Шеллшок

– А что, их было три? Что, в конце концов, произошло? Тебе пришлось отвечать более трех раз? Целых четыре? Ну, будет, малышка. Я пришлю тебе… мороженое или карандаш с настоящей резинкой на конце.

– Ты купишь мне омара. Нет, норковое манто. И золото, и серебро, и бриллианты.

– Конечно. Все, что захочешь.

– Я приняла более сотни звонков. Все из-за твоего дурацкого объявления. – Она взяла со стола несколько скрепленных желтоватых листков и швырнула их мне. – Больше сотни! Я думала, у меня голова лопнет.

– Да брось! Ты шутишь, – шокированно ответил я.

Я в самом деле был ошарашен. Более сотни охотниц за удачей? Да что, в конце концов, случилось с людьми, которые наверняка читали истории об отцах-основателях государства, о маленьком Джордже Вашингтоне, о большом Ральфе Вальдо Эмерсоне?

Я озадаченно посмотрел в глаза метавшей громы и молнии Хейзл.

– Кажется, ты и впрямь не шутишь. Неужели так много?

– Сто шесть, если быть абсолютно точной. Это не считая троих, которые заявились сюда лично. Четырнадцать Мишелей, которые родились 23 апреля, и девяносто пять женщин, которые не назвали своих имен, или забыли, кто они такие. У меня там все зафиксировано.

Я взглянул на листки в руках. Точно, все зафиксировано аккуратным почерком, который был еще одним из достоинств моей бесценной секретарши. Правда, к концу списка буквы становились все крупнее, бледнее, видимо, по мере того, как истощались силы моей бедняжки Хейзл.

– Ну… ты славно поработала, девочка. Думаю, одного "спасибо" будет недостаточно. Скажи, как мне тебя отблагодарить… сверх норковой шубы, золота, серебра и бриллиантов?

Ее голубые глазки заискрились, как испорченная динамо, а из деликатных ноздрей вырвались синие языки пламени. Во всяком случае, мне так показалось. Она лишь презрительно фыркнула, не удостоив меня ответом.

– Ладно, детка. Я что-нибудь придумаю. А сейчас мне нужно бежать. Надеюсь, эти сто девять мозгополоскательниц не знают девичьего имени Николь?

– Они и своего-то имени не знают. Если бы хоть одна из них прошла тест, я бы послала ее к… одному бессовестному сукиному сыну, очень похожему на тебя.

Она наконец замолчала, встала со своего кожаного стульчика, подошла ко мне, осмотрела с головы до ног и обратно, уперев кулачки в разделяющую нас перегородку.

– Ты, кажется, сказал, что тебе нужно бежать, не так ли? – произнесла она елейным голоском. – Ты что, заделался марафонцем? И какой же приз ожидает победителя? Небось, гора отборного женского мяса?

– Марафонцем? Мяса? Какого еще… – заметив ее ехидную улыбочку, я свирепо процедил: – Ну вот, Хейзл, можешь сказать "гуд бай" своему норковому манто. Считай, что ты только что спустила свои бриллианты в унитаз.

– Так я угадала. У тебя свидание с очередной жертвой твоего необузданного сексуального аппетита. Вы все мужики… всеядные. – "Откуда бы ей знать?" – подумал я. Она же продолжила сестринско-материнским тоном: – О, Шелл, ты всегда так смешно одеваешься, когда намереваешься закадрить новую дуру.

– Смешно одеваюсь? Но… почему смешно… Скажи, Хейзл, разве я не выгляжу как… африканский махараджа в лесах Амазонки?

Выражение ее лица несколько смягчилось. Так обычно смотрят на убогого физически или ущербного умственно.

– О нет, парень, что ты! Ты смотришься великолепно. Просто полный отпад. Она выпадет в осадок, вот увидишь. Просто сегодня ты несколько переборщил со своей петушиной боевой раскраской. Но ты же вообще необычный парень, Шелл?

– Не задавай глупых вопросов. В конце концов, я – не дальтоник. Помнишь, как-то раз ты сказала, что я путаю желтый цвет с розовым? Так вот, после этого я проверился у окулиста. С глазами у меня все в порядке.

– Да дело не в глазах…

– Ну все! Пока! Увидимся завтра.

– До завтра, дорогой, – сочувственно пропела она. – Ты действительно потрясно выглядишь. Пока.

Когда я вернулся в бар, Кей была уже там. По всей видимости, она зашла туда только что, поскольку Пит провожал ее в отдельную кабинку, ту же самую, в которой мы сидели в прошлый вечер. Она еще не села и резко повернулась, чтобы посмотреть, кто вошел.

Сегодня она была в черном. Очень элегантный жакет с единственной белой пуговицей на талии и огромным причудливым воротом, концы которого как бы парили в воздухе, нежно касаясь заостренными концами ее четко обозначенного подбородка. Облегающая черная юбка, выгодно подчеркивающая ее совершенные формы. Белая блузка с низким вырезом, за которым притаились образцово-показательные груди, готовые в любой момент вырваться на свободу. Черные волосы искусно собраны в высокую прическу. Умело наложенная косметика подчеркивала природную красоту лица.

В общем она выглядела потрясающе.

– Кей, – восторженно воскликнул я, подходя к ней и импульсивно беря ее холеную руку в свою. – Ты выглядишь как… как миллион, нет, миллиард долларов в швейцарском банке.

– Спасибо, Шелл.

Не знаю, что меня тут дернуло за язык, а может быть Хейзл поколебала мою уверенность в себе, но я спросил:

– И это все? Я хотел спросить, а как выгляжу я?

Ее тонкие брови сошлись к переносице, на которой обозначилась озадаченная складка.

– Ты действительно хочешь это знать, Шелл?

– Ну… сейчас я в этом не уверен.

– Ты похож…

– Да ладно, забудем…

– …на очень большую тропическую птицу, обладающую поразительными способностями к воспроизведению человеческой речи.

Ну вот. За что боролся, на то и напоролся. Однако меня не так-то просто смутить.

– Да? Великолепно! – бодренько ответил я. – Хорошо хоть не гуппи.

Она не поняла, что я имел в виду. И слава Богу!

– Нам надо поторопиться, – сказал я. – Пошли.

– Пошли? Но куда?

– На манеж. Сегодня я развлекаю детей в цирке. В качестве коверного. Надеюсь, ты не против? О'кей! В таком случае заскочим сейчас ко мне, чтобы я мог переодеться в более надлежащий для данного мероприятия костюм. Ты еще не видела меня в моем похоронном смокинге. От него тебя точно стошнит. Но он так здорово подходит для траурных процессий. В последний раз я надевал его, когда перерезал глотку Гиччи "Бешеному псу".

– О чем ты говоришь, Шелл? Я уже заказала мартини. Разве не об этом мы договаривались вчера вечером?

– А Бог его знает, до чего мы вчера договорились.

Но она действительно уже заказала мартини, и сейчас оно плыло к нам на подносе Пита – одно с жемчужными луковками, а другое – с оливкой – для меня.

– Вы так и будете стоять тут вдвоем? – спросил Пит.

– Нет, втроем, – механически пошутил я.

Он поставил мартини на наш столик и удалился. Мы с Кей уселись по разные стороны стола, и она подняла свой бокал с мартини со словами: