Заговор Феникса

Однажды, давным-давно, из невинного любопытства, он воспользовался своими привилегиями разведчика, чтобы найти Сэнди, и обнаружил, что она – планетарный сенатор. Уже состоявшаяся, изменившаяся и успешная. И она была замужем за очень известным инспектором полиции, и у нее было трое детей. Она рано поняла свои мечты, работала на них, а теперь живет ими. Она оправдала свои большие ожидания. Теперь, когда он знал о ней, Кельвин не мог не задаваться вопросом о своих собственных.

Достигнул ли он чего-нибудь из своих мечтаний? Он никогда не понимал, о чем его мечты, на самом деле. И он все еще не знал. Но ведь это было не так, правда? Он смотрел вниз на свою скомканную униформу, которую он все еще носил.... Это мое наследие? …оно казалось неполным. Все было у него под рукой – деньги, статус, власть – то, что люди всю жизнь искали. Но они приходили к нему так легко, что почти ничего не значили. Он чувствовал себя… пустым. Пустым. Оставляя его удивляться, что дальше?

Он смотрел в окно на пустую черноту и чувствовал себя пустым. Потерянная душа в пустыне бесплодной тьмы. Его бьющееся сердце тикающей бомбой замедленного действия, суждено было остановиться в конце концов. И когда это случилось… какой в этом был смысл? Со временем не осталось никого, кто мог бы его вспомнить.

Потом он начал смеяться. «Что со мной? У меня все отлично». Он пытался улыбнуться, но в итоге у него появилась лишь подобие улыбки. «Хорошо, это нелепо…» Он встал с кровати и открыл свой сейф. Часть его обиделась на себя за то, что он снова открыл флакон с экварием, но каким-то образом это не имело значения. Казалось, что ничего не имеет значения. И он знал, что таблетки помогут избавиться от боли, по крайней мере, на некоторое время, это остановит поток воспоминаний, которые мучили его. Это был и его любовник, и его враг, и он обратился к нему, дорогой сладкий экварий.

Лица, размытые сквозь тени, как призрачный шепот. Дети стали взрослыми, и в тонко-сером царстве всего и ничего Кельвин почувствовал свет, как перышко, когда двигался везде и нигде. Но на его спине была тяжелая гора снега, холодная и сокрушительная, на него нагромоздились хлопья тысячелетней давности.

Он проснулся от боли, пронзающей его голову. Он узнал тусклые черты своей комнаты, как только сел, но почувствовал себя в другом месте, как будто это было не по-настоящему. Мир перевернулся с ног на голову, и он начал кружиться, теряя из виду все, словно он падал во все стороны, запертый в психоделическом водовороте.

Он кричал в темноте, вцепившись в изножье кровати, за которую держался изо всех сил, пока внезапно его мир не успокоился, как стеклянное море. Он тяжело дышал, сердце колотилось, но в конце концов его дыхание стало медленным и глубоким.

– Свет, – сказал он, срывая свою мокрую от пота рубашку.

Когда он встал, его движения были почти неуравновешенными. Он не мог вспомнить, чтобы у него был кошмар похуже. Сон был потерян для него, но он знал, что это был не просто ночной ужас. Он взглянул на флакон эквариума, который он снова не смог закрыть. Он подошел к нему, выхватил и заглянул в оранжевую полупрозрачную баночку и маленькие белые таблетки.

– Неужели это ты? – подумал он, а затем швырнул флакон об стену.

– Это безумие....

Он принял душ в своей тесной ванной комнате и поменял одежду, было почти 05:00, и он знал, что не заснет. Он задавался вопросом, был ли это первый из многих ночных кошмаров, если да, то в конце концов, он не сможет командовать кораблем. Ему нужно было медицинское заключение, и он решил найти доктора Блэр.

Поскольку ликан пропал, Кельвин запретил кому-либо передвигаться по кораблю в одиночку. Но он сделал себе исключение, решив, что стоит рискнуть. И если он наткнется на оборотня, то не собирался падать без боя. Он прицепился к боковой оси, взял штурмовую винтовку и вышел тихо и быстро.

Он избегал лифтов и спускался по лестницам, даже с таким мощным оружием он знал, что стелс побеждает силу. Каждый скрип и шум корабля выпрыгивал на него, и дважды он сопротивлялся желанию выстрелить в собственную тень. Но он добрался до лазарета без происшествий. Он прижал большой палец к пластине и открыл дверь. Три солдата и врач на смене приветствовали, как он вошел внутрь.

– Вы в порядке, сэр? – спросил молодой врач.

– Да, я в порядке. Мне просто нужно увидеть Монте.

– Он попросил не беспокоить, если только это не настоящая чрезвычайная ситуация.

– Я настаиваю.

Кельвин прошел мимо и мягко постучал в дверь соседней каюты доктора Блэр. Когда никто не ответил, он стукнул в дверь ладонью. Она открылась, обнажив очень слабый и несчастный на вид Монте Блэр.

– Какого черта, Сэм? – он прищурился и закрыл глаза от огней лазарета.

Кельвин вошел в спальню, и дверь задвинулась.

– Свет, – сказал Кельвин, и он загорелся.

– Мешок дерьма, танцующий чечетку Святого Пита… что ты делаешь здесь в пять утра?

Хриплый голос заставил его выглядеть еще старше своих пятидесяти пяти лет.

– Я вижу, что вы очаровательны, как всегда, доктор, – сказал Кельвин.

– Это ты, Кельвин? – Монте потер глаза и схватил очки.

– Единственный и неповторимый.

– Что ж, вот оно как…? – тон доктора смягчился, когда его глаза сфокусировались, и он пошел на свою крошечную кухню. – Ты мог бы позвонить, знаешь ли.

– Вы бы возненавидели меня еще больше, – Кельвин заметил стопку грязных журналов на столе доктора. – Я вижу, вы продолжаете читать.

Доктор вернулся с чашкой кофе на пару.

– О, дай старику передохнуть.

– Старик? Вы все еще в расцвете сил.

– Скажи это моему больному легкому. Я высосал расцвет своей жизни через трубку давным-давно, а теперь я старик, – он вилял пальцем свободной руки, показывая на Кельвина, – и это случится и с тобой.

Кельвин кивнул.

– Вообще-то, поэтому я здесь.

– Ты наконец-то видишь свет и хочешь уйти? Ну, слава Богу.

– Я этого не говорил.

Даже мысль о жизни без эквария дала ему отступление.

– Я должен был догадаться.

Доктор покачал головой и сел, стараясь не пролить кофе, двигая Кельвина к другому стулу, от которого тот отказался.

– Знаешь, Монте, я надеюсь, что кханы не поймают тебя на таких разговорах.

– О, это напомнило мне. Кханы говорят, что цена выросла. Полагаю, полиция сломала одно из их колец, так что будет сложнее забрать вещи.

– Сколько?

– До семи Q за грамм.

Доктор подул на кофе, а потом сделал предварительный глоток.

– У меня есть деньги.

Кельвин пожал плечами.

– Я слышал. Вытащил Майлза под залог за сколько, тридцать тысяч?

– Ты бы сделал то же самое для меня.

– Но я не мог бы себе этого позволить, не с моими долгами. И не все получают капитанскую зарплату, знаешь ли.

– Да, и не каждый получает зарплату дилера. А что платят в наши дни Кханы?

– Это не так много, как ты можешь подумать, так как парни подо мной берут больше, чем их доля без меня, чтобы присматривать за ними. Но… я, наверное, мог бы тебя подцепить, если ты хочешь заключить сделку.

– Без шансов. Достаточно плохо, раз я покупаю дурь.

– Как скажешь. Так зачем ты здесь?

Монте сделал еще один глоток.

– Ах, да, ладно, мне приснился плохой сон…

– У меня только что прекратилось ночное освещение.

– Очень смешно, мистер Отчаянный со своими нудистскими журналами.

– Это низко, младший. Думаю, цена только что поднялась до одиннадцати Q за грамм.

– В любом случае… Я проснулся от этого сна, я даже не помню, о чем он был, и у меня было безумное чувство, что весь мир выходит из-под контроля. Я не знаю, как это описать. Как будто я знал, что я был в своей комнате, и всё было хорошо, но я не мог блокировать ощущение, что я падаю и поворачиваюсь. Это было ужасно, и я проснулся весь потный.

– Хмм… – доктор потер подбородок. – Сколько времени прошло до того, как ощущение прошло?

– Не знаю. Может быть, тридцать секунд.

– Была ли боль?

– Поначалу голова сильно болела, но это прошло.

– Какие-нибудь симптомы, кроме головокружения?

– Паника. Я почувствовал настоящую панику, и все мои мышцы были очень тугоподвижными.

– Были ли у тебя случаи головокружения в анамнезе?

– Нет. Так вот оно что?

– Может быть. Или, возможно, инфекция внутреннего уха. Ты использовал эквариум перед сном?

– Да, но я делал это десятки раз. Могу я что-нибудь взять, чтобы противостоять этому?

– Наркотики не так просты.

– Думаете, это так?

– Пока трудно сказать, но это очень возможно. Я рекомендую тебе перестать принимать их на некоторое время. Навсегда, если это возможно.

– Я уменьшу дозу.

– Эта штука убьет тебя, Кельвин, – он колебался. – Как твой дилер, у меня всегда есть больше вещей для тебя… но, как твой друг, я призываю тебя бросить как можно скорее.

Кельвин кивнул.

– Спасибо. Я брошу. Только не сейчас.

– Теперь иди к врачу и пусть он проверит на инфекцию внутреннего уха.

Кельвин почти добрался до пятой палубы, когда его внимание привлек скрежет. Он отпустил лестницу и проследил за ней до смотровой площадки. С другой стороны двери звук был слышен через определенные промежутки времени, теперь он стал мягче. Как стук по стеклу. Он прижал ухо к двери, но больше его не слышал, и задавался вопросом, было ли это все-таки его воображением. Он открыл дверь с командой управления на панели, и он взмахнул открытой, чтобы показать темную пустую комнату с огромными окнами, показывая черную пустоту. Ничего не выделялось.

Он все равно вошел в комнату, взявшись за винтовку.

– Свет.

Свет зажегся, и дверь закрылась. В дальнем углу стоял пропавший ликан, только теперь он выглядел совершенно по-человечески. Даже красный цвет его глаз смягчился до более нормальных серых, и его каштановые волосы и темное лицо выглядели почти обычными. Но Кельвин знал, что все не так просто.

– Капитан, я надеялся, что у нас будет возможность поговорить наедине.

Кельвин поднял винтовку и направил ее на ликана, готовый к наступлению.

– Попробуйте, капитан. Посмотрим, что получится.

Кельвин колебался. Он сомневался, что оборотень сможет увернуться достаточно быстро, чтобы не попасть в него, а Кельвину нравилось думать, что он довольно неплохой стрелок, но его беспокоило то, что он не сможет выстрелить достаточно пуль, чтобы убить оборотня до того, как его когти попадут на тело Кельвина. И если бы он не вырубил Джона Джонсона, второго шанса не было бы.

Так что, с некоторым сожалением, Кельвин опустил свою винтовку.

– Ладно, давай поговорим.

Оборотень расслабился и встал прямо, как обычный человек.

– Наконец-то, хоть немного вежливости.

– Чего ты хочешь?

– Я хочу поблагодарить вас за спасение моей жизни, – сказал оборотень с улыбкой.

Кельвин не знал, что с этим делать. Уловка, чтобы сбить его с толку?

– Не за что. Может быть, ты сможешь продемонстрировать свою благодарность, вернувшись на гауптвахту. Я был бы признателен.

– Сказать по правде, меня не очень волновало это жилье.

– Сбежать оттуда было ошибкой, ликан.

– С чего вы взяли?

– Каждому мужчине и женщине на этом корабле приказано пристрелить тебя на месте. Нигде для тебя не безопасно.

– Я не знаю, – скромно сказал он. – До сих пор я был в безопасности.

На его лице появилась смелая улыбка.

– Правда в том, что вы нашли меня только потому, что я этого хотел.

Кельвин поднял бровь.

– И зачем тебе это?

– Я хочу заключить сделку.

– Ты не даешь мне много причин доверять тебе, оборотень. Зачем ты сказал мне фальшивое имя, для начала? Мистер Джон Джонсон.

– Я не хотел оказаться в ваших компюютерах.

– Дайте угадаю… темное прошлое, возможно, криминальное? – Кельвин не удивился.

– Что-то вроде этого.

– Утаивание информации и ложь – не лучшее начало для того, кто хочет заключить сделку. Так как насчет того, чтобы начать с твоего настоящего имени?

– Хорошо. Тристан.

– Тристан, а дальше?

– Это оно. Просто Тристан.

– Что тебе нужно, Тристан?

– Ну, похоже, у нас с муниципальным правительством на Аросе Пять возникли разногласия.

– Арос… Это в пространстве Ротама?

– Да.

– Тогда меня это не волнует.

– А как же договор об экстрадиции?

– А как же он? Я не собираюсь обращать на это внимание. Во-первых, потому что это корабль разведки. Во-вторых, потому что Арос далеко отсюда. И, наконец, потому что договор распространяется только на людей.

– Это так холодно с вашей стороны, капитан. Почему вы так говорите?

– Я провел некоторое время на Троице. Детали которого не ваше дело.

– Атака Стригоя.

Оборотень отметил удивление Кельвина.

– Да, я слышал об этом. И ваша ненависть к Стригоям оправдана, но я оскорблен тем, что вы ненавидите меня, потому что по какой-то причине не можете отличить мой народ от их. Мы не более Стригои, чем ты. Эти кровососущие, лживые, двуличные ублюдки – у нас с ними нет ничего общего.

– Может быть, – сказал Кельвин немного неуверенно, – но через несколько часов это не будет иметь значения.

– И почему же?

– Я передам тебя либо Императорскому флоту, либо властям порта, в зависимости от того, что быстрее. Экстрадируют они тебя или нет, зависит от них.

– Что возвращает нас к сделке, которую я хочу.

Кельвин не доверял ликану настолько, чтобы заключить какую-нибудь значимую сделку, но он бы выжал из него все, что мог.

– Ладно, Тристан, ты хочешь сделку, так что мне нужен знак доброй воли. Как насчет того, чтобы рассказать мне, как ты сбежал с гауптвахты?

– Если вы хорошо разбираетесь в картах, то знаете, что я не могу просто так оставить чаевые.

– Тогда почему я должен тебе доверять?

– Потому что у нас так много общего.

– У нас нет ничего общего.

– Да ладно, капитан. Думаете, я не знаю, что вы такой же ублюдок, как и я? Может, я и не знаю о вас всего, но там, откуда я родом, ваш клан Креста хорошо известен. К счастью для вас меня не волнуют мелкие кровные распри.

Кельвин понятия не имел, о чем говорит Тристан, и не хотел об этом думать. Он мало что знал о собственном отце, но профилю его отца подошло бы участие в какой-нибудь сдержанной политике, даже с оборотнями.

– Хорошо, ты знаешь мою семейную историю. Это до сих пор не говорит мне, кто ты и чего ты хочешь от этого, Тристан.

– Всему свое время, капитан. Таков наш уговор. Я расскажу вам все, что вы хотите знать, за услугу.

– И ты получишь… что?

– Свободу. Я хочу, чтобы меня освободили на Алеаторе. Никаких вопросов, никаких записей, никакой полиции и никакой экстрадиции.

У Кельвина сузились глаза. Оборотень не должен был знать, куда они направляются.

– Почему Алеатор?

– Разве не туда в конце концов направляется ваш корабль? Думаю, мы оба согласны, что чем скорее я уйду с вашего корабля, тем лучше.

– И никакой экстрадиции? Ты знаешь правительство Алеатора, – если его так вообще можно назвать – они не обязаны соблюдать договор об экстрадиции. Их даже не приглашали на подписание.

– Я бы не хотел рисковать.

– Понятно…

Кельвин сделал паузу, а затем кивнул.

– Ладно, мы что-нибудь придумаем.

Это была ложь. Он ни за что не поставил бы под угрозу столько жизней, позволив оборотню сбежать, но ему пришлось притвориться, что он может, потому что ему нужна была информация об оборотне.

– Но я хочу несколько вещей наперед.

– Назовите свои условия, капитан.

– Я хочу, чтобы ты вернулся на гауптвахту добровольно, и я хочу, чтобы ты дал слово, что останешься там, пока мы не прибудем. И что ты больше не причинишь вреда моему экипажу.

– Согласен, – оборотень улыбнулся. – И для протокола, я никому не причинил вреда.

Кельвин почувствовал от него холодок.

– Подожди, я не закончил, – сказал он. – Я хочу знать, как ты сбежал, что случилось с камерой наблюдения, и как охранники оказались в изоляторе.

– О, нет, нет, нет, капитан. Вы просите слишком много. Все это пока мой секрет, но я обещаю вам: как только вы освободите меня, я отвечу на ваши вопросы. Я – ликан, а не Стригои. Мое слово – моя связь. А пока, однако, я мирно сдамся и вернусь на гауптвахту, пока у меня есть ваше слово, вы отпустите меня.

– Договорились, – сказал Кельвин, делая мысленную записку об отмене 219-го, – теперь, если ты не возражаешь, – он помахал пистолетом в сторону двери… – Гауптвахта ждет.

– Приближаемся к шестьдесят тысячам МК в секунду, – сказала Сара с штурвала, регулируя управление. – Бернеры на 5 процентов.

Большая красная планета еще не была видна через окна, и проецируемое изображение нависало над основным дисплеем.

– Хорошо, спасибо, – сказал Кельвин.

– Как долго мы будем в Алеаторе? – спросил Майлз.

– Ни на секунду дольше, чем должны, – Кельвин повернулся к Саре. – Свяжись с портовыми властями. Сообщите им, что посылка, которую мы обсуждали ранее, прибыла.

– Да, сэр.

Она начала говорить по гарнитуре.

Шень повернулся на своем стуле с терминала оперативников.

– Вы уверены, что это лучшая идея? Я имею в виду, что если он сможет вырваться из нашего трюма, то у него не будет проблем с тем, чтобы дать людям Алеатора упустить его тоже. И такое предательство с твоей стороны может его разозлить. Ну знаешь, спровоцировать его на что-нибудь смертельное.

– Принято к сведению, Шень, – сказал Кельвин. Раздражение пронзило его голос, но он был больше раздражен собой, чем своим офицером. Он ненавидел нарушать свое слово любому, даже Ремории, но на кону было гораздо больше, чем его честь. К сожалению, передав Тристана портовым властям, он потерял бы любую ценную информацию, которую утаивал оборотень, хотя Кельвин ожидал, что ликан все равно солгал бы им.

– Просто многие люди могут пострадать, сэр.

– Да, Шень, люди могут пострадать. Именно поэтому мы отказываемся от возможности получить больше информации, чтобы лучше обеспечить общественную безопасность. Даже в этом гнезде жуликов и головорезов все еще есть люди, которые заслуживают большего, чем смерть в когтях ликана. И последнее, что нужно галактике, это больше оборотней, если наш друг распространит свой яд. Алеатор заслуживает знать, что он унаследовал. Тогда у них хотя бы будет шанс бороться с этим.

Несмотря на то, что Шень допрашивал Кельвина, такая вдумчивость ему нравилась у его офицеров. Он нуждался в них, чтобы держать в узде, и часто их глаза были так же хороши, или лучше, чем его собственные.

– Я думаю, вы поступаете правильно, – сказала Саммерс с его стороны.

Он посмотрел на нее.

– Правда? Тогда, может быть, я все-таки поступаю неправильно, – сказал он с легкой ухмылкой.

Ее улыбка потускнела.

Сара заговорила:

– Сейчас на шестидесяти миллионах километров и до сих пор нет часовых. Просто третьесортный фрахтовый корабль переоборудовался на нашей позиции.

– Спроектируй это, – сказал Кельвин.

Шень принял, и через мгновение появилась парящая трехмерная модель перестроенного грузового судна, заменившая образ Алеатора.

– Это часовой корабль? – спросил Майлз.

Кельвин засмеялся.

– Добро пожаловать в Алеатор. Я так понимаю, некоторые из вас, кроме наших тайных яунтеров в демилитаризованной зоне, никогда не ступали за пределы Империи.

– Алеатор просто похож на кучу аванпостов, вращающихся по орбите планеты, – сказал Шень.

– Почему все так изменилось?

Ответ Майлза был почти криком:

– Всё, что угодно! Никаких законов. Ты можешь делать все, что захочешь, пока следуешь одному правилу – не зли Роскос!

– Несколько лет назад я провела некоторое время за Полярной границей, но даже там все было патрулировано и цивилизовано, – сказала Саммерс.

– Вы бы особенно ненавидели это место, – сказал Кельвин, и вернулся к Саре.

– Откройте канал до сторожевого корабля и установите координаты встречи. Сообщите капитану, что мы доставим оборотня на борт его корабля, и что никому из его персонала не будет позволено ступить даже на один дюйм на Ночной Ястреб, как только мы причалим.

– Хорошо.

Кельвин прослушивал служебный телефон.

– Хорошо, майор, мы скоро пристыкуемся. Приготовьте посылку и убедитесь, что ваши люди не бросят его, пока команда Алеатора не доберется до него.

– Он у вас, и, честно говоря, я буду рад от него избавиться.

– Я с тобой согласна.

Он отпустил коммуникатор, когда Сара махнула ему рукой.

– Замедление до совпадения с вектором приближения и стыковка через… чуть больше двух минут.

Когда корабль причалил и секунды тикали, Кельвин пытался замаскировать свою тревогу. Часть его хотела лично проследить за выселением оборотня, но такая операция была прерогативой майора, и если оборотень каким-то образом вырвется на свободу и увидит там Кельвина… все может стать ужасно. Он ждал на борте, позволяя минутам исчезать в тишине, пока голос майора не вернулся через переговорное устройство.

– Готово. Оборотень сейчас под стражей в Алеаторе, и все благополучно вернулись.

– Надеюсь, у вас не было проблем, – сказал Кельвин.

– Нет, он даже не пытался сопротивляться. На самом деле, он утверждал, что знал, что это случится.

Кельвин нервно хихикал.

– Держу пари, что знал. Очень хорошо, майор, хорошая работа.

Он выключил коммутатор.

– Это было слишком просто, знаешь… я немного разочарован, странным образом, – сказал Майлз.

Кельвин посмотрел на него.

– Обычно это хорошо.

– Часовой корабль отступил и уходит, – сказала Сара.

– Очень хорошо, Сара. Установите курс на Алеатор-1. И, Шень, проецируй изображение.

Первичная станция появилась на орбите вокруг планеты. Кельвин описал бы ее как конгломерат контейнеров и отставных космических кораблей больше, чем любую другую платформу. Но, очевидно, она делала свою работу, несмотря на то, что выглядела как мусор.

– Ух ты, ну и кусок дерь —

– Майлз, – Кельвин перебил его, – пойдем со мной. Мы собираемся навестить Алеатор-1, так что пора переодеваться.

– Я?

– Да, ты. Иди за одеждой для миссии от квотермастера и встретимся на пятой палубе. Остальные останутся на борту. Как только мы с Майлзом высадимся, пусть Ночной ястреб покинет станцию и включит систему стелс. Затем прочешите сектор, чтобы найти хотя бы малейшие следы Харбингера, но больше не приближайтесь к Алеатору-1, пока я не отдам вам приказ. Понятно?

– Да, сэр, – сказала Саммерс.

– Хорошо. И, Шень, подключись к местным базам данных и откопай всю информацию, какую сможешь. Я хочу знать, прибыл ли Харбингер, причалил ли он, прибыл ли он или выпустил каких-нибудь пассажиров. Я хочу знать все. И пометьте каждое имя в манифесте Харбингера, посмотрите, есть ли у кого-нибудь здесь какая-нибудь история . Координируйте ваши усилия с двумя аналитиками палубы по мере необходимости.

– Понятно, – сказал Шень.

– Превосходно. Саммерс, палуба на тебе.