерашнего утра?

САРА: Кэти весь день отказывалась есть и без конца плакала. Это сильно выматывало, поэтому я положила ее в спальне и оставила плакать…

ДОЗНАВАТЕЛЬ: А где были вы?

САРА: В гостиной. Курила и все думала, думала. Я была на взводе.

ДОЗНАВАТЕЛЬ: И что вы сделали потом?

САРА: Я пошла в спальню, вся на нервах – мне просто хотелось ее заткнуть. Я вытащила ее из кроватки, положила на свою кровать, взяла простыню, в которую ее запеленала, и накрыла ей лицо.

ДОЗНАВАТЕЛЬ: Не могли бы вы показать своими руками, что именно сделали?

САРА: (Показывает.) Я положила правую руку ей на нос, большим пальцем прижав челюсть, чтобы она не могла дышать.

ДОЗНАВАТЕЛЬ: И что сделала Кэти?

САРА: Ничего.

ДОЗНАВАТЕЛЬ: Она сопротивлялась?

САРА: Да, начала дрыгать ножками.

ДОЗНАВАТЕЛЬ: Как долго вы удерживали руки в таком положении?

САРА: Несколько секунд. Я не думала, что она от этого умрет.

ДОЗНАВАТЕЛЬ: А о чем вы думали, когда это делали?

САРА: Я была на взводе, ни о чем не думала.

ДОЗНАВАТЕЛЬ: Что случилось потом?

САРА: Ну, когда она перестала дергаться, я убрала простыню и увидела, что у нее открыт рот. Я закрыла его и тут же вспомнила, что случилось за две недели до этого. Попыталась ее реанимировать, но она уже ни в какую не дышала.

ДОЗНАВАТЕЛЬ: А что случилось за две недели до этого?

САРА: Я смотрела телевизор, как вдруг почувствовала, что что-то не так. Обычно я не проверяю, как там Кэти, но в тот раз что-то екнуло. Я положила ее на живот – ей нравится так спать, – а когда пришла проверить, как она, увидела, что ее правая рука посинела. Я взяла ее на руки – она была холодной. Я потрясла ее, но она не реагировала, словно жизнь покинула ее.

ДОЗНАВАТЕЛЬ: И что вы сделали?

САРА: Я побежала к телефону, позвонила маме, и она велела звонить в скорую. Я позвонила, и мне по телефону сказали, что нужно делать. Нужно было реанимировать ее, и у меня получилось.

ДОЗНАВАТЕЛЬ: Понятно.